— Я же говорила тебе, что всё будет отлично. Так и вышло, — довольно покручивая наманикюренным пальчиком шоколадного оттенка локон, говорила мисс Мур.
— Я не знаю каким образом, но тебе удалось их убедить, — ответил высокий седовласый мужчина с глазами цвета замёрзшей листвы, устало потирая переносицу.
— А вот мне интересно, почему ты так долго не мог уговорить их. Это же было несложно!
— Видимо, только для тебя. — Недовольно пробурчал мужчина.
— Ну что, может, признаешь, что проиграл в нашем споре? — с хитрой улыбкой спросила Айрин. Она была уверена, что отцу это пари было неприятно проигрывать, ведь он, зачастую, всегда был в победителях. Но когда Майкл Мур играл со своей дочерью, он был сразу обречен на провал. Как говорила его сестра Беатрис, его острый, практичный ум и азартность всегда и во всем с оглушительным треском разбивались о скалы какого-то невероятного везения, спонтанности Айрин. Хотя, не только это ей помогало. Мур был уверен, что половину всех достижений его дочь заработала благодаря внешности, уверенности в себе, некоторой наглости, остроте языка и какой-то особой «женской магии». Воистину, девушка могла поставить на место и самого ученого и опытного мужа, твердя, что внутренние ресурсы женщин никому не дано постичь. Скорее, она была уверена, что именно эти нежные и ранимые существа правят этим миром лишь кончиками каблуков. Хотя, о какой ранимости и хрупкости может идти речь в мире, где информация дороже нефти — в мире медиабизнеса…
А сейчас, Айрин с удовольствием осознавала очередную свою победу над отцом. Каждая доставляла ей неимоверное удовольствие, но сегодняшняя была настоящим триумфом. Потому что пару минут назад мисс Мур стала владелицей части контрольного пакета акций медиакомпании своего отца. И всё благодаря одному спору. «И вот снова я на шаг ближе к абсолютной победе. Всё-таки власть — это очень приятно», — подумала девушка. И пусть её планы казались другим невероятными, сумасшедшими, сегодня она убедилась, что способна осуществить их. «Меня любит совет директоров, новые партнёры с удовольствием заключили контракт именно со мной, а не с отцом, ведь всем надоел его жёсткий подход и вечное недовольство. И пусть он построил эту империю, но далее управлять ей он больше не в силах. Пришёл мой черёд».
С каким удовольствием Айрин видела насколько сильно уязвлена гордость отца… Она наслаждалась тем, как дрожали его руки, ставящие подпись под актом передачи акций компании ей — он прекрасно понимал, что подписывает себе приговор этим, но не имел права нарушить условия сделки. Краем глаза, Майкл Мур видел светящуюся от радости дочь, которая действительно была очень красива в этом брючном костюме цвета марсала. Хотя, он с неудовольствием и лёгкой грустью признал, что Айрин просто напросто красива, в чем бы она ни была. «Как же она похожа на Ясмин», — с горечью подумал Майкл, и что-то, когда-то бывшее на месте его сердца, неприятно напомнило о себе. Да, спустя столько лет, он все ещё любил свою первую и единственную жену. «Будто точная копия матери: точёная умелым скульптором фигура, слегка пухлые губы, густые шоколадные с позолотой волосы и такие же, как у него самого, глубокого зелёного цвета глаза. Удивительная теплая улыбка. Её улыбка… Немудрено, что партнёры сразу согласились на все наши условия, когда увидели её. Тогда и я был очарован Ясми с первой нашей встречи», — тяжело вздыхая, думал про себя мужчина. Предаваясь воспоминаниям, он даже не заметил, что прямо перед ним всё ещё стояла дочь, ожидающая его подписи под последним актом передачи, тогда как он, воплощая всю усталость мира, застыл с перьевой Parker в руках. Ещё бы немного, и ручка поставила бы маленькую, недопустимую кляксу на документе. Но Айрин лёгкими щелчками пальцев смогла вернуть отца к жизни. Майкл увидел раздраженный, но с вуалью обеспокоенности, взгляд дочери перед собой. Убедившись, что отец уже её слушает, она произнесла:
— Я и не знала, что тебе так тяжело расставаться с половиной твоей империи, папочка, — немного раздражённо заговорила Айрин, нервно постукивая пальцами по стеклу рабочего стола отца. Ей бы поскорее получить заветный документ и удалиться восвояси, но отец всё почему-то делал слишком медленно, будто ждал счастливого случая всё отменить, что никак не подворачивался.
