In between the lines

Чонгук на вкус был как шоколад — горький вначале, он становился сладким, когда хорошенько его распробуешь. И Хосок готов был пробовать его каждый день — целовать губы, вылизывать подставленное горло, скользить языком по твердой груди. Он никак не мог им насытиться, с каждым разом желая всё больше и больше. Он увяз в нем, как вязнут караваны в зыбучих песках, с каждым мгновением теряя шанс на спасение. Но Хосок не хотел быть спасенным. Они были вместе уже год, и скажи кто об этом Хосоку когда они только познакомились — он бы только громко рассмеялся, даже не подозревая, что мальчишка, которого в их компанию привел Намджун, однажды станет для него самым важным человеком в мире. Наглый самоуверенный сопляк не имеющий понятий о личном пространстве — Чонгук олицетворял собой всё то, что Хосок терпеть не мог в людях. Но чем больше времени проходило, тем больше новых деталей подмечал Хосок, понимая, как сильно он заблуждался в начале. Чонгук мог быть наглым, мог быть грубым, но он так же мог быть ласковым, веселым и преступно нежным. Хосоку нравилась его улыбка, его мягкий голос, его руки, которые раз за разом помогали чинить сломанные Намджуном вещи. Но больше всего ему нравились морщинки-лучики, собирающиеся в уголках глаз, и спроси кто Хосока с чего всё началось, он бы, помявшись, признался — именно с них. И гуляя с ним вместе, отделенные от остальной компании своими маленькими тайнами, Хосок убеждался — первое впечатление обманчиво. Иногда он сам себе казался влюбленным дураком, но если любить кого-то, значит совершать глупость, то Хосок был к этому готов. Тем более он никогда не сможет забыть то душное лето, шепот листьев над головой, покрасневшие щеки Чонгука и его тихое признание, и своё бешено стучащее сердце, готовое вот-вот вырваться из груди. Чонгук был для него особенным с самой первой встречи, с брошенного из-под длинной челки косого взгляда, с первой полуулыбки, с первого случайного касания кончиками пальцев. С первой безобразной драки из-за пульта от телевизора, с первого неаккуратно наклеенного пластыря, который Чонгук прилепил ему на лоб, высунув кончик языка от усердия. С первых объятий, дружеских, но таких теплых, что Хосоку хотелось бы остаться в кольце рук навсегда. Сокджин считал, что это была любовь с первого взгляда, а выпив лишнего — долго разглагольствовал о судьбе и предназначении. Хосок злился, ругался, обижался, но в глубине души знал — всё правда. Чонгук же, слыша об этом, только довольно щурился, как большой сытый кот, и крепче прижимал Хосока к себе, утыкаясь лбом ему между лопаток. Он оставался всё таким же наглым самоуверенным сопляком, но только Хосок знал, что это маска, и только он видел сквозь неё. Смешливый мальчишка, заботливый, ранимый и легко смущающийся — таким был Чонгук для него, и Хосок не собирался ни с кем делиться этими знаниями. Только его, только для него — горячие руки, яркий румянец, блестящие глаза и полная обожания улыбка. Судьба ли это была, предназначение или просто случайность, Хосоку было всё равно. Он был счастлив как никогда в своей жизни — просыпаться по утрам первым, наблюдая, как Чонгук улыбается во сне и смешно причмокивает губами. Спешить домой после университета, зная, что тебя там ждут. Вместе дурачиться, смеяться, грустить, вместе плакать, вместе смотреть в глаза своим страхам и вместе смело шагать им навстречу. Целовать губы со вкусом шоколада и подставляться под прикосновения широких ладоней, выгибаться навстречу и кричать в унисон на самом пике. И шептать, шептать, шептать о любви, которой так много, что она вся не умещается внутри. И слушать такой же сбивчивый шепот в ответ. Хосок просто любил, не строя планов на будущее, не представляя совместную старость, не думая о том, что будет завтра. Он жил здесь и сейчас — шел вперед, крепко сжимая руку Чонгука, и широко улыбался, так, что сводило скулы. И Чонгук улыбался ему в ответ, взъерошивал волосы, касался поцелуем виска и снова, снова и снова шептал: «Хён, я люблю тебя».