XIX век
Елизавета Дмитриевна плотнее стянула полы овчинного тулупчика и подставила парящим хлопьям снега своё разгоряченное лицо. На улице дышалось удивительно легко, и девушке не хотелось уходить со двора. Она смахнула большую снежинку с носа и тихо засмеялась, смотря в след убегающей в плотную синеву зимней ночи стайке дворовых ребят, которым ранее раздала угощения. В объёмных ватниках дети казались большими чёрными шарами, перекатывающимися под крики рождественских колядок от крыльца к крыльцу. Лизи завороженно наблюдала за тем, как фонарь, которым они освещали себе дорогу, медленно уплывает вдаль. Словно снедаемые сугробами, голоса ребятишек постепенно становились тише, и, в конце концов, она вовсе перестала слышать складные напевы. Улица снова обрела покой. Ночь не была особенно ясной, но шапки снега, бережно укрывавшие собой всё вокруг, отражали тепло домов, лучившееся из окон, и переливались разными красками. Лизи буквально ощущала внутри себя праздник Рождества, и ей вдруг захотелось поделиться счастьем со своей новой семьёй: мужем и его родителями. Закрыв за собой калитку и сделав несколько шагов к дому, девушка замерла, поймав в воздухе любимый с детства звук — хруст снега под ногами. Перед её глазами вмиг пронеслись все зимние забавы, которых она давно уже намеренно сторонилась, и теперь, увидев вдоль узкой дорожки, расчищенной с утра её свёкром, высокие сугробы, решительно направилась к ним. Когда ещё ей представится возможность вдоволь искупаться в снегу? Поправив пуховый платок и бросив осторожный взгляд на дверь, будто боясь, что её могут отвлечь от осуществления задуманного, Лизи медленно шагнула в плотный снег, проверяя его надёжность, и сразу же погрузилась в сугроб на коленях. Она расплылась в улыбке: «Вот оно какое, белое покрывало зимы». Приложив к раскрасневшимся щекам прохладные ладони, девушка блаженно вздохнула и начала осторожно разворачиваться на месте, чтобы опуститься спиной в снег. Радуясь, словно малый ребёнок, получившемуся озорству, Лизи не сразу заметила, что белоснежные хлопья перестали спускаться на неё с высоты, а за застилающими прежде небосвод тучами начал проглядывать месяц, всё ещё неяркий и окутанный дымкой. Такое волшебство заставило её вспомнить рождественскую повесть Гоголя. Протянув ладонь вверх, девушка посмотрела сквозь тонкие пальчики на быстро убегающие облака, ища в них знакомых персонажей. Проплывающее над месяцем облачко с рваными краями напомнило ей кузнеца Вакулу верхом на чёрте, и, увидев, как на небе вслед за ними начали появляться первые звёзды, Лизи от неожиданности вздрогнула. — Не волнуйся, милый.Сегодня другая ночь, добрая, — прошептала она, касаясь выступающего под тулупом живота. — Мне кажется, что ты тоже видишь эту красоту. Её невозможно не видеть, такая она необычная. Как думаешь, твои дедушки ощущали тот же трепет перед таинством ночи, что и мы с тобой сейчас? А после? Что будет после нас, в 20 веке, в 21? Станут ли люди любоваться звёздами, выходя из дома, или эти мерцающие точки будут казаться им иными, не стоящим внимания? Лизи ненадолго задумалась над этими вопросами, но не найдя в себе ответов, решила спросить об этом мужа, любящего подобные загадки. Она попыталась встать, поднимаясь на локтях, но запуталась в спавшем на плечи платке и ещё больше увязла в снегу. — Видно, без помощи нам никак не справиться, — натянуто улыбнулась она и без сил упала обратно. — Может, пока нас не принялись искать…передадим весточку в будущее? Как ты на это смотришь? В такую чудную ночь нас обязательно услышат, — малыш внутри неё уверенно дёрнул ножками, и Лизи приняла это за согласие. — Тогда… Что ж… — она собралась с мыслями и, крепко зажмурившись, сначала помолилась за своих родных и близких, а после попросила Бога о добром будущем для всех следующих поколений её семьи. Она не знала, правильно ли обращаться к Всевышнему с подобной просьбой, но отчего–то верила в то, что её слова были услышаны. От невероятного чувства лёгкости, которое она мгновенно обрела, ей захотелось взлететь до небес, и, откинув руки в стороны, Лизи поводила ими вверх–вниз, делая снежного ангела. — Вот так, славно, — остановившись, со сбивчивым дыханием прошептала она — в последнее время любая работа заставляла её пыхтеть, словно паровоз. — Теперь они точно увидят. Посмотрят на небосвод и средь звёзд и луны увидят нашего ангела, и поверят в чудо. То, что мы сейчас с тобой здесь лежим, это же и есть чудо, правда? Лизи почувствовала, как её пальчики начали неметь от холода, и поднесла кулачки к губам, чтобы согреть их дыханием. Поняв, что начинает мёрзнуть, она снова попыталась подняться, но все её усилия свелись лишь к тому, что она начала переваливаться с одного бока на другой, будто медведь, готовящийся к