— Тебе бы следовало быть терпимее, Айри. В будущем тебе это очень поможет. — Строго проговорил мужчина. — Вот твой лакомый кусочек, держи, — добавил он, протягивая мисс Мур то, что она так долго ждала. Обхватив изящными руками с несколькими кольцами и слегка выдающимися венами бумаги, девушка блаженно улыбнулась. Отец, увидев это, только хмыкнул. Его маленькая девочка совсем выросла и стала жадной до власти, а он не знал, хорошо это или плохо. Хотя, что он теперь мог сделать? Не воспитывать же вновь двадцати трёхлетнюю девушку…
— Спасибо, папочка! Клянусь, ты отдал часть компании в самые надёжные руки, — слегка нараспев сказала Айрин, после чего подошла к отцу и со спины обняла его, сидящего в кресле. Она нежно прикоснулась губами к щеке отца, оставляя мимолётный поцелуй, но почему-то именно сегодня Майкл Мур был как никогда раньше по-настоящему тронут. Ведь сегодня от его дочери исходило тепло любви к нему, которое он давно не ощущал. А именно, с того рокового дня, разделившего жизни обоих на до и после. Мужчина, тяжело поцеловав тыльную сторону руки дочери, горестно вздохнул и тихо сказал:
— Правда её сильно не хватает? Уверен, она была бы горда тобой, милая. Боже мой, прошло столько лет, а я все так же скучаю…
После этих слов, всё в Айрин будто сжалось, напряглось и выпустило шипы. Но, преодолев себя, она ответила, что-то тоже безумно скучает по матери. Так оно и было, но девушке было просто дико слышать подобные речи от того, кто и лишил девочку самого дорогого в жизни. Она не понимала, как он может вообще вспоминать о жене после всего, что было.
Быстро схватив документы, девушка направилась к выходу из кабинета отца, в котором ей стало вдруг очень душно.
— Я сегодня выступаю, ты помнишь? Ты придешь? — слегка задыхаясь, спросила мисс Мур у отца.
— Помню, котёнок. Мне очень жаль, но я не смогу. — В принципе, ничего другого от отца Айрин и не ожидала. Он как всегда не придёт.
— Надеюсь, ты простишь меня, милая? — обеспокоенно спросил мужчина. Казалось, он вкладывал в эту фразу и другой смысл. Девушка, сразу поняв, что её чувства, кажется, снова были раскрыты, поспешила прекратить этот разговор, дежурным и ожидаемым «Конечно, папочка», после чего она с превеликим удовольствием покинула кабинет отца.
Тяжело дыша, Айрин стояла в одиночестве посреди лифта, спускающего её с высоты восемьдесят первого этажа, с радостью отмечая, что сейчас, ненадолго, никто не видит её настоящую. Выронив папку с документами, девушка села на пол и тихо заплакала. «С каких это пор он стал так скучать по маме? Как он смеет вообще? Разве это нормально для убийцы? Зачем было убивать, раз так тоскуешь!» — про себя кричала Айрин, пока лифт спускал её с небес на землю. «Он думал, что я, благодаря его чудо-врачам забуду, что именно тогда увидела: маму, всю в крови, и его, с безумными глазами. Как такое можно забыть? Да, конечно, лучшие психотерапевты и даже гипнологи старались спасти мою детскую психику, навязав мне альтернативную реальность, где мама просто погибла в автокатастрофе, а не от рук моего отца. И это работало до поры, а именно, до прошлого года, когда мне стали сниться эти сны, рассказывающие о том, что было на самом деле. Боже, сколько же лет я жила во лжи! И теперь он предлагает мне его простить? После того, что он сделал?» — думала девушка. Но вдруг её взгляд упал на панель лифта. Пятнадцатый этаж… Пора приводить себя в чувства. Быстро вытерев слезы и поправив волосы, она несколько раз выдохнула и вдохнула, как её учили, и на душе стало чуть легче. К выходу из лифта, сложно было бы догадаться, что буквально пару минут назад она горько плакала. Открывшиеся двери лифта ознаменовали её «выход на сцену». Она снова раздевала глазами мужчин, встречавшихся на пути, и взглядом показывала превосходство над женщинами, всем доказывая, что она правит балом. Одни начинали желать её, другие — ненавидеть, а Айрин, кокетливо цокая каблуками по фойе, лучезарно улыбалась. И никто не знал, что за этой улыбкой на самом деле.
