҉ ҉
Вкусы, которые делила с ним родственная душа, с каждым днём становились всё ужаснее и ужаснее: недожаренное мясо, сухой рис и что-то настолько отвратительное, отчего немел даже язык, а затем… затем они становились чем-то далёким и едва ощутимым. Неожиданно пришло чувство голода. — Дядя? — позвал Лань Чжань на следующий день неприятных ощущений. Взрослый остановился и положил руку на его тёмную макушку. — Родственные души ведь делят вкусы на двоих, но могут ли они также вызывать друг у друга голод? В один миг непроницаемая гладь лица мужчины покрылась рябью. Он присел на корточки перед Лань Чжанем, внимательно смотря в глаза ребёнку: — Ты хорошо поел сегодня утром? Лань Чжань кивнул, прежде чем покрыться пунцовым румянцем от смущения, пряча непослушные руки за спиной: — Целых два раза. К его удивлению, дядя лишь крепко обнял его, после чего поднял на руки. Ласково поглаживающая спину рука вызвала в нём странное желание плакать, но он сдерживался, вцепившись в одежду своего дяди, шагающего по извилистым тропинкам Облачных Глубин. — Да, родственные души могут разделять голод. Лань Чжань коротко кивнул, смаргивая несколько всё же скатившихся с его щёк слёз. Он спрятался лицом в шею дяди, стыдясь плакать из-за того, что в животе было пусто. — Мне это не нравится. Мне больше не нужна родственная душа. Тёплая и большая ладонь дяди успокаивающе поглаживала его спину. Лань Цижэнь напевал тихую, умиротворяющую мелодию, ту, что так часто пела Лань Чжаню мама. — Вот, держи, — обратился к нему дядя, из-за чего мальчику пришлось отстраниться; тут же в его руках оказалась конфета. — Но… ведь конфеты можно, только если мы учились хорошо весь месяц, — пролепетал Лань Чжань, покусывая нижнюю губу. Ему действительно нравились конфеты с кислой начинкой, от которых всегда покалывал язык, однако правила были правилами. Дядя нежно поцеловал его в висок: — Когда болен, тоже можно. — Но я не болен, — пробубнил Лань Чжань, позволив своей голове упасть на плечо дяди и играя с конфетной обёрткой, — я голоден из-за другого, — он вздохнул, ещё раз шмыгнул и вытер рукавом заплаканные глаза. — Я больше не хочу родственную душу. Наконец, перестав трепать бумажку, он положил конфету себе в рот, но забитый нос не позволил полностью ей насладиться. Лань Чжань снова уткнулся в шею дяди, тихо всхлипывая. — Давай я расскажу тебе историю об основателях Ордена, двух родственных душах, которые странствовали по миру в поисках друг друга, едва не потеряв надежду, но после получив высочайшую награду от самих небес за пройденные испытания, — успокаивающе и обнадёживающе звучал голос Лань Цижэня.҉ ҉
После произошедшего случая Лань Цижэнь не читал ему нотации, если в руках Лань Чжаня оказывалась случайная закуска, потому что только так он мог избавиться от чувства голода и сопутствующей ему слабости. На самом деле, дядя, видя несчастное выражение лица ребёнка, каждый раз давал ему конфеты. Однако Лань Чжаню всё же пришлось научиться скрывать свой дискомфорт, не желая особенного отношения в сравнении с его ровесниками-учениками*.҉ ҉
Однажды ночью Лань Чжань пробрался в кровать своего старшего брата, который тут же подвинулся, уступая ему место. — Лань Чжань? — Она уже три дня ничего не ела, — прошептал он, тревожа тишину. Лань Хуань не ответил, лишь крепко обнял брата, после чего сон одолел даже младшего. Расцветшее утро оказалось со вкусом горьких листьев на языке.҉ ҉
В возрасте восьми лет Лань Чжань ощутил вкус острого супа, от которого у него покалывали даже губы. Пусть это было и не самое лучшее, что пробовал Лань Чжань, но, по крайней мере, его родственная душа наконец насытилась, и это не было чем-то холодным или давно пропавшим. С наступлением очередного облачного дня Лань Чжань обнаружил, что его рис имел странный вкус. Нахмурившись, он взглянул на брата. — У нас изменили повара? Лань Хуань в замешательстве сжал губы и отрицательно покачал головой: — Нет, не думаю. Почему? — Мой рис острый, — задумчиво произнёс он. — Слишком острый. Он слегка поморщился и посмотрел на брата, который был погружён глубоко в свои мысли.҉ ҉