спячке. Лизи так устала от своей неповоротливости и беспомощности, что в один момент её радостное настроение улетучилось, и она ощутила слёзы, тугим комком подкатившие к горлу. Девушка уже была готова разорвать обволакивающую тишину зимней ночи криком о помощи, как вдруг услышала скрип открывающейся двери. — Лизи, милая, где ты? Нас ждут уже давно. Пора выходить, если мы хотим успеть до рассвета, — послышался обеспокоенный голос мужа. Неожиданно для самой себя девушка замерла. Она не успела придумать слов, которыми смогла бы объяснить своё положение, а потому боялась всерьёз испугать супруга неловким криком из сугроба. Он безмерно переживал за неё и в последнее время частенько отчитывал, словно малое дитя, за лёгкое озорство, которое она себе позволяла. Иногда ей казалось это несправедливым и неправильным, но упрямый Антон Андреевич не слушал никого вокруг, окружая её беспредельной заботой. Он был настолько увлечен новыми хлопотами будущего отца, что яростно оберегал своё дитя и жену даже от них самих. И, конечно же, все уверения доктора Милца, который неизменно советовал будущей мамочке чаще бывать на свежем воздухе и больше двигаться, были восприняты им буквально, то есть, как необходимость совершать с ней променады хотя бы раз в день и без надзора не оставлять. — Я здесь, Тоша, — нерешительно откликнулась она, поняв, что ничего лучшего придумать не может. — Бог ты мой, Лизи! — он быстро подбежал к ней и упал рядом, мягко проваливаясь в снег. Он тут же захватил её разрумянившееся лицо в свои ладони и бегло осмотрел каждую её черту, метнув обеспокоенный взгляд на живот. — Не тревожься, любимый, всё хорошо, — поспешила ответить она, поняв, что взволнованный полицейский находится в шаге от того, чтобы впасть в нервное помешательство. — Малыш пока не собирается появляться на свет. А я просто решила тут… полежать, — неловко закончила она, пристально смотря в бегающие от растерянности глаза Антона. Непослушные вьющиеся локоны, спадающие ему на лицо, и лёгкий пар, исходящий от его льняной сорочки под строгим жилетом, придавали мужу в мыслях Лизи сходство с ангелом. Антон Андреевич был так очарователен в своей заботе, что ей вдруг захотелось его расцеловать. Будущий отец в последнее время сторонился её, боясь причинить неудобства, и теперь, видя на нестерпимо близком от себя расстоянии любимые голубые глаза, любимую складочку, всегда пролегающую между его бровями в моменты особенного сосредоточения, она не могла больше сдерживать чувств. Да и не хотела. Собравшись с силами, Лизи обхватила шею любимого руками и, притянув к себе, одарила его губы горячим неистовым поцелуем. Антон отозвался сразу, и она буквально ощутила его тоску по ней. Осознание этого заставило сердце девушки бешено колотиться в груди, и тепло сразу же разлилось по её телу от головы до пят. Ей хотелось, чтобы этот момент не прекращался никогда, но их общее дыхание вскоре стало сбивчивым и прерывистым, и Лизи вдруг вспомнила, что заставило мужа выбежать за ней из дома. — Прошу, подними меня скорей, — слегка отстранившись, прошептала она. Антон внезапно вздрогнул над ней и, смущенно опустив взгляд, отполз в сторону. — Елизавета Дмитриевна, ведать не ведаю, что побудило вас упасть в этот сугроб, но умоляю дать мне обещание, что не станете больше так делать, по крайней мере, в ближайший месяц, — строго потребовал Антон Андреевич у своей супруги, бережно доставая её из снежного плена. — Холодно уже, да и небезопасно это. — Ну же, Тоша, не бурчи, — Лизи игриво поцеловала своего спасителя в щеку и, прильнув к его крепкой груди, снова ощутила невидимую силу, притягивающую их друг к другу. «Он по–прежнему любит меня, неуклюжую и располневшую», — вдруг подумала она и улыбнулась. — Мысли о тебе меня всегда греют, — прошептала она, стягивая с волос шерстяной платок и накидывая его на плечи Антона. Он сначала хотел возразить, но быстро передумал: помимо всего прочего, доктор Милц рекомендовал ему стараться избегать бессмысленных препираний с беременной женой. — Лучше посмотри, какая дивная ночь! — она осторожно подняла ладошкой мягкий подбородок Антона, чтобы показать ему звёзды, которые начинали ярко сиять на небосводе. — Даже Большую Медведицу можно различить. Как думаешь, почему этому чудесному созвездию отвели такую неприятную роль? Говорят, она покровительница мёртвых. Может, наши прадеды, будучи на небесах, и правда смотрят на нас яркими звёздами? — Ursa Major, — на латыни повторил название созвездия Антон, и Лизи зачарованно замерла в его объятиях. Ей так нравилось, когда муж использовал в беседе этот древний язык, придавая каждому слову особую важность, что она готова была слушать его бесконечно долго. — Римская легенда? — она с интересом подняла взгляд на мужа, пытаясь предугадать