Мать Тереза

      Хотя я сначала и думала, что мне всего лишь показалось, к счастью это было не так. Мне понадобилась почти неделя школьной жизни, чтобы я полностью смогла найти эту девочку, которая привлекла мое внимание. Она то и дело мелькала в коридорах, приковывая мое внимание. Она настолько сильно заинтересовала меня именно потому, что она была на меня похожа и не похожа одновременно.       К тому же, мое внутреннее чутье почти что захлебывалось в предвкушении каждый раз, когда я хотя бы замечала кончик ее светлых длинных волос. Они у нее были светлыми и немного волнистыми, похожими на расплавленными лучики солнца. А глаза — небесно-голубые, такие чистые-чистые, что в них, казалось, можно было утонуть. Словно смотришь в бездонные озера с чистой, как слеза, водой. Я бы влюбилась в ее очаровательную и красивую мордашку, если бы была парнем.       А так нет, могу лишь эстетическое удовольствие получать. Это ведь все равно, что пойти в галерею искусств, чтобы полюбоваться на красивые картины или статуи. Какие вы чувства испытываете? Ну уж точно не влюбленность. Нельзя предметы искусства любить, они просто не предназначены для этого. Примерно что-то подобное я испытывала каждый раз, когда любовалась Рейзелом и папой Виктором. А потом еще и М-21 и М-24, хотя последним, наверное, никому кроме меня и в голову не пришло бы любоваться.       Но я ведь своеобразный человек, так что не удивительно.       Нет, всех своих домочадцев я действительно люблю, в этом даже сомнения нет. Как отца, как братьев, которых у меня никогда не было. Но если бы не это, а эти люди были для меня посторонними, я бы даже не подумала влюбляться в них. Причину я уже упомянула.       Я бы сказала, что эта девочка, о которой я не могла перестать думать, похожа на дочь папы Виктора куда сильнее, чем я — цвет волос, глаз, черты лица… Если бы я не видела ее родителей (иностранцы из Франции, поэтому ее и звали Одетт), то я бы подумала, что Франкенштейн внезапно стал папой. Ну, или учитывая его возраст, то дедушкой или прадедушкой (а может и прапрапра… в общем, не важно).       Мне понадобилась почти неделя, чтобы понять, что она и есть моя сестра — та толкающаяся девочка и веселый грудничок, которую звали Джун и с которой нас разлучили. Заподозрила я случайно, когда стала думать о своей сестре, а система сообщила, что я уже с ней встретилась. В итоге я стала перечислять абсолютно всех девочек, с которыми общалась, разговаривала или видела хотя бы мельком. В итоге путем этого перебирания выяснилось, что Одетт — это действительно моя сестра.       Если честно, мне до сих пор странно понимать, что это действительно так.       Сестра…       У меня действительно есть сестра.       Нет, я и раньше знала, что такое действительно имеет место быть, но обычно это знание крутилось где-то на фоне, не забираясь в мои мысли. Я едва ли думала о ней в последние шесть, если не семь, лет. А если и думала, то настолько мельком, что не могла сосредоточиться на этой мысли дольше, чем на пару секунд. Но теперь, когда я знаю, что моя сестра находится поблизости, практически в шаговой доступности, я не могу перестать думать о ней.       Я не могу перестать думать о том, какой она человек. Не могу перестать думать, в каких условиях она росла. Каковы люди, что ее воспитывали? Какой у нее характер? Что ей нравится? Чем она живет? Кем она хочет стать? Есть ли у нее друзья? А если есть, то сколько их? Любит ли она читать? Какие у нее любимые игрушки, если они, конечно, есть? Есть ли у нее домашние питомцы? Любит ли она кошек так же, как их люблю я?       Стоит признать, что долго быть молчаливым наблюдателем я не смогла. На этом моменте для меня даже прибытие Региса и Сейры прошло практически мимо моего внимания, хотя они и поселились в моем доме. Им не нравились М-21 и М-24, хотя они и старались не показывать этого, когда я находилась рядом. Наверное, наедине они пытались добиться от них чего-то, но не при мне. Меня, кстати, они не чувствовали, как модифицированного. Это в очередной раз подтверждает, что в исследованиях Кромвеля и Айрис что-то пошло не так, а я и вовсе какая-то сказочная зверушка, похожая неизвестно на что.       Так вот, возвращаясь к Одетт, я не могла перестать думать о ней. Впрочем, мой характер был достаточно боевым, а я — достаточно решительной, чтобы в итоге специально подойти к ней, чтобы познакомиться и, может быть, даже подружиться. Все-таки, отсиживаться где-то в стороне было не в моих правилах. Наверное, не самое мудрое решение, если за ней следят ученые СОЮЗа (хотя это едва ли), но я никогда не была фанаткой теорий Мирового заговора. И я действительно хотела узнать, какая она, моя сестра. Вот и подошла.       