Этот урок Лань Чжань прочитал заранее. Он вслушивался в речь своего дяди, но лишь для того, чтобы освежить свою память. Однако, несмотря на то, что он был сосредоточен на его учении, что-то всё же отвлекло его внимание. Он не был голоден. Конечно, глупо было бы не заметить, когда ты принимаешь пищу три раза в день. Но его родственная душа — нет, тем более голод всегда был связан с ней. В действительности же, по воспоминаниям Лань Чжаня за последние несколько дней, его родственная душа была сыта с того самого момента, когда острый суп едва не сжёг его рот. Случайно скользнувшая мысль, и шок буквально пригвоздил его к месту, не позволяя даже вздохнуть или шелохнуться, лишь руки, сжатые в кулаки и сложенные на коленях, никак не могли унять всё нарастающую дрожь. — Лань Чжань-сюн? — обратился к нему брат-ученик. Он уже было повернулся к соседу, чтобы уверить его, что всё в порядке, как что-то влажное и горячее на щеках привлекло его внимание. Сбросив оцепенение, он медленно поднёс ладонь к лицу и коснулся свободно капающих слёз. Мальчик не плакал так давно, что не мог проронить и слова. — Лань Чжань? — позвал его дядя резким, но с оттенками тревожности голосом. — На сегодня урок для всех окончен. Лань Чжань, следуй за мной. Мальчик понуро отпустил голову, стыдясь сорванного по его прихоти урока. — Дядя, — с искренним сожалением произнёс он, когда они дошли до тропинки, ведущей в сыхэюань* семьи Лань, — прошу прощения, что по моей вине… — Что случилось с твоей родственной душой? У неё плохое самочувствие? Лань Чжань моргнул несколько раз, ошеломлённый явным беспокойством дяди. Он не спрашивал, почему состояние его родственной души так важно для старшего мужчины. Этот человек любил его, пускай они и не обсуждали эту тему с тех самых пор, когда он впервые почувствовал вкус крови и голода. Мальчик отрицательно покачал головой и одним движением вытер слёзы со щёк: — Я заметил, что в течение последних пяти дней она ела в правильное время. Я не знаю, почему я плачу. Он думал, что его дядя разозлится, однако мужчина, вопреки его страху, присел на корточки и вытер оставшиеся слёзы платком. — Нельзя винить себя за то, что ты почувствовал облегчение, стоило твоей родственной душе оказаться в безопасности. Пожалуй, тебе было тяжело волноваться за неё так долго. Твоё эмоциональное состояние нарушено, на тебя навалилось столько стресса, поэтому приходи, мы будем медитировать, чтобы восстановить твоё душевное равновесие. Лань Чжань кивнул, чувствуя, как комок, всё это время мешающий дышать, растворяется, стоило ему взглянуть в родные и обнадёживающие своей мудростью глаза дяди. Внезапные слёзы казались чрезвычайно странными, но слова взрослого успокоили его.҉ ҉
Впервые вкус чего-то горячительного, но явно отличающегося от прежних переправленных острыми специями блюд его родственной души, вызвал хмурую настороженность. Время было комендантское, поэтому Лань Чжань не посмел побеспокоить своих братьев-адептов, уснув с подозрительным покалыванием на языке. Несколькими месяцами спустя, присутствуя на банкете бракосочетания, он осознал, что алкоголь — это тот самый вкус, которым баловалась его родственная душа, отчего он едва не задохнулся от возмущения. Кто же так воспитывает молодую деву, которая познала вкус алкоголя в столь юном возрасте и при этом злоупотребляла им? Но вдруг его осенило, когда ему на глаза попалась необычная пара родственных душ — суровая на вид женщина, которая точно была лет на десять старше своей супруги, в чьих уголках губ играла располагающая улыбка. Вдруг родственная душа Лань Чжаня не являлась молодой девой? Может, она вовсе не была девушкой. Пьянь. В голове начали появляться возможные образы его второй половинки. Высокий, с восхитительной и заразительной улыбкой, тот, чьи глаза пронзают саму душу. Он величествен и спокоен, но может с лёгкостью смеяться над редкими шутками Лань Чжаня. Или, быть может, похож на молодого гостя: высокого, да, но энергичного и улыбающегося настолько дружелюбно, что даже Лань Чжаню было бы комфортно в его компании, и он не стал бы чувствовать себя обязанным говорить. С приходом следующего дня он понял, что совершенно ничего не помнит из вчерашнего, однако несколько слов, аккуратно каллиграфированные на белом листе, являлись достаточным свидетельством. Лань Чжань ровно свернул бумагу и положил в личное хранилище, таившее его сокрытые ото всех мысли.