Покинув здание, девушка набрала номер и произнесла лишь пару фраз, заставивших сердце воспрять:
— Тётя Беатрис, я почти у цели. Как ты и говорила, это было несложно. Скоро этот мир будет в наших руках.
***
Уже глубокой ночью, в густой табачной дымке, сильные мужские руки, опять дрожа, выводили аккуратным почерком выстраданные строки. Кто-то скажет, что хорошей координации мешал выпитый виски, но дело было в другом — мужчине было невероятно тяжело вспоминать то, что было очень давно. Но он чувствовал, что больше не в силах скрывать правду. Когда-то, так нужно было для того, чтобы сохранить крупицы детской психики дочери, сейчас же он наконец мог сорвать маску.
Он винит себя всю жизнь, что жестоко обращался с дорогой его сердцу, страстно любимой им Ясмин. Но тогда необоснованная ревность просто застилала глаза, а ярость не знала выхода: спаррингов с личным тренером мужчине просто не хватало. Темная сторона его души, которую он так тщательно скрывал от семьи, всё-таки вырвалась на свободу и повлекла ужасные последствия. Как сейчас перед ним стояли эти воспоминания: сначала страх в глазах жены, потом кровь на собственных руках, слёзы дочери. Почти каждую ночь его мучили эти картины, сводили с ума, но он знал, что это его крест, который ему нести всю оставшуюся жизнь.
Flashback
Тупая, пульсирующая боль распространялась по телу, заставляла руки дрожать, хвататься за волосы. Слёзы катились градом из глаз. Никогда бы раньше не подумал, что мне будет однажды так невыносимо плохо. Кричал бы, если бы не маленькая Айри рядом. Господи… Что теперь делать? Как с ней говорить? Не могу, слишком тяжело. Нужно позвонить, да, позвонить, она поможет. Всегда помогала. Трясущимися пальцами, оставляющими красные следы набираю номер единственного близкого человека на всей земле, что остался у меня и шепчу, не в силах сказать громче:
— Бес, приезжай. Ты нужна мне. Пожалуйста, скорее.
Не больше, чем через полчаса приезжает она, моя сестра. Беатрис сразу находит меня, в немом ужасе прикрывает рот рукой от увиденного, переводя взгляд с меня на Ясмин, а потом на Айри, лежащую без сознания на моих руках. Вызывает скорую, но понимает, что это не лучшая идея сейчас, поэтому звонит своему хорошему другу. Он врач, насколько мне известно, он поможет и ничего не скажет другим. Бес еле отнимает дочь у меня, буквально борясь за неё со мной. Проверяя дыхание девочки, с облегчением выдыхает: она думала, что я убил ещё и дочь? Наконец приезжает Тони — теперь Айри в безопасности. Когда ребенка уносят в другую комнату, я будто теряю точку опоры, теряю сознание.
Открываю глаза, а передо мной Беатрис, приводившая меня в чувства. В её глазах столько слёз… Сколько боли я причинил сегодня всем? Меня начинает трясти, как в лихорадке, снова слёзы текут по щекам. Сестра заключает меня в тепло своих объятий, успокаивая, гладя по голове, как наша мама. Как сейчас помню аромат ванили и теплого молока, исходивший от её рук. Ещё не до конца высохшая кровь пачкает костюм цвета карамели сестры. О Боже… Что же я наделал?
— Бес, не уходи, прошу тебя, Бес, — я цепляюсь за ворот кремовой блузы сестры, как за спасательный круг. Будто в бреду говорю, пытаясь не допустить жутких мыслей в белокурой голове сестры.
— Я… Я не знаю, как так вышло. Я снова был не в себе, но она… Боже, зачем она так со мной, с Айри? Как мы теперь вдвоем будем? Это не я… Это не мог быть я! Ты мне веришь, Бес? Верь мне, у меня никого не осталось больше, только ты. Прошу, помоги, умоляю! Я не справлюсь один. — Сквозь слёзы говорю я, не помня себя от ужасной боли внутри, сестра лишь успокаивает меня. Вдруг, она прекращает свои действия и холодно говорит:
— Молчи, Майкл. Иди срочно в душ, переоденься и жди меня в гостиной. — В этот момент в спальню вошёл Тони, сообщая, что с моей дочкой все будет отлично, а пока она спит. Но тут он замечает меня, а потом и Ясмин в кровавых простынях и так и прислоняется к стене, со словами: «Святые небеса! Что тут происходит?» Беатрис, бросив гневный взгляд на мужчину, отвечает:
— Только попробуй крикни, Тони.
