We are only human

Щёлкнула входная дверь, колебнулись и успокоились защитные чары. – Здравствуй, Персиваль. Добро пожаловать домой после очередного утомительного начальственного дня. – Геллерт? Я полагал, что раньше пятницы ты не объявишься, – Персиваль взмахнул волшебной палочкой, восстанавливая и дополняя структуру защитного барьера. – И день был бы менее утомительным, если бы преступники, считающие себя выразителями твоих идей, не оправдывали свои действия лозунгами превосходства магов. А также если бы ты забрал с собой то, за чем приехал: на Манхеттене опять были необъяснимые разрушения. У нас скоро обливиаторов будет не хватать. – Ты же знаешь: все те криминальные элементы исключительно ваши и не относятся к моему влиянию. Я предлагал прислать на помощь своих людей, но ты… – Ответил, что МАКУСА справится своими силами. И чтобы ты даже не думал начинать революцию с Америки. Успешно сделаешь в Старом Свете – тогда приходи в Новый. – Твой патриотизм даже вызывает уважение. – Я потомок первых авроров, и моя клятва защищать магов и свою страну не была пустым звуком. Геллерт галантно помог снять пальто, Персиваль скинул пиджак и отправил в шкаф. Переобулся в домашние туфли из мягкой кожи и, минуя кухню, сразу прошёл в гостиную и улёгся на диван. – На работе совсем плохо? – поинтересовался Геллерт, присаживаясь рядом. Персиваль приподнялся на локтях и подвинулся, освобождая место, а затем улёгся обратно, закинул ноги на подлокотник и прикрыл глаза. – Не хуже, чем обычно. Скорее проблема во мне. – Что произошло? – Опять «Раппапорт». Второй случай за полторы недели. На этот раз не просто влюблённые, а полноценная семья. Мне пришлось… – Персиваль поморщился, лицо исказилось в болезненной гримасе. – Мне пришлось буквально заставить себя приказать аврорам стереть память не-магу и его сыну. Девочка оказалась волшебницей, и её оставили с матерью. Но я не могу перестать думать, каково теперь этой женщине жить, зная, что она больше не обнимет сына, не увидится с мужем. И девочке нельзя стереть память. Но, несмотря на циничность, считаю, что для неё же было бы лучше всё позабыть. Так что лет через пятнадцать в рядах твоей армии наверняка будет пополнение: девочка расставание не забудет и, скорее всего, не простит. Эти мысли… – Персиваль вздохнул, – выматывают своей безысходностью. И ни Президент, ни директор Отдела магического правопорядка и правая рука Президента ничего не могут изменить. Закон должен служить всем нам, а не… – Персиваль прикрыл глаза: перед взором опять возникло лицо женщины, держащей за руку растерянную девочку, не понимающую, почему её с матерью куда-то уводят от отца и брата. – Никогда не думал, что превращусь в такого чувствительного размазню. Серафина же как-то держится. – Ваша Серафина, то есть Мадам Президент, – Геллерт запустил пальцы в волосы Персиваля, – с упорством, достойным лучшего применения, отчаянно душит в себе даже малейшие сомнения в действующей системе. У неё сильный инстинкт самосохранения. К тому же, не забывай, она политик. А ты воин, Персиваль. Защитник. Самосохранение у тебя изначально отсутствует, а уровень жертвенности завышен. Тебя спасает только твоё благоразумие, не то первым же бросался бы под непростительные. Геллерт умело массировал кожу головы и перебирал пряди. Провёл по волосам, и Персиваль почувствовал, как хоть понемногу, но усталость уходит. Геллерт достал волшебную палочку и направил куда-то в угол комнаты, держа прямо над лицом Персиваля, и её причудливая, словно с наростами, форма оказалась прямо перед глазами. – Собираешься меня убить, чтобы избавить от дальнейших страданий? – Персиваль хотел вплести в тон вопроса смешливую иронию, но получилась словно последняя просьба смертельно больного. Геллерт ничего не ответил, крутнул палочкой и переложил в другую руку. Встал с дивана и, хитро усмехнувшись, схватил Персиваля за руку, вынуждая подняться вслед за собой. Резко притянул к себе и приобнял правой рукой за спину. Взмахнул палочкой, после чего спрятал. Взял Персиваля за ладонь и крикнул: – Танго! Заиграла музыка, и Геллерт повёл в танце. Первые шаги сделал медленно, ожидая, когда Персиваль опомнится. Персиваль заглянул в прищуренные разноцветные глаза, быстро подстроился под такт, и они оба влились в ритм танго. – Помнишь нашу первую встречу? – Как такое можно забыть? – хмыкнул Персиваль. – Так