ННД - Никому Не Доверяй

Уже через несколько дней после оглашения приговора Леви с группой таких же счастливчиков, которых было около десяти человек, точно Аккерман не знал, потому что не пересчитывал, под конвоем, с цепями на руках и ногах загрузили на корабль посреди ночи. Следующую неделю Леви провел, плавно покачиваясь по инерции, наслаждаясь музыкой звенящих наручников при каждом ловком и неловком движении, а также слушая постоянное нытье своих соседей. У Аккермана был плохой аппетит, потому как, посмотрев на баланду, которую надзиратели называли обедом, вовсе пропадало желание есть на неделю вперед. А ведь кто-то ел, давился и плакал, но ел, потому что хотел жить, не терял надежду. А Леви тогда и вовсе не знал, чего хотел. От Кенни вестей не было. Что-то он не спешил спасти своего сильнейшего бойца, лучшего ученика и по совместительству любимого племянника. Леви не самыми лестными словами описал своего дядюшку в голове, но после подумал, что изначально надеяться на этого человека было глупо — Кенни Аккерман сам находился в международном розыске и был одним из первых в очереди на электрический стул. Такой человек ни за что не подставится, ему своя шкура много раз дороже, а незаменимых людей у нас нет. Так думал Леви, опустошенным взглядом впившись в пол. В последнее время Леви слишком много думал, и это утомляло его, поэтому Аккерман постоянно проваливался в дремоту. Путешествие на корабле Леви перенес довольно легко, оно даже показалось ему не долгим, потому как большую его часть Аккерман провел во сне. Заключенных перевозили на нижней палубе, где не было окон, так что ни лучика не просачивалось к осужденным, поэтому тем невозможно было понять, сколько дней уже длится плавание. Обреченные на пожизненное сидели на холодном металлическом полу, а, точнее, были прикованы к нему. Леви мало интересовали члены его нового окружения, но один человек выбивался из толпы. Аккерман сразу обратил внимание на его чуднЫе очки и в особенности на то, как тот постоянно всех вокруг разглядывал, пытался поговорить не только с другими осужденными, но и с надзирателями, но больше всего Леви беспокоило другое — этот товарищ слишком часто бросал на него косые взгляды. Аккерман постоянно чувствовал, что на него кто-то смотрит, нет, даже таращится, причем самым наглым образом, и от того невольно просыпался. И это была не паранойя. Леви вздохнул с облегчением, когда надзиратель, толстый неприятный мужик с русской фамилией, вроде как, Лобов, известил о прибытии и еще безвкусно пошутил что-то про отпуск у моря. Леви на это только чертыхнулся про себя. Солнечный свет безжалостно ослепил новоприбывших, что целую неделю почивали во тьме. Леви невольно зажмурился, прикрыл глаза рукой, за которой невольно последовала и вторая, связанная с первой цепью. Заключенные выстроились в ряд вдоль берега, послушно следуя приказу надзирателя. Леви, повернув голову на бок и смотря через спину, стоял ближе к концу строя, его опустошенный взгляд серых глаз, в которых бликовало яркое солнце, был прикован к морской глади. Погода была безветренной, очень тихой, лишь слабый, ласковый бриз щекотал кожу, игрался с волосами. Аккерман вдруг подумал, что до этого момента видел море только на контрабандных картинах, но эта мысль ничуть не расстроила его: ну, вода и вода, много её, ну и что. Кто-то вскрикнул бы, что это красиво, а Леви не знал, что бы сказал он. Тюрьма находилась в глубине небольшого острова, смотровая башня чуть выглядывала из-за вершин деревьев, что брали дом новых заключенных в кольцо — проще говоря, вокруг здания тюрьмы произрастал лес. Нельзя сказать, что он уже очень густой и непроглядный, но, пожалуй, создаст проблемы тем, кто сунется туда без гида, особенно на ночь глядя. Заключенных сковали одной общей цепью, завязали глаза, чтобы не запоминали тропы, и повели вглубь леса. Всю дорогу Леви слушал щебетание птиц и старался не споткнуться об очередную кочку. Как