Знаете, она так удивилась… В Корее достаточно настороженное отношение к иностранцам, особенно если у них яркая и привлекающая внимание внешность, которая так не похожа на внешность обычных стреднестатистических Корейцев. Конечно, это во многом зависит от школы и класса, но примерную идею вполне можно уловить. Так вот, оказалось, с Одетт никто не дружит. Если в начальной группе детского сада все было еще более-менее, так как детям мало дела до статусов, внешности и крови, то к окончанию учреждения, все было… Все плохо. Да и с учителями, которые должны были быть по идее поборниками толерантности и сглаживания углов между учениками, все обстояло примерно также.       Так что она с удовольствием стала общаться со мной, как с единственным ребенком, который захотел подружиться с ней. Разумеется, о том, что мы сестры, она не знала (только я со своим острым зрением и владением Системой могла предположить это, что звучало для всех остальных реально дико). Но это не мешало нам общаться, учитывая, что я тоже была вроде как иностранкой, а еще самой младшей в своем классе, что тоже не добавляло мне любви одноклассников. Да и мое взрослое мировоззрение довольно сильно отличалось от детского, что отпугивало от меня тех, кого, может быть, не отпугнуло все остальное.       Для того, чтобы портить мне жизнь, дети еще не доросли, поэтому просто предпочитали игнорировать. Конечно, поначалу еще пытались как-то задеть, но так как я не реагировала на эти подколки, то отстали. Тем более, что училась я спокойно и ровно, особо не выпячиваясь. Если я правильно помню, то кнопки в туфли, разрисованная парта, выкинутые вещи и порванные тетради начнутся к концу начальной — началу средней школы. Впрочем, как я уже говорила, это зависит уже от школы и класса, так что мне, возможно, удастся этого избежать. Все-таки, подобной травли мне еще в прошлой жизни хватило, так как за нас, детдомовских, некому было заступиться.       Вот нас и травили, кто во что горазд.       Одетт, которую так назвала мама, которая ее удочерила, была тихой и спокойной девочкой, которая предпочитала чтение книг и фантазии, а вот активный отдых ей не сильно нравился. Почти как мне, хотя я и любила побегать. Я познакомила ее со своими дядями (М-21 и М-24), а также с папой Виктором, Рейзелом, Шинву и его компанией, которые заходили за мной. Я знаю, что, кажется, Кадис нравился Одетт. Она возможно даже была влюблена в него, хотя мне и трудно было сказать, потому что для четкой уверенности прошло слишком мало времени.       Мы дружили и рисовали вместе, а еще М-21 и М-24 с Шинву и его компанией сводили нас в парк аттракционов, тогда как Франкенштейн и Рей остались дома, занятые какими-то делами. Возможно, Регис и Сейра остались с ними, хотя я не была в этом так уверена. Мне нравилось наблюдать за Одетт и искать наши схожести и различия. Иногда мне казалось, что мы похожи, как две капли воды, если не учитывать цвет волос и глаз. А иногда я даже сомневалась, что мы действительно близнецы, потому что становились такими непохожими… Это было сложно объяснить, с чем не справилась даже Система, в очередной раз напоминая о каком-то секрете, недоступном мне, но я старалась.       А еще мне подарили игрушку в виде черного котенка. Сделали это, кстати, М-21 и М-24, которые очень тщательно и долго его выбирали при помощи папы. Знаете, мне очень трудно представить, как те серьезно ходили по магазину игрушек в отделе для девочек и выбирали плюшевого котенка, зыркая на продавщицу так, что ей захочется в полицию позвонить. Но игрушка несмотря на ее небольшие дефекты в виде перекошенной мордашки понравилась. В конце-то концов, они ведь сделали этот подарок исключительно для меня!       Теперь у меня есть не только любящая семья, но и кошка-игрушка. Конечно, это не настоящая кошка, о которой я так долго мечтала, но я не думаю, что папа разрешит ее оставить. Впрочем, если я однажды найду ее, кто знает?... Особенно, если учитывать, что она мою жизненную энергию будет восстанавливать. Помнится, я всегда хотела себе настоящую кошку. В детском доме нам запрещали держать животных и, хотя у нашего дворника была кошка, которая недолго жила с ним и даже принесла котят, я ее практически не видела. Хоть наши воспитательницы и любили нас, но очень редко выпускали во двор. Боялась, что мы запачкаем наши вещи или порвем их, потому что количество одежды было строго ограничено.       А после того, как я поселилась в больнице, то и вовсе распрощалась со своей мечтой. Тем ценнее для меня подарок в виде кошки, пусть это и простая мягкая игрушка. Главное ведь не подарок, а внимание. Кстати, я ее назвала Дианой в честь древнегреческой богини. Не знаю уж почему, но это имя мне всегда нравилось.       Я знаю, что меня никуда не выгонят, но, видя, сколько именно внимания и тепла мне уделяют абсолютно все, я полностью убеждаюсь, что стала полноправной частью этой немного странной, но крепкой семьи с двумя папами (ха-ха, главное, Виктору и Рейзелу это не говорить).       Сейчас я окончательно успокоилась.       Давно уже стоило признать и осознать — в первую очередь действительно осознать, что я теперь действительно дома. И больше мне никуда бежать не нужно. Никогда и никуда. Меня защитят от всего, а я в свою очередь постараюсь сделать все, чтобы мы и дальше оставались вместе.       Чтобы никогда больше не разлучаться.