Не отпускай...

      «Уже конец урока, а я в сотый раз переписываю это дурацкое письмо! Чёрт, как же меня это достало. Если я хочу наладить с ним отношения, то это нужно сделать как можно быстрее, пока я опять не натворил глупостей…»       «А может бросить всё? Зачем пытаться, тем более я уверен, он не захочет даже дружить с таким как я…»       Трэвис шёл по коридору. Настроение было паршивое. На пути ему встретились Салли и Эш. Он раздражённо посмотрел на Кэмпбелл. Почему он не родился девочкой? Так ведь было бы гораздо проще, влюбись он в парня.       «Какова причина того, почему я не могу нормально поговорить с Салли-кромсали? Сначала всё было нормально. Как только Фишера перевели в наш класс, я лишь изредка поглядывал на него во время уроков: «Какой чудной! Носить девчачью причёску!» — думал я, не подозревая, что скоро буду лежать и коротать ночи, мыслями о тех милых хвостиках…»       «Однажды мы столкнулись с ним в коридоре. В тот момент и яблоку негде было упасть, а он шёл и не видел меня потому, что говорил с Ларри. Не знаю почему, но мне захотелось, что бы он посмотрел на меня. Я нарочно задел учебники, что он стопкой нёс в руках. Они с грохотом повалились на пол, а Салли так посмотрел на меня, и мне сразу стало безумно стыдно. Позорный румянец появился на моём лице. Я не хотел, что бы Фишер видел меня таким. Оттолкнув его, я сказал первое прешедшее в голову: «Смотри по сторонам, чудила!». А потом быстро ушёл. Я настолько испугался, что не мог разговаривать адекватно. Я и сейчас боюсь тебя…»       Сбегая с места происшествия, Трэвис направился в мужской туалет, заперся в самой дальней кабинке и снова тихо заплакал. На костяшках пальцев правой руки осталось еле заметное красное пятнышко. Он огладил его, затем наклонился, закрывая лицо ладонями, и позволил слезам течь сильнее. — Я не хотел… Я не хотел делать тебе больно… Прости за то, что я такой мудила…

***

      Вечер. Трэвис сидел в своей комнате и делал уроки. География, биология, английский, математика… Математика. Он достал из кармана скомканный клочок бумаги, перечитал, затем взял новый листик и постарался истолковать на нём все свои чувства. «А что, если я во всём признаюсь, скажу как есть, тогда он простит меня и мы будем встре… Нет. Как я могу вообще думать о таком, после всего, что сделал ему и его друзьям?» — Трэвис на секунду остановился писать и посмотрел на записку. — «Ладно, ну и чёрт с ним, будь что будет. В конце концов я сам виноват.» — Успев написать пару осмысленных предложений, задира услышал стук в дверь. — Трэвис, сын мой, время для вечерней молитвы, — в дверном проёме стоял мужчина с длинной тёмной бородой. — Да, отец. — Хмуро ответил подросток, сжимая кулаки. Интересно, что же на этот раз придумал его папочка?

***

      Наступил долгожданный Колбасный день. Трэвис полюбил этот продукт относительно давно: когда принял пожизненный пост; когда отец стал проповедником; когда умерла его мать. С тех пор отец не разрешал ему есть мясо в любом его виде и представлении, пичкая овощами и сомнительными продуктами, «насыщенными белком». Но Фелпс быстро справился с этой занозой, употребляя школьную продукцию с содержанием запрещённого провианта. А во время Колбасного дня ему всегда доставалась добавка, так как доселе отравившиеся школьники не горели желанием повторить неприятный случай вновь.       В то время как слабые животы учеников старшей школы не могли пережить такие сэндвичи, Трэвис уплетал их за обе щеки, ощущая прилив жизненных сил и духовного равновесия. Можно сказать, бутерброды с колбасой делали его счастливым и энергичным.       Трэвис поспешил в столовую. Хотелось поскорее приступить к обеду и забыть обо всём на свете. Но прошло всего около десяти минут, как напротив него остановились Ларри и Салли. Подросток по привычке бросил им пару нелестных фраз, за что подпортил себе настроение. «Вот чёрт, да что я такое творю?! Они же даже ничего плохого не сделали, а я постоянно веду себя, как бешеная собака. Пора бы уже завязывать с этим, Трэвис!» — думал подросток, доедая обед.       То ли сэндвичи сегодня были менее успешными, то ли блондин менее голодным, но решение покинуть столовку, разыскать Салли и вручить ему «тайное послание», было принято незамедлительно. Перед тем, как отправиться на поиски, задира остановился у своего шкафчика, чтобы быстренько дописать пару недостающих строк, но из-под шарика ручки начал выходить полный бред. Закончив, он быстро пробежал глазами по тексту. «Почему первая часть написана с чувством, с толком, с расстановкой, а вторая бессмысленный набор слов и глупых пояснений?» — он тяжело вздохнул, а лицо приняло удручающий вид. Медленным шагом Фелпс достиг мужского туалета. Остановившись возле мусорки, он с силой сжал листок. «Чёрт, который раз я снова выбрасываю эти тупые записки? Который раз я обещаю себе, что наконец-то раскрою ему свои чувства? Хотя, может это даже и к лучшему, Салли наверняка ненавидит меня за всё, что я сделал. Ха-ха, да я просто трус, влюблённая малолетка призналась бы быстрее меня…» — слёзы разом наполнили карие глаза. Мутная плёнка сделала изображение размытым. — Да пошло оно всё! — Трэвис закрыл рукавом лицо, бросил записку в сторону урны и заперся в последней кабинке, давая полную волю слезам.       Неожиданно послышался щелчок и дверной скрип. Кто-то зашёл в туалет. Немного постояв у входа, этот «кто-то» прошёл дальше, вдоль белых дверец.       Тишину развеял необычайно мягкий голос. Фелпс был не в настроении разговаривать с кем-либо, поэтому ответил грубо, с явным намёком оставить его одного. Но собеседник за дверью не унимался. Им оказался обожаемый Фишер, с которым Трэвис меньше всего мечтал встретиться в данный момент. Сейчас он не может нормально думать и рационально оценивать ситуацию, хотя он никогда не может мыслить здраво, если рядом голубоволосый. По мимо всего вышеперечисленного, его ужасно смущал свой дрожащий голос и всхлипы, как будто служившие знаками препинания.

***

      «Ох, Господь! Салли-кромсали, ты такой добрый и милый! Не уж то это не сон? Ты простил меня, нет, даже больше, предложил свою дружбу! Фу-у-у-х, нужно успокоиться и прийти в себя. Так, Трэвис, тебе дали второй шанс! Только попробуй просрать и его!» — уверенность и чувство лёгкой эйфории наполняло всё тело Фелпса.       Он решительно шёл в класс, надеясь, что больше никогда не будет запираться в спасительной кабинке.