только препятствие в виде леса было пройдено, заключенным позволили снять повязки. Пред ним представили высокие, массивные, бетонные стены, на вершине которых была натянута колючая проволока. Первое, о чем подумал Леви, подняв голову к небу, было недоумение по поводу того, зачем на стене, которую и так не перелезть даже вооружившись стремянкой, была еще и проволока? Долго этим вопросом Аккерман не мучился, потому что часовые, увидев новую партию заключенных, доложили кому нужно, получили разрешение и с красноречивым грохотом отворили ворота. Двор был просторным, но такое впечатление складывалось еще и из-за того, что сейчас было не время прогулки заключенных. Новую колонну встретило лишь несколько смотрителей. Конвойные что-то обговаривали между собой, в то время как Леви изучал обстановку вокруг. Часть двора была предназначена для игры в американский футбол, в другой стороне располагалось несколько турников, также неподалеку размещалось некоторое количество отдельных лавок и лавок для сидения за столами. Собственно, это все, чем был богат двор. Когда формальности были улажены, заключенных завели в здание самой тюрьмы. Один из надзирателей провел персональной ключ-картой, и дверь в виде решетки автоматически открылась, встречая гостей. Новые опочивальни были уже давно готовы и ждали своих новых хозяев, которым сначала предстояло обследование и сдача анализов в местном медпункте, а потом принятие душа после недельного путешествия по морю. Заключенным дали пять минут, чтобы помыться, и еще пять минут, чтобы одеться в спецодежду оранжевого цвета с персональным номером на груди — робу. Аккерман давно мечтал о встрече с чистой водой, и потому просто наслаждался теплым душем, избавлявшем от смердящего запаха пота. С размером робы для Леви были некоторые затруднения, но их быстро уладили, так что вскоре и у Аккермана появился личный комплект. С этого момента к нему будут обращаться как к заключенному под номером 2512. После этого пути новоприбывших разошлись, их развели в разные стороны по направлениям к их камерам. Леви смотрел прямо перед собой, головой не крутил, сохранял выдержку и гордость, даже когда в его сторону со стороны других заключенных раздавался свист и разные фразы типа «Эй, принцесса, давай развлечемся». «Мерзкие, вонючие куски дерьма», — сразу же выдало подсознание. В висках застучало. Леви почувствовал, как внутри него зарождается желание кому-нибудь очень возбужденному вставить что-нибудь инородное в зад и прокрутить да на такую глубину, чтобы потом ни один хирург не достал. Но Аккерман мог лишь хмуриться и, скрипев зубами, продолжать шагать. Да уж, в таких местах нужно быть начеку, чтобы тебе самому в зад не вставили что-нибудь.  — Добро пожаловать, — не скрывая иронии, сказал надзиратель, открыв перед Леви дверь его камеры. Аккерман, давя в себе приступы агрессии и продолжая внешне выглядеть совершенно спокойно, кинул на того чуть уничтожительный взгляд и сделал шаг внутрь. Дверь за ним закрылась. Леви проводил надзирателя глазами, а после посмотрел на убранство своей камеры: ржавый умывальник, грязная параша, металлическая койка, покрытая дырявым матрасом, плоская подушка, уже продавленная чьей-то головой. Аккерман был мрачнее тучи. Гадюшник. И это слабо сказано. Леви опустил взгляд на свои ноги и увидел, как мимо пробежал то ли таракан, то ли клоп. Шустрый малый вскоре скрылся, спрятавшись в щель. Леви тяжело вздохнул, вложив в этот жест всю скопившуюся на душе безысходность, и, смирившись, опустился пятой точкой на койку, а после безвольно рухнул в горизонтальное положение. Минуту Аккерман смотрел стеклянным взглядом на потолок, украшенный причудливым желтым разводом, а потом сон будто обухом ударил по голове, и Леви отключился. Проснулся Аккерман также быстро неожиданно, как и заснул: он вдруг резко открыл глаза, словно оживший мертвец. Леви поймал себя на мысли, что не знает, сколько сейчас времени и какое сегодня число, а еще он не помнит, когда нормально ел в последний раз. В животе, будто вторя последнему вопросу, предательски заурчало. Аккерман совсем не знал распорядка дня, и потому не мог сказать желудку точно, когда в него упадет хоть что-то похожее на еду, а не на дерьмо. Жрать (именно «жрать», а не «есть») хотелось ужасно, что аж к горлу блевотный ком подступал. Неожиданное для Аккермана появление надзирателя стало спасением от этих печальных мыслей.  — На выход. Свободное время. Леви в толпе других заключенных вышел во двор. Оранжевые робы, режущие глаза своей яркостью на фоне серости тюрьмы, мелькали тут и там, со всех сторон до Аккермана доносились множество незнакомых голосов и даже смех. Кажется, здешние обитатели смирились с тем, что остаток своих жизней они проведут в неволе. Наверное, это правильно, но не для Леви — не в его характере. Ночью был дождь. Стараниями ветра на земле плавно покачивалась гладь луж, в которых отражались безоблачное небо и яркое солнце. Заключенные, ходившие туда-сюда, месили грязь. Аккерман уже давно решил, что для начала неплохо бы понаблюдать, изучить надзирателей, других заключенных, их привычки и характеры, чтобы потом по возможности использовать знания себе во благо. Леви уже направился к лавке, которая находилась на углу двора и, как решил Аккерман, являлась идеальным местом для обзора всего двора. Леви стремительно направился туда, но, видимо, не только он решил пролить свет на царящую здесь обстановку, потому что уже через секунду эту самую лавку занял тот самый странный мужик с чудными очками. Аккерман, резко остановившись, нахмурил брови. Конкурент же прекрасно понимал намерения Леви. Очки заключенного сверкнули, сам он посмотрел на того исподлобья.  — Тч, — слетело с уст Аккермана. Он сплюнул и огляделся. Облюбовал одну из тех лавок, что были у столов. Леви сел так, что ему прекрасно было видно заключенных у турников и играющих в регби. Подперев голову рукой, Аккерман старался запомнить лица, прочитать их, от скуки даже попытался угадать, кто за что сидит. Вскоре это занятие осточертело, и скучающий взгляд остановился на высоком мужчине крепкого телосложения. Он был гол по пояс, штаны от робы висели на бедрах. Мужчина довольно давно занял один из турников и подтянулся уже раз двадцать. Леви сначала не считал, но потом пожалел — стало любопытно. Тот же был уже на пределе своих сил: на лбу сверкали капельки пота, светлые, пшеничного цвета волосы также были мокрыми, выступили вены на шее и руках, первая даже пульсировала от напряжения. К блондину кто-то обратился, и тот все же встал ногами на землю, ухнув и тяжело выдохнув. Взяв полотенце, которое предусмотрительно оставил неподалеку, он вытер сначала вспотевшее лицо, а после принялся собирать капли и с шеи, параллельно этому о чем-то говоря с подошедшим. Леви смотрел внимательно, поэтому от него не мог ускользнуть и тот факт, что блондин в ответ кидал на него косые взгляды. Наблюдательностью этого человека природа не обделила, потому как мало кто мог заметить или почувствовать прикованный к себе взгляд на таком приличном расстоянии. Переглядки бы продолжались и дальше, но вдруг стол, за которым сидел, облокотившись, Леви, вздрогнул. Аккерман, будучи готовым пойти в атаку или отразить ее, чуть дернулся от неожиданности, перевел взгляд на появившегося напротив него парня. Его большие грязно-голубого цвета глаза бегали по всему лицу Леви, будто сканируя. Аккерману это пришлось не по душе, и потому он, чуть отклонившись, скрестив руки на груди и чуть приподняв голову, кинул на парня грозный взгляд:  — Те че надо?  — Познакомиться хотел, — просто и совершенно спокойно ответил парень, пожав плечами и почесав макушку с русыми волосами.  — Ты кто, бля, вообще такой? — продолжал одним своим красноречивым взглядом давить Леви.  — Меня зовут Фарлан Черч. И моя камера по соседству с твоей.  — И че дальше? Будем чай друг к другу ходить пить?  — Ты можешь не представляться, я знаю, кто ты, — проигнорировав последнюю, не совсем дружелюбную реплику Леви, невозмутимо гнул свою линию Фарлан.  — И откуда же?  — Мало кто не знает, что и до Леви Аккермана, про которого ходят всякие байки, что он такой пиздатый и неуловимый, сам загремел в тюрьму. И, о, какая удача, оказался именно здесь. Ты звезда, если не знал. Леви чертыхнулся и посмотрел Фарлану в глаза, пытаясь понять его истинные намерения и то, когда же он уже собирается уйти отсюда, потому что парень отнюдь не стеклянный, закрывает весь обзор и просто напрягает.  — Да расслабься ты, Леви, я просто хотел поздороваться с тобой. А то ты так и будешь ходить здесь в гордом одиночестве, как тень, и следить за всеми. Ты решил, что это охуенная тактика? Не боишься, что один здесь сдохнешь? — улыбнувшись, спросил Черч.  — А ты кто мне в друзья набиваешься, как я погляжу?  — А если и так? Я бы не отказался иметь на своей стороне такого человека, как ты, — честно сказал Фарлан, наклонившись вперед и хитро прищурившись.  — Мне друзья не нужны, — поднимаясь, безразлично сказал Леви. Аккерман обошел стол. Черч непрерывно следил за Леви взглядом. Тот, остановившись за его спиной, продолжил:  — Я живу по принципу ННД, так что отдыхай. За своей жопой тебе придется следить самому. Фарлан усмехнулся, про себя отметив, что потом неплохо бы узнать, что значит это его «ННД». Леви уже хотел отойти, потому как решил, что вряд ли дождется, что этот болван сам по-хорошему уйдет, но не тут-то было: на большой скорости и совсем не нежно Леви в живот прилетела дыня. Аккерман, не ожидавший такого удара, мышцы пресса напрячь не успел, принял всю сила удара и, схватившись за живот, чуть согнулся, зашипев. Фарлан подорвался с места, чтобы вежливо поинтересоваться его самочувствием, но, как только открыл рот, то был сразу же перебит грубым мужским голосом.  — Братан, прости, — искренне сожалея, сказал кто-то. Леви взглянул исподлобья: около него уже стоял темнокожий мужчина под два метра, бугай, не излучающий, правда, никакой агрессии.  — Нормально. Аккерман выпрямился и отряхнулся. Боль постепенно отступала.  — Не хочешь сыграть с нами? — внезапно выдал он, — Нам не хватает одного человека. Леви, кинув на собеседника подозрительный взгляд, вдруг выглянул из-за него. На поле ожидали улетевшей дыни еще несколько человек, в числе которых был блондин с турников. Аккерман не имел возможности увидеть лица, но его выражение не предвещало ничего хорошего. Но Леви этого не видел.  — Ну, давай сыграем. Темнокожий мужчина дружелюбно похлопал Аккермана по плечу и поднял мяч. Сам же Леви не знал, по какой причине согласился. Фарлан вообще терялся в догадках. Он сел туда же, где сидел Леви несколько минут назад, чтобы понаблюдать за игрой и в особенности за тем, как будет коротышка уворачиваться от прыжков на него таких здоровенных мужиков. А вот Аккерман считал свой невысокий рост преимуществом — он всегда по максимуму использовал умение проскакивать мимо или пролезать где-либо, чего бугаи не могли чисто физически. Чем ближе они подходили, тем больше Леви жалел о своей затее — вместо площадки для игры Аккерман увидел огромную колею грязи. Игроки тоже были в ней: ноги по колено и даже выше, бока, лицо, волосы. Его определили в одну из команд. Аккерман был соперником того блондина, что и сейчас не сводил с него грозного взгляда. Широкие брови мужчины были нахмурены, он угрожающе смотрел исподлобья на Леви, взгляд которого тоже не отличался дружелюбием. Они прожигали друг в друге дырки. Аккерман делал это, потому что это делал блондин. Но почему это делал блондин?.. Игра началась. Леви сиганул к дыне и, нарочно поскользнувшись и проехавшись по грязи, в первые же секунды замарав робу, выхватил мяч, побежал к воротам. За ним галопом бросились восемь нападающих соперника. Как бы ловко Аккерман не уворачивался и не выскальзывал, вскоре его повалили, но прежде Леви все же успел перекинуть