— Нужно вызвать полицию, я мигом, — обеспокоенно начал мужчина, но Беатрис его остановила:
— Стой, где стоишь, и слушай меня внимательно! Отведи Майкла в ванную и возвращайся ко мне, мне потребуется твоя помощь.
— Надо позвонить…
— Ты меня хорошо слышишь? Ничего не нужно. Уже не нужно, — добавила Бес, взглянув на кровать, на которой лежало тело Ясмин.
— И только попробуй пойти в полицию.
«Беатрис, Беатрис, где ты? Бес!» — кричал во сне я до тех пор, пока не почувствовал теплые руки сестры на своем плече. Очнувшись лёжа на диване в гостиной, я увидел, что по дому ходят незнакомые люди, их много, они суетятся. Но Бес, взяв меня за подбородок, разворачивает моё лицо к себе, заставляя смотреть только на неё. А потом тихо, чтобы никто не услышал, спокойно говорит:
— Ты доставил мне очень много хлопот, Майкл, и ты заплатишь за это, но позже. А теперь слушай внимательно. Ты напугал девочку своим видом. Что хуже всего, мы не знаем, как то, что она увидела, отразится на её психике. Но для этого у меня есть очень хороший врач, он должен помочь. С помощью гипноза он сможет стереть воспоминания о сегодняшнем дне ей и заменить их на другие, помягче. Но ты, ты слышишь меня, не имеешь права погружаться в себя. Ты нужен дочери и компании. Поэтому возьми неделю отпуска. Поживи у меня, пока твой дом будут приводить в порядок. Я не знаю, что между тобой и Ясмин произошло, но мой знакомый сделает так, что ты будешь чист перед законом. А пока придумай, как ты скажешь Айри, что случилось с её мамой. Придумай хорошую легенду, чтобы девочке не было так больно. Ты понял меня? — такие же, как и у меня глаза цвета замёрзшей листвы прожигающе смотрели сейчас прямо мне в душу. Всё, что я смог тогда ответить, лишь жалкое «да».
***
Бутылка виски уже подходила к концу, когда я дописал последние строки. То, как сейчас мне было тяжело, не сравнить с тем, как мне было невыносимо тогда. Хотелось покончить с собой, но я не мог. Не мог оставить дочь, которой было в сто крат хуже, чем мне. Я сделал всё так, как и говорила Бес. После терапии мы с Айри встретились в нашем доме, в котором по просьбе Бес полностью изменили всё, дабы воспоминания не мучили нас обоих. Больше всего на свете я боялся, что дочь вспомнит всё, но пока гипноз действовал исправно. Только вот с Айрин мы с тех пор стали отдаляться всё больше: я допоздна задерживался на работе, развивал международное сотрудничество и часто бывал в отъезде, пока моя дочь всю себя посвятила музыке. Мы редко виделись, а общались и подавно. Так она и выросла без меня. Стала уверенной в себе и независимой, невероятно красивой, и этим так напоминала мать… До боли напоминала. И почему-то сейчас мне захотелось излить свою боль на бумагу, в письме к ней. Может, она сможет понять меня? Если, конечно, это возможно.
Ночь уже подходила к концу, когда мужчина, наконец, смог уснуть. Письмо было аккуратно запечатано и лежало посреди остального хаоса, как белоснежное перо на темном асфальте. Сон мужчины был беспокоен. То ли от количества выпитого алкоголя, то ли от заново пережитых чувств. Но он был доволен тем, что, наконец, смог рассказать правду. Сейчас он впервые за долгое время лежал абсолютно без сил, будто из него их выпили. Вспоминая с закрытыми глазами события прошедшего дня, он даже был уже рад, что передал часть компании дочери. В нем уже не было той силы и азарта, как раньше. Он чувствовал, что смертельно устал, и сейчас его душа просила о покое, который пока ей никто не мог дать. Пока не мог. Скорее, только звёзды, проглядывающие в ночном небе Города Ангелов уже знали, что его ждёт. Но они, молчаливые странники, что они могут…
