Как сладостно!.. но, боги, как опасно

      Возвращение домой заняло малость дольше, чем великий иркенский стратег рассчитывал. «Хорошо, — успокаивал себя Зим, кутаясь в тёмный плащ, который был ему непомерно велик и неизменно волочился по земле. — …что я догадался прихватить из дибова шкафа это тряпьё.»       Регенерация замедлилась, подача экстренного обезболивающего прекратилась ещё до приземления. Голова кружилась, и Зиму мерещилось, что дома и улицы пляшут вокруг него в насмешливом хороводе, нарочно сбивая с пути.       Зим остановился подышать. Горло жгло из-за высокой влажности, конечности окаменели. К тому же Зима терзали опасения — что-то давно не было замыканий… И стоило ему об этом подумать, как боль, садистически хохоча, выпрыгнула на него из-за угла и огрела хлыстом-молнией, пинком опрокинула в лужу. Старые ожоги не заживают, на месте новых кожа пузырится и кровоточит.       Зим позорно заскулил, но сыскал в себе силы подняться. Он брёл и брёл, пока вместо знакомой улицы не оказался в помойном закоулке, где едва не был растерзан стаей стервятников, заподозривших его в покушении на заплесневелые трупы мышей.       И наконец, в довершение наказания, опять пошёл дождь.       Зим дополз домой только тогда, когда у него иссяк запас бранных слов, применимых к этому шарообразному куску го гальки.       База! Затаённый кусочек родины на огромной чужой планете… Утеха для измождённых глаз, опора для израненных рук. Как храм, священное место, в котором захватчик может переродиться, восстать из мёртвых… и пройти обязательный техосмотр в соответствии с протоколом номер… э-э… да пёс с ним, собственно, с номером.       Зим по возможности избегал техосмотров и вообще всего, касающегося рытья в его ПАКе. Тем более, большинство приборов, используемых для диагностики, при подключении к нему таинственным образом ломались.       Но сейчас он был готов пожертвовать не только Компьютером, но и всей своей базой, лишь бы заставить ужасную слабость и периодические, всегда застающие врасплох электрические разряды исчезнуть. Кстати, вследствие этих двух симптомов у него ещё и раскалывалась голова.       Не сделав и пары шагов по гостиной, Зим упал физиономией в пол. — ГИР! ГИР! А ну иди сюда! Мне нуж… Ах да, тебя ж нет, — он перевернулся на бок и отправил невнятное приказание в потолок. Потолок вопросительно подсветился: — Повторите. — Компьютер… Активировать техническую проверку ПАКа… По всем параметрам.       Это компьютер делать отказался, бессердечно указав Зиму спуститься вниз в мастерскую номер ДАЗАТКНИСЬТЫУЖЕ. — Не помню, чтобы я назвал её именно так… — Это было сделано после того, как в мастерскую номер 924, цитирую, «случайно телепортировалось стадо овец с микрофонами».       Спуск Зим осилил плохо. Ему всё чудилось, что с плавным движением лифта не только верхние уровни базы, но и сама реальность уплывает куда-то вверх. Это, вкупе с пресловутой головной болью, не позволяло ни единой мысли закрасться в его скрюченный, болезненно пульсирующий разум.       И вот ПАК был благополучно отсоединён. Зим ненадолго провалился в пустоту, но когда очнулся и увидел знакомый таймер, уже чувствовал себя несколько лучше. Он как следует накачался обезболивающим и лежал теперь без движения — наблюдал, как мигают лампочки и ведутся подсчёты. В блаженной пустоте черепа бродило какое-то сладковатое и душистое, как тянучка, чувство. Зим пока не видел в нём ничего плохого и позволил безликой теплоте обласкать себя. На таймере оставалось не больше минуты…       Где-то за слоем густого умиротворения надрывался компьютер: — Диагностика закончена, примите ПАК. Диагностика закончена, примите ПАК. Диагностика зако…       В последние секунды Зим пересилил себя и вернул жизнеобеспечивающее устройство на место. Что на него нашло? Впрочем, об этом сейчас и станет известно.       На экране высветился километровый отчёт. Зим знал (и знания эти ему достались от, бесспорно, самых надёжных источников), что большинство подобных сбоев — из-за неспособности ПАКа справиться с креативностью его великого ума.       Далее список обрывался. — Компьютер, что это такое? — Доступ заблокирован, — отозвался компьютер и добавил: — любопытство кошку сгубило. — Но я-то не кошка! Я захватчик! Я Зим!!! Ничто не должно стоять между мной и информацией!       Последней фразой он до того напомнил самому себе Диба, что его аж передернуло.       