дыню союзнику. Была такая неразбериха, что большинство игроков даже не проследили, куда делась эта несчастная дыня. Леви, осознавая это и давая время союзнику, делал вид, что дыня все еще у него, свернувшись в калачик спиной вверх, прижимая вымышленный мяч к себе. Аккермана пытались перевернуть и забрать дыню, но тот отчаянно сопротивлялся. Обманки хватило на несколько минут. Вскоре товарищи по команде радостно вскрикнули. Гол. С Леви разом слезли трое человек. Остальные же уже давно отстранились. Грязь была повсюду. Аккерман весь насупился и выплюнул ту, что так ловко попала в рот. Нет уж, такая игра не для него. Но доиграть нужно. Раз за разом Леви валили на землю, придавливая массой, потому как дыня часто оказывалась у него — товарищи по команде оценили его как мелкого проныру и хорошего нападающего. Помимо грязи Аккермана очень беспокоил неугомонный блондин, что был в защите в команде соперника: он то и дело ставил подножки, сильно толкался, наваливался всем телом. Мужчина не спешил слезать с Леви, когда даже тот лишался мяча. И Аккермана это ужасно бесило. Леви в долгу не оставался и сам валял наглеца в грязи. К середине игры Аккермана мяч вообще не волновал, как и исход игры, а о том, что он весь в грязи, как мерзкая свинья, он и вовсе позабыл. Леви смотрел только в большие голубые глаза, что с презрением врезались в него, и отвечал не менее красноречивым взглядом. И в один прекрасный момент, когда начался новый тайм, эти двое просто сорвались с места и кинулись не к дыне, а друг на друга. Началась драка. Сначала блондин повалил Леви на землю, тот ударился спиной. Оппонент хотел зажать его в таком положении, но Аккерман откатился на бок и прыгнул на блондина, придавив весом. Завидев потасовку, все сбежались, словно дети на долгожданное шоу. Разнимать их совершенно никто не спешил. С разных сторон то и дело доносились подбадривающие крики и советы, как и куда нужно бить, но Леви всего этого не слышал — в ушах гудело и закладывало то ли от попавшей грязи, то ли от бешенства. Блондин сражался упорно и не уступал Аккерману. Они скалились друг на друга до скрипа зубов, били без раздумья, куда попадется, действуя больше инстинктивно и прикладывая при этом всю силу. Раздался выстрел. Он был предупредительным. В воздух. Птицы, что мирно сидели в лесу, взмыли в небо, зашумев. Заключенные затихли и чуть расступились, но их все равно растолкали надзиратели. В этот момент блондин сидел у Леви на спине и, держа того за волосы и заломив руку, окунал лицом в грязь. Аккерман кое-как повернул голову на бок, чтобы не задохнуться.  — Все по камерам! — громко крикнул надзиратель. Заключенные, оживленно обсуждая драку, медленно и неохотно поплелись в здание тюрьмы. Леви и блондина еле растащили надзиратели. Наручники на руках щелкнули у обоих, но Аккерман в бешенстве продолжал рваться на оппонента, пока тот сплевывал кровь и шмыгал разбитым носом. Но одним своим дерзким взглядом блондин будто вызывал на продолжение поединка.  — Этих в карцер! — скомандовал кто-то.  — Пшел! — как к псине, обратились к Леви и толкнули вперед с такой силой, что тот чуть не улетел обратно на землю. Массивная металлическая дверь в карцер была открыта только те несколько секунд, что Леви заходил внутрь, после чего надзиратель с грохотом закрыл её, набрав ключ-код на специальном устройстве, что располагалось снаружи — на стойке по соседству. Небольшое окошечко в двери открыли, Леви высунул в него руки и уже через мгновенье был освобожден от наручников, после чего оно сразу же было закрыто надзирателем. Потерев запястья и гневно харкнув на пол, Аккерман опустился на одиноко стоящую у другой стены лавку. Леви — грязному, побитому, растрепанному, с засохшей кровью на лице — предстояло «посидеть и подумать над своим поведением» следующих десять дней. Аппетит полностью пропал — с лихвой нажрался грязи, но все же, когда через полчаса принесли обед, Леви поесть не отказался.