Она сразу же узнает его. Он выглядит знакомым, и по какой-то причине слова, сказанные им, ранят больнее, чем должны.
***
Мальчик. С белыми волосами и серыми глазами. С заразительным смехом и красивой улыбкой. С чувством юмора и доброй душой.***
Она сразу же узнает его. Правда, не может понять, откуда его знает. Это подобно дежавю. Ее внимание привлекают его белые волосы. Он стоит впереди группы, внемлет словам профессора Макгонагалл. Гермиона почти не слушает, смотрит ему в затылок, когда они поднимаются по главной лестнице. В какой-то момент он оборачивается и смеется над шуткой своего друга, а она быстро отводит глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом. В нем есть что-то странно знакомое, словно она видела его раньше. Разумеется, это невозможно: ведь он волшебник, а она всего пару недель назад даже не знала о существовании магии. [Конечно, она ей снилась, как и многим детям такого возраста]. Разве что могла заметить его в Косом переулке, когда покупала школьные принадлежности; она уверена, что не забыла бы его. Но не было ни одной причины его узнавать. Профессор Макгонагалл останавливает их и велит ждать на месте, пока она не вернется из Большого зала: Гермиона сотни раз читала о нем в «Истории Хогвартса» и запомнила его расположение. Все молчат. Стесняются. А затем он — тот мальчик с белыми волосами — подходит к знаменитому Гарри Поттеру [тому самому, о котором все говорили в поезде]. Он высказывается об известности Поттера, оскорбляет его рыжеволосого друга по фамилии Уизли или что-то в этом роде, а затем представляется — и все на одном дыхании. Драко Малфой. [Он произносит свое имя, словно оно что-то значит. Он самодоволен, и высокомерен, и заносчив]. Она решает: нет никаких вариантов, что она может его знать. Она никогда не дружила с подобным грубияном.***
Детская площадка. Качели. Она раскачивается назад и вперед, и ветер играет с ее волосами. Чьи-то руки толкают качели. Подбрасывают ее в воздух. Дают ей жизнь. Смех. Мальчишка позади нее ухмыляется. — Видишь? Я же говорил, что это как летать. — И откуда тебе знать, каково это — летать? — Это секрет. — Я умею хранить секреты.***
— Грязнокровка. Голос полон ненависти и отвращения. Даже если бы это было не так, его насмешка весьма красноречива. Из-за унизительного прозвища, о котором она читала лишь в книгах, на глаза наворачиваются слезы. Она знает, что оно значит, что символизирует. Она знает, насколько оно ненавистно и отвратительно. Еще до этой минуты ей было известно, что когда-нибудь ее так назовут, и она готовилась к этому. Но все-таки оказалась не готова. Как оказалась не готова и к боли, которую ощутит впоследствии. Ее по-прежнему преследует чувство, что они знакомы; и по каким-то причинам оскорбления, брошенные им в ее адрес, ранят сильнее, чем должны.***
— Отойдите от нее. Голос слишком сильный и властный для пятилетки. Двое мальчуганов смеются над ней. — Уйдите. Они считают ее чудной. — Сейчас же. Они быстро убегают. Она всхлипывает. — Они просто дураки, Грейнджер. Не слушай их. — Они правы… — Ты не чудная… Ты особенная.***
— Грейнджер. Она его игнорирует. И все же фамилия — ее фамилия на его устах — звучит так знакомо. Словно она уже слышала ее. Разумеется, она слышит это каждый день, начиная со второго курса, когда он начал обращаться к ней по фамилии, как к Гарри и Рону. Это отделяет их от остальных сверстников, — то, как он произносит их фамилии. Как будто они недостаточно хороши или слишком хороши, чтобы зваться по имени. Это отделяет врагов от друзей. Это — как оскорбление. И все же голос, который она слышит в голове [и клянется, что он настоящий], — спокоен, и ласков, и дружелюбен. — Грейнджер. Наконец она спохватывается. Поворачивается на стуле и бросает убийственный взгляд на мальчишку с белыми волосами и серыми глазами. — Чего тебе, Малфой?! Он ухмыляется, отпускает комментарий насчет ее волос, а затем уходит прочь.***