Компьютеру, впрочем, уже надоело пререкаться, и он искусственно-устало объявил: — Обнаружена несуществующая переменная. — Ась? — Обнаружен объект, — пояснил компьютер с таким вздохом, будто Зим переспросил его раза четыре. — Какой ещё объект? Ты мне голову не морочь, только в порядок привёл. — Атавизм, эволюционно ненужная часть тела, оставшаяся со времён, предшествующих Великой Технической Революции и переходу Ирка на искуственное размножение.       Зим поморщился. Так вот чем вызвано появление новой переменной — этой непонятной штукой, которая ни с того ни с сего оказалась частью его организма, выросла на ровном месте. — Так что эта штука… этот атавизм… этот… объект делает во мне? — Объект не должен существовать. У некоторых он атрофирован полностью. При наличии внутри объект может быть обнаружен только при воздействии на определённые участки мозга, сопровождающимся выбросом гормона…       Зим кивал, уже не слушая проклятый электронный бубнёж.       Воздействие на участки мозга, значит… Зим поддался на это воздействие со стороны человека.       События прошедшего утра наводнили с новой силой уже трезвую голову. Зиму стало стыдно. Как мог он поддаться, ответить, и наконец — признать. Признать вслух свой страх, свою беззащитность. И перед кем! Дибом!       И выдать ему информацию, которая наверняка будет использована против Зима. В том и опасность этих сведений, что они — истинны. До последнего слова.       Да. Ирк — планета, знаменитая приобретенной в ходе истории асексуальностью. И хотя половые органы полностью атрофированы далеко не у всех, можно с полной уверенностью сказать: половых связей на Ирке нет ни у кого. О них едва ли кто-то слышал. Секса нет. Его больше не существует в природе. Мы — высшая раса, нас не удовлетворить трением двух тел друг об друга. Да, на других планетах, у других форм жизни есть так называемый ритуал спаривания, коитус, есть деторождение — но это и отличает их от нас, делает нас превосходными! Чистыми! Праведными! Это всякий иркен с первых дней знает, это у каждого в ПАКе прописано ярчайшим, красивейшим языком пропаганды. И ведь предельно просто, не так ли?       Ах, если бы. Эволюция не признаёт технического прогресса. Против природы, как говорится, не попрёшь. Потому всякий солдат или исследователь должен питать искреннее, абсолютно платоническое отвращение к представителям других видов, дабы ни в коем случае не соблазниться простой дикарской утехой. В противном случае — пиши пропало. Был иркен, нет иркена. Есть только ультравозбуждённое двадцать пять часов в сутки, податливое, зависимое животное. Компенсаторная реакция, голубчик, это вам не шутки: вы сейчас собрали в себе похоть целой цивилизации. И никакой ПАК уже не поможет. Технологии отторгнуты, природа победила и забрала беднягу на тысячи лет назад. Здравствуй, дефективность!       Сие предупреждение содержится в базовом инструктаже по безопасности на других планетах, Зим. Ты ослушался. Ты следующий.       И Зим, слыша это «следующий!», впервые за долгое, долгое время в полной мере осознавал, в какой он опасности. Не исключено, что ещё раз опустить руку в штаны будет стоить ему рассудка. И тогда — прощай, родина, прощай, Ирк.       С Ирка мысли снова перекинулись на проклятого садиста-человека. И снова это сбивчивое дыхание…       Зим не боялся признать, как сильно его пугали собственные вздохи — легко и неровно рвущиеся, словно мокрая бумага. Но громкие! Что заглушит их?       Пусть грянет марш, умоляю, пусть величественная музыка Империи ворвётся и сожжёт преступные мысли, и тело само вытянется в струнку и застынет подобно гордой статуе!       Но марш не играл. Империя отвернулась от него, он будто заживо стёрт из памяти Мозга Контроля. Один на этой жуткой, нетронутой цивилизацией планете. Один против Диба и себя самого.       Даже ГИРа нет рядом. Эх, ГИР…       Зим в очередной раз поразился исключительной мудрости Высочайших. Они с самого начала знали, в какое опасное путешествие отправляют любимого подданного, и вместо простого СИРа вверили ему ГИРа. Дитя родных технологий, он — самое безумное и иррациональное существо во вселенной. И Зим, следя за ним и воспитывая его, понемногу воспитывает самого себя. Стоило ГИРу исчезнуть, как самый строгий, самый умный и сильный солдат вдруг весь разомлел в руках человека и потерял всякую возможность мыслить рационально.       