Капля за каплей, Едва слышен перестук. Грешников воплей Отсюда слышен звук. Все мириады сетей — Работа сих умелых рук, А ты имеешь тысячу ключей От дверей смертельных мук. Колыбель ты споёшь, Всё сразу встанет на места, Но ты не уйдёшь, Не подведя веру в Христа. Разносится плач — Знак, уходить тебе пора. И лишь тот самый палач Сможет открыть тебе врата.
***
Инк и сам не знал, откуда ему было известно местоположение подопечного. Ноги сами повели его в больницу, сами подвели к нужной палате, будто под чьим-то влиянием он назвался «близким родственником» и его впервые пустили к тому, чью жизнь ему предстоит защищать на протяжении многих лет. Но для начала ему нужно помочь выйти из комы. В комнатке было не так и плохо, даже уютно. Большое окно позволяло лучам заката освещать комнату по вечерам, чем вовсю наслаждался ангел, сидя на своём стуле возле кровати больного и наблюдая красивое, ране недоступное его взору зрелище. Днями напролёт он сидел рядом и сжимал смуглую ручонку. Иногда даже получал ответ на своё прикосновение, и по лицу невольно расплывалась улыбка. Искренняя улыбка. Это было так странно. Даже самые крепкие и тёплые объятия друга с небес едва ли могли заставить уголки губ белокрылого приподняться. Мысли об этом лишь прибавляли желания поскорее обнять этого паренька с невероятно красивыми угольно-чёрными волосами. Когда-то Инк определённо его нарисует. Время шло тягуче медленно. Неделями напролёт художник только и делал, что сидел рядом, сжимая холодную руку. Даже когда заканчивалось время посещения, хранитель порой влезал в окно и продолжал охранять чужой сон. Врачи не давали обнадёживающих прогнозов. Но Эррор, а именно так, как выяснилось, звали этого человека, усердно цеплялся за жизнь и отказывался сдаваться. Инк и не догадывался, что, лишь ежедневно одаряя парня тёплыми прикосновениями, служит одним из главных связующих с живым миром. Спящий чувствовал, что ему ещё есть за кого цепляться. И продолжал отказываться сдаваться. Сжимал руку в ответ, кривился во сне, иногда чихал. И каждый раз, когда это происходило, ангел вздрагивал. Так непривычно. За все три, да-да, целых три невероятно долгих месяца хранитель всё же свыкся с новым состоянием. Поддерживать физическое тело оказалось не так сложно, как ему представлялось, достаточно просто, чтобы он справился. Есть, к счастью, ему было не обязательно. Всё же нечеловеческое происхождение отзывалось некоторыми деталями. Однако пить всё же следовало. В первые недели Инк не придавал этому большого значения, но вот когда губы и кожа окончательно пересохли, и даже врачи обратили внимание на его откровенно болезненный вид, пришлось сделать пометку на шарфе о том, что пополнять запасы жидкости в организме нужно хоть иногда. Повезло, что подобное состояние доктора списали на чрезмерное волнение за родственника. Три долгих месяца. За всё это время Эррор так и не вышел из комы, однако ангел и ухом не повёл. Знал, что очнётся. Не мог точно сказать, когда, но хотя бы за это не переживал. Всё давно запланировано, сценарий давно написан. Нужно было лишь набраться терпения и ждать. Дверь открылась с уже привычным скрипом. Бледные руки как всегда согревал бумажный стаканчик с горячим чаем из кофейного автомата, что находился на первом этаже около регистратуры. Сегодня, на радость белёсого, дежурила добрая медсестра, которая разрешила ему остаться с подопечным подольше. Плотно прикрывая за собой дверь, парень прошёл в палату, садясь на мягкий стул, что как и в первый день продолжал стоять около кровати Эррора, на чьё лицо сейчас падали последние лучики садящегося солнца. С неестественно бледных губ сорвался вздох, пропитанный усталостью от ожидания. Отпив глоток горячего напитка, Инк отставил стаканчик на тумбочку, стоящую рядом, и украткой дотронулся до смуглой ладони. Погладил, пощупал, по обычаю сплёл пальцы и… в мгновение почувствовал ответ. До этого полу-прикрытые гетерохромные глаза широко распахнулись, а сердце в груди замерло. На секунду чуть вздёрнутый носик сморщился, и Эррор, хлопнув густыми ресницами, с трудом приоткрыл глаза. Маленькие, словно детские пальчики сильнее сжали бледную руку, и только через пару мгновений брюнет перевёл взгляд на ангела, с неким удивлением оглядывая незнакомца. Инк впервые смог рассмотреть его глаза. Тёмные и глубокие, словно ночное небо, они завораживали своей драгоценной синевой, лишая возможности оторваться от их созерцания. Радужка левого глаза была обрамлена янтарным контуром, создавая красивый перелив; особенностью левого глаза же стала белоснежная обводка зрачка, также образовавшая плавный градиент. Гетерохромия. Вот только не такая, как у самого хранителя. Более уникальная и завораживающая. Смертные удивительны. Как долго они ещё играли в гляделки? Минуту? Две? Три? А может час? Вряд ли кто-то считал. Дыхание не сразу пришло в норму, а Инк всё никак не мог оторваться от столь желанной все эти месяцы картины. Лишь опомнившись, словно по щелчку пальца или тычка пальцем в лоб, он поспешно унял дрожь и кашлянул в свободную руку. Взгляд ненадолго забегал по