Ей одиннадцать, когда он впервые видит ее,
и он готов поклясться, что это не первая их встреча.
* * *
Он сидит в одном из купе для первокурсников. Слева от него — Винсент Крэбб. Справа — Грегори Гойл. Отцы обоих мальчишек являются «деловыми партнерами» его отца, и поэтому, по умолчанию, они дружат многие годы. На фоне этих двух тупых толстяков он выглядит еще умнее, чем уже есть, поэтому держит их рядом. Напротив него — вечно раздражающая Пэнси Паркинсон; он познакомился с ней два года назад, ее отец также «деловой партнер» отца, и она влюблена в Драко по уши. Когда она не пускает по нему слюни и не борется за его внимание, кажется вполне ничего. Слева от нее — Теодор Нотт. Его отец тоже друг семьи, и в отличие от Крэбба, Гойла и Паркинсон, Драко никогда не вынуждали общаться с ним. Справа от нее — Блейз Забини. Его отец умер, а мать за последние одиннадцать лет пережила еще семь браков. Он единственный, кто не связан с семьей Малфоев через «бизнес» или многолетнюю дружбу; и он единственный, кому Драко доверил бы свою самую сокровенную, самую темную тайну. Он этого не сделал. Но мог бы. Блейз и Тео обсуждают слух, который бродит по поезду, переходя из купе в купе. Говорят, что с этого года в Хогвартсе будет учиться Гарри Поттер. Отец уже предупредил его о возможности возвращения Мальчика-Который-Выжил в волшебный мир после одиннадцати лет жизни в маггловской семье. Ходят слухи, что он даже не знал, что был волшебником. Полукровка. Вдруг открывается дверь. И на мгновение Драко кажется, что он видит ангела — или, по крайней мере, призрака. У него перехватывает дыхание, когда в проеме появляется миниатюрная девчушка с густыми волосами и большими карими глазами. — Привет, — дружелюбно здоровается она, улыбаясь. Он слишком увлечен, разглядывая ее, чтобы заметить чью-то реакцию, но судя по тишине, воцарившейся в купе, ее присутствие нежелательно. Ее голос звенит в ушах, и он готов поклясться, что каким-то образом узнает ее. И эти зубы, которые кажутся слишком крупными для ее рта. Более того — ее глаза. Огромные каре-золотые колодцы, теплые и манящие. — Вы не видели жабу? Мой друг потерял жабу, он говорит, что она где-то в поезде, — спрашивает девчушка с невинным видом. — Нет, — просто отвечает Тео. — О, — бормочет она, явно разочарованная. Она неловко опускает глаза, прикусывает губу и в глубокой задумчивости трижды постукивает носком ботинка по полу. — Ну, если встретите жабу, его зовут Тревор, — наконец говорит она, поднимая лицо с мягкой, застенчивой улыбкой. — А мальчика зовут Невилл. Я бы очень хотела остаться и поболтать. Дождаться не могу, когда увижу школу! Но я уже пообещала Невиллу, что помогу найти Тревора — это его питомец, вы же понимаете. В любом случае, спасибо за уделенное время! И затем исчезает черно-каштановым вихрем. Драко смотрит на место, где она только что стояла, не в силах — или не желая — отвести взгляд. Кто это был? И почему ее голос звучит так знакомо? * * * — Если бы ты могла завести любого питомца, вообще любого, кого бы ты выбрала? — Любого? Даже волшебного? — Любого. — Тогда, дракона. И назвала бы его Драко. * * * Ошеломленный голос Тео вырывает его из задумчивости. — Кто это был, черт возьми? — Ее зовут Гермиона Грейнджер, — отвечает Пэнси. — Странное имя, правда? В любом случае, в ней нет ничего особенного, просто еще одна мелкая грязнокровка, — выплевывает она. — Откуда ты знаешь? — спрашивает Драко. Часть его искренне интересуется. Другая — хочет, чтобы это оказалось просто слухом. — Видела ее в Косом переулке. Она была с профессором Макгонагалл. Только грязнокровки ходят с профессором за школьными принадлежностями. Драко хмыкает, но больше ничего не говорит, удобнее усаживаясь на своем месте. Его мысли постоянно возвращаются к этой Грейнджер, поэтому он вовлекает Блейза в игру в волшебные шахматы, которая займет их на несколько часов. В конце концов, Драко побеждает, даже несмотря на рассеянность. В конце концов, он решает, что узнает ее только из-за голоса, услышанного в Косом переулке. [В ту ночь ему снится мороженое, смех и эта девочка.] * * * Его отец негодует из-за нее. Конечно, Люциус Малфой ненавидит всех грязнокровок, но его ненависть к ней еще до того, как увидел ее, приводит в недоумение. Да, Драко жаловался на нее несколько раз — потому что она настырная всезнайка, учительский прихвостень, которая до сих пор умудрялась обходить его по всем предметам. Но реакция отца чрезвычайно враждебна, даже для него. Его слова резки, пронизаны ядом, а взгляд смертельно опасен. Драко почти жалеет, что рассказал о Грейнджер в ту же секунду, как они столкнулись с ней, Поттером и Уизли в Косом переулке. Как отец выплевывает ее имя, смотрит на нее, говорит с