Так вот на что гнусный человечишка нацелился своими губами! Хочет наводнить собой его сознание, хочет, чтобы иркен сам приполз к нему на коленях, умоляя ещё хоть раз почувствовать мягкость и томную негу, и острый риск, и жарко тлеющий под кожей страх, и тугой объём зреющего внутри малинового откровения…       Что ж, обойдётся! Зим — он не такой! Да за кого его принимают? За распутного подростка? Ха, Диб, в зеркало сначала загляни, вот они где, все твои откровения!       При мысли о зеркале Зим случайно задел взглядом железный таз, на днях забытый в мастерской ГИРом.       Вот он, отражается в этом убогом, изогнутом куске земного металла: на вид всё тот же чистый, имперский, нетронутый грязью этого первобытного мира. Но под формой, под плотными полами, под чёрными брюками… не весть Мозг Контроля что творится.       Зим смотрел на себя и не понимал, что страшнее: признать свою слабость как солдата, признать, что он легкосовратим и дефективен, или самостоятельно, гордо, с высоко поднятой головой сказать: «Я! Да я сам совращу кого угодно! Я Зим, и моё наслаждение — это моя воля!», тем самым навсегда преступив закон целомудрия — наисвященнейший из законов.       И как проверить, сможет он стоять на своём после полноценного акта или продаст всю свою имперскую честь за миг эфемерно-наркотической ласки?       Разве что воссоздать тот непроизносимый акт здесь. Страшно, так необъяснимо страшно от мысли, от желания, от готовности пройти через эти дибо-ритуалы снова…       Но сейчас Диба тут нет. Зим один, защищённый от его тлетворных прикосновений и обманчивой нежности.       Ни секунды принуждения, ни одного ультиматума. Спокойно.       Зим снял перчатку и для начала провёл подушечками пальцев по шее, отогнув воротник. Это было совсем непохоже на лапанья Диба. Зим полностью контролировал свои движения, находился на базе, «дома». Да, возможно, его казнят позже за эти действия. Но сейчас он в безопасности. И жидкий страх не разливается по нервам расплавленным оловом, и ожоги зажили.       Прикосновение к внутренней стороне губы вызвало мгновенный ассоциативный импульс, и воспоминания о непознанном человеческом действе так ударили в голову неподготовленного пришельца, что тот аж осел. Язык не мог найти себе применения во рту и вился уже между пальцев.       Шумный выдох. Знакомый, но всё ещё непривычный, тугой дискомфорт в области таза, желание поелозить бёдрами, смутная, немая потребность освободиться, когтями содрать с себя одежду.       «Безумие! — остановил себя Зим, уже распрощавшись с сапогами. — Военная форма — это вторая кожа, последняя защита от опасного и отвратительного внешнего мира! Это знак принадлежности к величайшей империи вселенной! Чтобы я — сам! — разделся для такой цели?»       Две минуты спустя одежда уже валялась по разным углам, а бравый солдат, лихо раскинув ноги в стороны и прикусив губу, вовсю занимался самоисследованием.       В кои-то веки пытаясь быть самосознательным, он решил чётко оформлять свои наблюдения. Терминов не знал и знать был не в праве, но кому оно надо, когда, весь налитый кровью, объект между пальцами так и вьётся, изнывает от одного воспоминания о горячих, горящих объятиях, о голосе, обо всём, к чему иркен не должен и не может привязаться!       Но если всё это невозможно… То почему так жарко, горячо даже, и трясёт не пойми отчего, и антенны, опустившиеся к плечам, вдруг сделались чувствительнее оголённых нервов? Неужели необратимы изменения, которые Диб вызвал одним своим мокрым «поцелуем»?       Как глубоко уже проник человеческий яд… Проклятый Диб… Он сильнее, чем кажется, сильнее, сильнее, СИЛЬНЕЕ!       Зим отнял от себя руки, дрожащие, залитые какой-то липкой субстанцией — предположительно, генетическим материалом.       Неужели это всё? Конец, победа дикарей? И никакой суперэпичной битвы в космосе, с догорающими обломками Земли на фоне? Битвы, которая потом будет занесена в анналы истории? Проклятые анналы, чтоб их разорвало…       Всё! Клеймо несмываемо — дефективный иркен! Обречённый! Больной! Извращенец! Сумасшедший!       Нет! Нет, не может быть такого… Зим же по-прежнему… готов на всё ради миссии. И эта идиотская манипулятивная хитрость его не остановит! И если понадобится убить Диба, он убьёт!       На помощь, лозунги!       «Тлетворной ласкою солдата не подкупишь!»       О, спасибо! Спасибо! Спасибо Империи за второй шанс.       «Нет любви, кроме любви к Высочайшим. Нет верности, кроме верности Империи. Нет свободы, кроме свободы порабощать.»       Что ж, Диб, берегись.