палате. Ангел-хранитель собрался с мыслями, поглубже вздохнул, а затем снова погрузился в омут завораживающих синих глаз. Однако на этот раз не утонул — теперь у него есть небольшой навык «плавания». — Здравствуй, — как можно тише, чтобы не напугать только пришедшего в себя парня, проговорил белобрысый. — Меня зовут Инк. Ты помнишь, как тебя зовут? — темноволосый ненадолго заступорил, а после робко кивнул, все так же не сводя с нового лица взгляда. Кажется, к нему пока не пришло осознание происходящего сейчас и произошедшего за считанные минуты до попадания в кому. — Эррор, верно? — вновь неуверенный кивок. — Итак, Эррор. Понимаешь ли ты, где находишься, как долго спал, и что произошло до всего этого? Ответ последовал не сразу. Совсем не сразу. Юноша судорожно перебирал в голове варианты, но верный так и не нашёлся. Точнее тот, который он бы помнил. И это очень удручало. А ещё… Кто этот человек вообще такой, чёрт возьми? — Я умер? — в действительности это был первый вариант, пришедший на ум. На пухлых губах расцвела лёгкая улыбка, зато белёсый непонимающе покосился на парня. — Нет? Тогда почему передо мной ангел? Удивительно то, что эта фраза заставила Инка вздрогнуть и замереть. В людских шутках он мало чего смыслил, так что воспринял это незамысловатое высказывание всерьёз и конкретно так напрягся. Испугаться должным образом он не мог: бездушность давала о себе знать. Только спустя несколько секунд до него дошёл факт того, что всё хорошо. — Нет, ты жив. — Радует, — беззаботно отводя взгляд в сторону, Эрр вздохнул и легонько куснул губу. Бедняга правда пока не мог вспомнить, что же случилось. Скоро его придётся огорчить. Очень сильно. — Ты в больнице, — Инк же в свою очередь старался помочь пазлу в голове подопечного медленно собраться по кусочкам самостоятельно. Ведь сваливать на него всё случившееся сразу просто нельзя. Это может повергнуть его в глубокий шок и нанести ещё большую травму. Дрим говорил, что делать подобного не стоит. — И ты попал в авто-… автомо-… атомоб-… мгх… По итогу Инки, как любили его когда-то называть друзья, даже в силу своей бездушности переволновался. Так переволновался, что из головы вылетело произношение некоторых слов, и выговорить это дурацкое «автомобильную» всё никак не получалось. Мулата это, кажется, только позабавило. Этот блондинчик забавный, кем бы он ни был. Когда смуглую ладонь непроизвольно сжали сильнее, её обладатель вздрогнул и недоверчиво перевёл взгляд на сплетённые пальцы. Он даже и не заметил, в каком положении они находятся. Но бросать прохладную руку по какой-то неясной, совсем непонятной для едва очнувшегося сознания причине не хотелось. Это прикосновение, напротив, успокаивало. Ангел в итоге сдался. Тяжело выдохнув, он заправил прядь белёсых волос за ухо и посмотрел в глаза подопечного, который всё с тем же интересом разглядывал паренька с на его взгляд необычной и очень привлекающей взор внешностью. С бледных губ сорвалось тихое: «Я позову врача» — после чего хранитель нехотя отпустил ещё слишком слабую для сопротивления руку и поднялся с постели, оставляя Эррора недоумевающе хлопать пушистыми ресницами. На душе как-то тяжело. Нехорошее предчувствие. Слишком нехорошее.***
В отличии от Инка врач тянуть не стал, огорошил новостью сразу после проверки всех жизненных показателей — матери Эррора на этом свете больше нет. И вновь оставил парней наедине друг с другом. Эдакий засранец. Сейчас же оставалось только молча лить слёзы. Молочного цвета вязаный свитер в районе плеча уже весь был пропитан слезами, художнику даже стало зябко, но вида он не подавал, лишь продолжал утешающе гладить по спине и взъерошивать угольно-чёрные волосы. Чего только у Краёна младшего не было на уме. Он обнимает сейчас фактически незнакомого мужчину и льёт слёзы ему в плечо, хотя раньше не мог себе позволить заплакать даже при родной матери. Парадокс. Противоположные мысли же были куда печальнее. Что же теперь делать? Как дальше жить, как находиться дома в одиночестве и без присутствия самого родного человека на Земле? Как просыпаться с мыслью о том, что он больше не посмотрит ей в глаза, такие же бездонные, как у него самого? Как перестать думать о том, что погибнуть должен был он, а не эта замечательная женщина? Видимо, ответы ему никто не даст. – Эй... Поток мыслей прервал тихий, совершенно спокойный голос. Эррор уже не был в состоянии понять, раздражается его такой тон или всё же успокаивает. Роль безвольно висящей на чужих руках куклы сейчас как нельзя его устраивала, а ставшее размеренным поглаживание по волосам лишь только сильнее склоняло ко сну. – Не переживай так сильно, главное, что ты жив, что ты в целости и сохранности, а она сейчас в лучшем мире. Клянусь тебе, – сладкие речи только сильнее укачивали, а слёзы перестали катиться по щекам. На коже высохла тонкая солёная плёночка, заставляющая морщиться. – Мы что-нибудь придумаем, и всё будет хорошо. – Мы? – Мы. – Но я даже не знаю тебя... Художник приподнял уголки губ. – Я твой ангел-хранитель. Но его уже не слышали, с концами провалившись в тревожные сновидения.