Каток. Мальчик, который не сможет прокатиться даже ради того, чтобы спасти собственную жизнь. Девочка, такая талантливая и свободная, тянет его за собой. Он держится за нее, как будто она — его спасение. — Чего ты добиваешься? Моей смерти? — Конечно нет, глупенький. Какая от этого была бы польза? — Это твоя отплата, верно? Потому что прошлым летом я заставил тебя залезть на те качели? — Понятия не имею, о чем ты. Угрюмый вид. Смех. — Я собираюсь тебя отпустить, хорошо?.. — Нет! Никаких «хорошо», даже не думай… Гладкое скольжение. Уверенная остановка. — У меня получилось… — Я же говорила, в этом нет ничего сложного. — Из нас вышла хорошая команда.***
Она смотрит через стол на своего партнера по лабораторной. Он погружен в работу, сконцентрирован на уравнении для зелья, лежащем прямо перед ним. Они оба лучшие в классе, исходя из чего их поставили в пару. Они как пламя и лед, он и она; и все же они составляют исключительную команду. Оба целеустремленны и трудолюбивы. Их препирания, и оскорбления, и угрозы, и тот факт, что каждый из них хочет быть лучшим, даже если это значит делать больше других, — все неважно. Между ними существует своего рода… химия. И это озадачивает, потому что она не понимает, как можно ненавидеть друг друга, не иметь ничего общего, но при этом отлично работать вместе. И это кажется… правильным. Это кажется нормальным. Ей это кажется знакомым… словно они уже работали вместе. То есть, еще до Хогвартса. Но это невозможно. [Мама говорит, что это игра ее воображения.] После двух недель совместной работы они получили высший балл за лабораторную. И когда в конце урока она собирает свои вещи, то замечает, что он задержался в дверном проеме. — Что? — спрашивает она. — Из нас вышла хорошая команда.***
Громкий «БАХ». Звучный «БУМ». Ужасающий визг. — Ты ведь не боишься грозы? — Немного… Знаешь, это совершенно логично. У этого даже есть свое название. Усмешка. — Не сомневаюсь. Хныканье. — Не бойся, я защищу тебя.***
Цепкие пальцы охватывают запястье, и она испуганно вскрикивает, когда ее резко затаскивают в альков. Противник прижимает ее к стене, и она начинает активно вырываться, стараясь отбиться. Он сильнее. Он ворчит, когда она коленом пинает его в бедро, а затем, в попытке обездвижить, телом вдавливает ее в стену и проталкивает свои ноги между ее. Она в ловушке. На какой-то миг она думает, что он может ее изнасиловать. — Я не причиню тебе вреда. Она сразу же узнает голос, принадлежащий Драко Малфою. Но он не заносчив, и не самодоволен, и в нем не звучит привычной ненависти. Этот голос спокоен, и ласков, и… дружелюбен. Он никогда с ней так не разговаривал, но все же она готова поклясться, что слышала его раньше. — Малфой… что тебе нужно? — Кое-что произойдет, Грейнджер, завтра. Кое-что плохое, — он полон отчаяния. Она вроде как ощущает к нему сочувствие. Тревогу. Но в большей степени — страх. — Что произойдет? — Я не могу сказать. Просто… защити себя. И своих друзей. Это все, что он говорит перед тем, как покинуть ее наедине с мыслями.***
Грязная обувь. Разбитые коленки. Оранжевые, и красные, и желтые листья. – Я больше не могу с тобой видеться. – Что? Почему? Я что-то сделала не так? – Нет, ты ничего такого не делала. Но сделал я. – Что это? – Я… я не могу сказать. Просто… мой отец, он… – Не любит девочек. Может, я поговорю с ним? Может, я ему понравлюсь. – Не понравишься. Извини. – Я хотела бы остаться с тобой навсегда. – И я.***
Обливиэйт.