ней. Критикует статус ее крови, делает неприятное замечание о ее родителях — которые на самом деле не имеют к этому никакого отношения. Это его беспокоит. Но она стоит на своем, держится прямо и смотрит гордо, не обращая внимания на оскорбления его отца. И он почти ухмыляется, потому что выражение лица Люциуса Малфоя бесценно. И только когда она отворачивается от них, он замечает мимолетный взгляд ее больших дымчато-карих глаз. Разочарование. Неодобрение. Боль. И вдруг он действительно жалеет, что рассказал о ней отцу. [Ночью ему снова снится та девочка, она плачет из-за мальчишек, которые смеются над ней — называют фриком. И даже он настоящий хочет проклясть их за то, что причинили ей боль.] * * * В ту же секунду, как кулак врезается ему в нос, он сбит с толку. Во-первых, он не чувствует ничего, кроме боли, причем такой ослепительной — нос сломан, а из раны сочится красная липкая кровь. Во-вторых, он чувствует злость и унижение — злость на грязнокровку за то, что ударила его, не говоря уже о том, что вообще осмелилась прикоснуться, и унижение из-за того, что она обманула и победила. Снова. А потом, когда бежит вверх по холму к пешеходному мосту, запрещая своим «друзьям» рассказывать кому-либо о случившемся, он слышит голос. Просто голос. Ее голос — голос той самой девочки: — Ох, прости! Прости меня, Драко! Слова эхом отдаются в его голове, вызывают головокружение и смятение, и он инстинктивно оборачивается в поисках нее. Однако, замечает лишь Трио, спускающееся с холма к хижине великана. [В ту ночь ему снится какая-то возня и его девочка. Они все больше пачкаются, визжат и смеются, кувыркаясь в мокрой траве и изображая драку. Когда она наносит особенно сильный удар, который заставляет его упасть на землю от боли, она паникует и падает на колени рядом с ним. — Ох, прости! Прости меня, Драко! — Думаю, ты и сама не знаешь, насколько ты сильная, Ге… Он почти произнес ее имя.] * * * Он — как и многие другие — поначалу даже не узнает ее. Она одета в красивое, приталенное платье цвета перванш, которое творит чудеса с ее девичьими изгибами. Волосы аккуратно зачесаны назад и уложены — наверное, впервые в жизни. На ней не так уж много косметики, но от той, что нанесена, карие глаза кажутся выразительнее — они чем-то напоминают расплавленный шоколад и карамель; на губы нанесено немного блеска. Она прекрасна. На мгновение он забывает, что она грязнокровка. Он забывает, что она дружит с Поттером и Уизли. Он забывает, что она стоит за все, против чего выступает он — по собственному выбору или нет. Он совершенно забывает, кто она такая. И на мгновение он забывает, что у него есть спутница, которая дергает его за руку и посылает усмешки в сторону Грейнджер. Она делает грубый комментарий о том, что Грейнджер — не что иное, как привлекающая внимание шлюха, и Драко приходится прикусить язык, чтобы удержать мысли при себе: это не Грейнджер дергает его за рукав и ходит кругами, как будто владеет всем чертовым замком. Тем не менее, когда она со своим кавалером проходит мимо него в Большой зал — с его кумиром, которого Драко теперь вряд ли захочет боготворить, — он бросает ей оскорбление, что-то даже отдаленно не имеющее смысла, ведь именно так он всегда поступает. [В ту ночь ему снится его девочка. Она одета точно так же, как принцессы из ее сказок — диадема и блестящие туфли. Она поворачивается к нему, радостно хихикая. — Как я выгляжу? — Прекрасно. Так, как будто бы у тебя нет девчачьих вшей.] * * * Он чувствует себя виноватым в ту же секунду, как видит красные, жуткие шрамы на ее фарфорово-белой руке. Преследовать Трио и поймать их в разгар встречи АД было прекрасно — и совершенно безобидно. Конечно, пока он не начал замечать шрамы, появляющиеся у всех на руках. Не нужно быть гением, чтобы понять, что делает Амбридж — особенно если принять во внимание их исписанные руки. Грейнджер — правша, а шрамы у нее на левой руке. По сути, Амбридж мучает их. Мучает ее. Одна эта мысль вызывает у него тошноту. Он записался в ее дружину, чтобы владеть хоть каким-то контролем, чтобы на него с завистью смотрели сверстники, чтобы показать свое превосходство. Чтобы отец им гордился. Никто ничего не говорил о пытках. Он застает ее за занятиями в библиотеке — залечивающей левую руку — и, прежде чем успевает отговорить себя, в четыре больших шага подходит к ее столу. Достает из внутреннего кармана мантии маленький флакон с прозрачной жидкостью и ставит на стол рядом с учебником по трансфигурации. Делает шаг назад и задерживается рядом ровно настолько, чтобы увидеть, как она поднимает лицо и смотрит на флакон. Он наблюдает, как трепещут ее ресницы, а нос смущенно морщится, когда она наклоняет голову, чтобы посмотреть на него. — Что