нагло и бесцеремонно меня никогда на танец не приглашали. Подойти, схватить за руку и без слов вовлечь в танец – так смог только ты. – Ты выглядел так, словно хотел совершить что-нибудь бунтарское, но что не повлекло бы дипломатических проблем. – И для этого ты выбрал танго? – Для рафинированных и закостеневших в веках европейских аристократов что могло быть хуже, чем аргентинское танго на балу? – И ты оказался прав. Бунтарство вышло славное. Устраивать изысканный бал в то время, когда идёт невиданная ранее по мощности и масштабам немажеская война, грозящая нарушить установленный всего сотню лет назад баланс между мирами. Мои люди обливиэйтят тысячи не-магов, работая на износ, а в бальном зале танцуют вальс и пьют эльфийское вино, провозглашая высокопарные тосты за скорейшее завершение немажеских неурядиц, которые мешают выращивать больший объём винограда. – Вот это я через весь зал и заметил в твоём взгляде. И не мог не помочь совершить столь благородное по своей цели показательное пренебрежение. Хочу признаться: ты второй мужчина, которого я когда-либо хотел пригласить на танец, и первый, кого я всё же пригласил. – Я польщён. Иногда ты бываешь таким сентиментальным. Они приблизились почти вплотную к стене. – И как, будем расширять пространство? Или ты всё же развернёшься? – спросил Персиваль. – Мы не должны довольствоваться малым и возвращаться обратно. Геллерт наклонил Персиваля, удерживая одной рукой за спину. Они разомкнули ладони, вынули палочки и, держа параллельно, направили в противоположные стороны. Заскользила мебель, раздвинулись стены, поднялся потолок, укладывался паркет. Гостиная увеличивалась, достигая размера бального зала далёкого 1917-го. Они двинулись вперёд, вплотную друг к другу, почти касаясь щеками и направив взгляды в конец зала. Персиваль и Геллерт будто зеркалили друг друга, и сейчас было совершенно не важно, кто кого ведёт и выбирает направление. – Откуда у меня граммофон? – Выкупил у одного антиквара в «Слепой свинье». – Не знал, что ты увлекаешься антикварными вещами. Кроме тех, что имеют магическое – или личное – значение, – Персиваль скосил глаза на шаривари, сейчас частично зажатое между ними. – У каждого есть что-то личное, – Геллерт перевёл взгляд ниже лица Персиваля: видимо, намекая на планку для воротника со скорпионами на концах. – А этот граммофон имеет не столько магическое – или личное – значение. Он – символ. Мастер успел создать всего восемь штук, но, к великой потере, был прошит пулемётной очередью при наступлении магглов на его родной город. Пытаясь уберечь одних магглов, он трагически погиб от рук других. И тем самым лишил мир новых плодов своего таланта. Достигнув противоположного конца, Геллерт развернул Персиваля, и они начали новый круг по огромному залу. – А как твои дела? Что-то не вижу на лице удовлетворение удачным результатом. – Поиск продвигается медленнее, чем я полагал. Никакой информации. – Обрадовать тебя добытой МАКУСА информацией тоже не могу. Как было бы замечательно, если б ты мог прямо сейчас применить свой дар и увидеть ещё одну зацепку. Не то МАКУСА будет не хватать не только обливиаторов, но и авроров-следователей. Аврора Тину Голдштейн, приставленную следить за твоей зацепкой из видения – лидером Вторых Салемцев – я был вынужден разжаловать за нарушение Статута. И никакой особенной информации, кроме скрытых от глаз гнетущих подробностей жизни приёмных детей Мэри Лу Бэрбоун, она так и не нашла. – Прискорбно. Из-за магглов маги лишаются своих должностей. И куда её перевели? – В Отдел регистрации волшебных палочек. – В отдел, являющийся насмешкой над безусловным правом каждого мага? А ты тоже бываешь довольно изощрённым в наказаниях, – Геллерт разомкнул объятие, но не отпустил руку. Персиваль крутнулся, а затем Геллерт снова притянул его к себе, но на этот раз Персиваль оказался прижат спиной к груди Геллерта. Танцевать в таком положении было непривычно, но ему не составило труда снова быстро влиться в танго. Ведомый Геллертом, он расслабленно откинул голову тому на плечо. – Насчёт моего дара: ты же знаешь, он не работает по моему велению. Я тоже желал бы, чтобы видения грядущего появлялись, стоит лишь об этом подумать. Но увы, – Геллерт остановился и развёл руками, – дар не может быть всеобъемлющим. Всегда есть ограничения. Или надобность чем-то жертвовать. Персиваль развернулся. Геллерт повёл глазами вправо, а потом уставился прямо на него. Возникло ощущение, словно зрачок, обрамлённый тьмой, мог заглянуть в его мысли, а обрамлённый светом и вовсе раскрыть душу Персиваля. Персиваль опять крутнулся на месте, оказавшись вновь лицом к лицу с Геллертом. Музыка ускорилась, набирая особо быстрый темп. Чётким шагом, вытянув голову и смотря прямо перед собой, они вышагивали по центру зала. Теперь их танец был похож скорее на марш, чем танго. – Ты никогда не задумывался о том, что… – Персиваль заглянул Геллерту в глаза. – О том, что следование твоим видениям – это самоисполняющееся пророчество? – Задумывался, – Геллерт остановился, музыка замедлилась, и он принялся плавно наклонять Персиваля, словно погружая в воду. – Но я не из тех, кто стал бы избегать судьбы. И не использовать каждую данную мне подсказку было бы неуважением к дару, который даёт мне возможность найти верный путь. – Судьба… – Персиваль хмыкнул и закинул ногу Геллерту за колено, а рукой обхватил за шею. Персиваль уже почти касался спиной паркета. Лица были слишком близко, нос к носу. Вдруг глаза Геллерта закатились, словно сейчас упадёт в обморок, но он продолжал удерживать Персиваля. Так они простояли долгих несколько мгновений. Тоскливо заиграла скрипка. Персиваль с напряжением всматривался в глаза Геллерта. Наконец он пришёл в себя и сфокусировал взгляд. Принялся вертеть головой, судорожно разглядывая стены, потолок, пол, шкафы, пока не остановился на той части гостиной, где были камин и диван с круглым мраморным столиком рядом. – У тебя было видение? – Да. – Что там? – Не разобрал. Слишком расплывчато. Геллерт внимательно уставился на Персиваля, словно впервые его видел. Или же в последний. Уголки губ опущены, на лице залегла тень. Слишком скорбное выражение для того, кто ещё минуту назад ухмылялся. – Я чрезвычайно рад, что спустя десять лет мы вновь на одной стороне. И очень тебе благодарен. Не жалеешь? – С чего бы мне жалеть? Разве что о твоих неожиданных визитах посреди рабочей недели. – У тебя вся неделя рабочая, – с лица Геллерта исчезла скорбная пелена и губы растянулись в усмешке. – Про жалеть я имел в виду другое: ты маг высокого уровня, но постоянно на вторых ролях, всегда впереди тебя кто-то есть: то Мадам Президент, то я. А ты легко мог бы стать лидером, менять эту прогнившую систему с самого фундамента. Возглавить магическую революцию и навести в мировой системе эффективный и справедливый порядок. Геллерт распрямлялся, поднимая вслед и своего партнёра по танцам. Персиваль, уже стоя ровно на ногах, убрал руку с шеи Геллерта и упёр ладонь в центр груди, выше солнечного сплетения, расположив пальцы возле сердца. Геллерт приподнял брови и повторил жест. Взгляд глаза в глаза, под пальцами чувствуется слабо ощутимое под несколькими слоями одежды биение сердца. – Это ты у нас пассионарий, – Персиваль нажал ладонью и оттолкнул Геллерта. Тот в мгновенье повторил действие. По инерции они отошли на два шага назад, но руки так и были протянуты друг к другу, и на последнем шаге они ухватились ладонями. – А я, как ты верно подметил, всего лишь защитник. Я умею лишь беречь – пытаться беречь – то, что уже есть, то, что установлено задолго до меня, даже если мне и хотелось бы много чего изменить. – Ты к себе слишком строг. Не всем же быть революционерами. Если все только и будут заняты поисками новых путей, то кто будет поддерживать строящийся порядок? – Геллерт потянул за руку, и они вновь оказались в танцевальных объятьях. – Будешь поддерживать и беречь установленный мной. – Только в том случае, если результат будет удачным. Персиваль провёл носком туфли по паркету и вытянул ногу в сторону, готовясь продолжать танец. Геллерт закружил Персиваля, и они вернулись к танго. Они приближались обратно к дивану, мелодия подходила к концу, и на последнем аккорде они перепрыгнули с ноги на ногу, завершая танец. Персиваль подошёл к мраморному столику. Взмахнул кистью, и бокал пролевитировал на столешницу, летящую же бутылку схватил в воздухе. – На выходных могу выкроить время и сопровождать в твоей затее. Персиваль провёл рукой в воздухе вдоль бокала и удлинил стекло вверх. Щелчком пальцев открыл бутылку и налил вино. Геллерт кивнул и улыбнулся, глядя на этикетку – эльфийское 1917-го: значит, заметил-таки неслучайность выбора. – Не понимаю только, зачем