это? — Зелье. Она приподнимает брови. — Мало того, что я под наблюдением до конца года, так ты еще и отравить меня решил? Он закатывает глаза и с ухмылкой качает головой. — Это поможет от боли и жжения. Она снова выглядит смущенной, и он указывает на ее руку на столе рядом с книгой. Она отдергивает ее и прячет на коленях, глядя в сторону. — В общем, я не знал, что она так поступит… что сделает такое. Она никогда не упоминала о тех перьях. — Спасибо, — бормочет Гермиона. Он кивает, собирается уйти, но замирает на полушаге и поворачивается к ней лицом. — Оно концентрированное, так что используй понемногу. Его хватит надолго. На ее губах появляется улыбка. — Я тебя услышала. Он ухмыляется. А потом уходит. [Как всегда после встречи с ней ему снится его маленькая девочка с ободранными коленками. Она грустная, растерянная и в то же время ей больно. Он опускается рядом с ней на колени. — Вот, я все исправлю. — Как? — она икает. Он усмехается, нежно проводя рукой по ее разодранной коже. Улыбка, полная изумления, озаряет ее лицо. — Волшебством.] * * * Когда он не пытается игнорировать слепящий страх, овладевающий душой из-за возможности не выполнить задачу, то пытается игнорировать эту странную и… тревожную одержимость, которую развил в отношении Гермионы Грейнджер. Когда он не думает, не планирует и не волнуется, он наблюдает за ней. Просто наблюдает. С безопасного расстояния. В ней есть что-то завораживающее и… он как будто чувствует притяжение. Своего рода связь. Как будто должен знать, где она, с кем она и что делает каждую минуту каждого дня. А если не знает, то должен узнать. В последнее время она проводила много времени в библиотеке — во всяком случае, больше обычного. И все меньше и меньше с этим болваном и пронырой. Чаще всего она выглядит несчастной и замкнутой, и он ощущает необоснованную потребность причинить боль и замучить того, кто сделал это с ней. Конечно, иногда он сам делает ее несчастной — или, по крайней мере, делал раньше, когда ему это нравилось, — но, в общем, ему это позволялось. Никто другой не имел права так себя с ней вести. Когда он узнает, что дело в Уизли, который последние две недели слонялся по школе с этой шлюхой Лавандой Браун, он почти бросает жалкого мелкого предателя крови к ближайшей стене и проклинает его. Драко ничего так не хочется, как разорвать ему глотку и заставить страдать, но он сдерживается — потому что, честно говоря, как бы он это объяснил? Когда разносится слух о том, что она приглашает Кормака Маклаггена на небольшую вечеринку профессора Слагхорна, у него в груди поселяется напряжение, к которому он не готов. Зачем он ей? Он нечистый и жалкий, и… потом он понимает причины, и это завязывает внутренности в узел. Она хочет заставить Уизли ревновать. Вот, по сути, почему он срывает вечеринку. Посмотреть, где она, с кем и что делает. Чувство удовлетворения охватывает его, когда он поверх нескладного плеча Филча замечает, что она избегает своего спутника. По крайней мере, она может сама о себе позаботиться. Два часа спустя он оказывается в темном коридоре за дверью комнаты, где проходит вечеринка. Он ждет ее. Когда дверь открывается, и студенты выходят по двое, он задерживает дыхание. Вдруг она не одна? Вдруг решит уйти с Поттером? Или еще хуже — вдруг действительно уйдет с придурком Маклаггеном. Он видит подол платья прежде, чем ее саму. Одну. Он поймал себя на том, что наблюдает, как она идет по коридору — прямо к нему. Не успев даже подумать, он выскакивает из тени и обхватывает рукой ее запястье, увлекая в альков. Она вскрикивает, когда он толкает ее к стене, борется, пытается отбиться. Но он сильнее, даже когда она пинает его коленом в бедро. Он хмыкает, в панике прижимаясь к ней всем телом, чтобы успокоить и удержать. — Я не причиню тебе вреда, — шепчет он на ухо. Она перестает сопротивляться, и вся словно сжимается. — Малфой… что тебе надо? Он отодвигается достаточно далеко, чтобы посмотреть на нее, но они все равно настолько близко друг к другу, что он своим носом задевает ее нос. Он чувствует ее тревогу и страх через тепло ее тела. Когда она оглядывается, в широко раскрытых глазах сияет любопытство и замешательство. — Завтра кое-что произойдет, Грейнджер. Кое-что плохое, — бормочет он. Его голос звучит отчаянно даже для него самого. — Что? — Я не могу сказать. Просто… сумей защититься, — сурово шепчет он. — И защити своих друзей. И затем, прежде чем его рот решит выдать что-нибудь еще, он исчезает. [А потом, лежа в постели, до него доходит, почему его так… влечет к ней. Почему он так одержим ею и пытается защитить. Она напоминает его девочку. И это неудивительно, потому что он был одержим и пытался защитить ее, сколько себя помнил.]