тебе добывать гармалу в США, если без проблем можно отыскать в Азии или той же Европе. Или хотя бы в Центральной Америке. Зачем такие трудности? Решил вместо кальяна начать использовать трубку мира? – Мне хватает моего кальяна виденного. Но для его добавок не лишним будет испробовать и другие травы, чтобы во всей ясности показывать другим то, что видел я сам. У одного шамана акома после применения для обрядов ранее невиданного на их землях растения – гармалы – общение с духами прошло как вживую: соплеменники видели своих предков, словно те стояли рядом с ними. Хочу испытать, подействует ли эффект для показа моих видений. Принесённая Кэрроу и МакДаффом гармала из Персии улучшила чёткость, но незначительно. А согласно добытой информации у того шамана акома передача образов улучшилась именно после применения гармалы, выросшей в США: как мне рассказали, привезённая из Центральной Азии такого значительного эффекта не дала. – Думаешь, влияние новых земель с совершенно другой энергетикой? – Возможно. Чтобы удостовериться, надо попробовать. Персиваль медленно кивнул своим мыслям, окончательно приняв решение. – И куда именно собираешься отправиться? – Нью-Мексико, район Альбукерке. Но скорее всего нам сперва стоит побывать в Аламогордо. – Видение? – Нет. Всего лишь интуиция. Когда просматривал карту штата, взгляд зацепился за название этого города, словно в нём кроется что-то смутное, но важное. Персиваль пододвинул бокал ближе к себе. – Земли индейцев для чужеземцев опасны, – он перевернул правую руку ладонью вверх. – На некоторые земли даже аврорам запрещено заходить без сопровождения вышестоящих чинов, хотя бы заместителя главы Департамента авроров. Тебе повезло, что я даже не заместитель, а глава Отдела магического правопорядка. Коснулся палочкой кончика пальца и кольнул заклинанием. Начала проступать кровь и, пока она медленно собиралась в каплю, Персиваль продолжил: – В случае непредвиденных проблем мне с большой вероятностью ничего не грозит, и я выберусь, так как рождён в этой стране, как и мои предки, даже если их предки были не отсюда. А ты чужак. – Геллерт приподнял брови. Персиваль понял, почему он относится скептически к его словам. – И твоя волшебная мощь не всегда сможет тебя защитить, особенно если индейцы вплетут в свои заклинания неизвестную нам местную магию, тайн которой они не раскрывают. – И ты предлагаешь нам заключить клятву на крови? – Да. Конечно, не такой предположительной силы, которая заключена в твоём фиале. Надеюсь, ты когда-нибудь решишься рассказать мне об этой вехе твоей жизни и особенном для тебя человеке. Мы заключим всего лишь ситуационную братскую клятву на крови. – Согласен. – Тогда давай, уколи палец и начнём. С тебя клятва не совершать необдуманные поступки. – Необдуманные поступки – слишком уж широкая трактовка. Может быть, действия, запрещённые МАКУСА? – Нет, именно необдуманные. Ты и так преступник, и разговор с тобой не с целью ареста уже нарушение законов. – Как же неудобно у вас жить. – В Европе общение с тобой тоже подсудное дело. Геллерт коснулся палочкой мизинца. Персиваль сжал руку в кулак и вытянул мизинец над бокалом. – Берись, – он согнул палец. Капля крови стекла к краю фаланги. – Что за детскость, – хмыкнул Геллерт. – Так нам же с тобой не на всю жизнь. Не хватало ещё этого, – Персиваль закатил глаза. – Давай, хватайся и произноси клятву. Они сцепили мизинцы. – Клянусь не совершать необдуманные поступки. – Клянусь обеспечивать твою защиту. Капли крови соединись в одну и упали в бокал. Вино заискрилось переливами света. Персиваль повернул волшебную палочку рукояткой вперёд и протянул Геллерту. – Бери. И дай мне свою. Так нужно для завершения. Геллерт повторил действие за Персивалем. Они взяли друг у друга волшебные палочки. Персиваль погрузил палочку Геллерта в бокал и размешал. Вино потускнело. Геллерт круговым движением взболтал палочкой вино. Искристость полностью исчезла. Персиваль взял бокал и сделал несколько глотков, оставляя ровно половину. Передал Геллерту. Тот в три глотка осушил бокал. Персиваль отдал ему волшебную палочку и забрал свою. – Отправимся в субботу. Надеюсь, одного дня нам хватит. – Если найдём, то даже полдня не понадобится, справимся до ланча. – Ловлю на слове. Даже если ничего не найдём, вернёмся в Нью-Йорк к обеду. – Договорились. Песиваль и Геллерт пожали руки.