ход его мыслей. Пока ещё ей не всегда это удавалось, но тем ценнее казались ей секунды, когда их размышления волшебным образом сходились и побуждали супругов вторить словам друг друга. — Право сказать, арабская, — Антон виновато пожал плечами, будто боясь обидеть её этим замечанием. — Взгляните, — он указал на последнюю звезду на ручке ковша. — Это Бенетнаш, кратко от «Ал–каид банат наш». Иначе его ещё называют предводителем плакальщиц. Всё дело в том, что людям древнего Востока свойственно было именовать все явления, которые встречались на их пути, по наитию. Быть может, кому–то созвездие показалось схожим с вереницей похоронной процессии, а потому теперь уже мифы и легенды очерняют эти яркие звёзды. Вы, главное, не берите в голову эти дурные аллегории. В конечном счёте, какое значение имеет людская молва? По звёздам всегда можно найти дорогу к дому, а значит, не могут они предрекать ничего злого, — он слегка отстранился и взял её лицо в свои широкие тёплые ладони, чтобы нежно поцеловать сначала лоб и кончик носа, а затем мягко коснуться губ. Лизи растаяла от его прикосновений и почувствовала, как колени ослабли и начали подгибаться. Чтобы окончательно не впасть в исступление, ей пришлось найти в себе силы вернуться к прежним мыслям, и она, подражая официальной манере мужа, на выдохе произнесла: — Антон Андреевич, я не устаю удивляться глубине ваших познаний… — от переизбытка чувств ей всё ещё было тяжело дышать, и она, ловя ртом воздух, заметила его смущенную улыбку. Он явно был доволен произведённым на неё впечатлением. А Лизи нисколько не скрывала восхищения своим мужем, Антоном Андреевичем Коробейниковым, следователем уездного города Затонска. — С вами мне ничто не страшно, — она заключила его в свои объятия и, осторожно, боясь показаться сумасбродной, продолжила: — Просто мне всё кажется, что наши почившие родные неустанно следят за нами. И если днём с небес им это делать легко, то ночью они могут смотреть на нас только через звёзды. Иногда я чувствую, как что–то невидимое глазу помогает мне в делах, а порою случается, что я везде вижу препятствия на своём пути. И уже после я узнаю, что борьба с этими препонами сохранила меня от чего–то дурного. Что это, если не вмешательство высших сил? — Лизи… — он легко прижался губами к её макушке и задержался на некоторое время, чтобы глубоко вобрать в себя её запах. — Женский ум лучше всяких дум. Тебе следует полюбопытствовать об этом у Анны Викторовны, сведущей в этих делах, как никто другой. Они с Яковом Платоновичем, верно, уже заждались нас. Да и Виктора Ивановича с Марией Тимофеевной плохо обижать своим опозданием. Пора собираться, милая. К воротам вот–вот должны подогнать сани. Лизи в ответ лишь легко кивнула, и, бросив последний взгляд на растущую луну, поспешила под руку с мужем в дом, где её ждала собранная корзинка с кутьёй и рождественскими подарками.XXI век
— Что ты тут делаешь? Шампанское давно выветрилось, — Антон остановился у порога, на котором я сидела, и, положив свою тяжелую ладонь на моё плечо, пристроился рядом. — Думаю о том, что от христианского праздника осталась только мишура. Причем, мишура языческая. Колядки, гадания… — я посмотрела на забор, за которым несколькими минутами ранее скрылась компания голосистых детей, выпрашивающих в стихотворной форме деньги и сладости. — Раньше же всему этому придавали другой смысл. И пост был важен, все его придерживались. Никакого мяса тебе, никакого алкоголя, всё строго. — Ты же знаешь, что в нашем родном Затонске это добрая традиция, а не вымогательство. Кроме того, что насчёт бутербродов с икрой в Рождество? Их ты тоже считаешь грехом? — он легко взъерошил мои распущенные волосы, подначивая. Я мигом представила любимое лакомство и сглотнула тут же образовавшуюся слюну. — Змей-искуситель, вот ты кто. — Да что ты? Сама же накупила несколько банок и с удовольствием уплетаешь их всю новогоднюю неделю. Конечно, когда не пытаешься сбежать от меня на очередное внеплановое дежурство, — добавил он, будто бы невзначай. — Как и ты, — легко парировала я. Он тяжело вздохнул и, убрав от меня руку, с усилием потёр переносицу. — Ты же знаешь, что у меня нет выбора, — не удержался он. — Нет, есть. — Лиза! — он всегда начинал закипать от моего упрямства. — Мы же обсуждали это с тобой. Учителя в Москве получают немногим больше, чем в Затонске. И как ты представляешь себе столичную жизнь на эти копейки? — Я достаточно зарабатываю. — Ха! — Ты прав, мы обсуждали. И я надеялась, что в Рождество мне не придётся снова это повторять, но… Но работа вышибалой в ночном клубе зарывает твой талант, — это не было преувеличением. Вернувшись из армии, Антон не нашел ничего лучшего «временной» ночной подработки, а поняв, что получает за это неплохие деньги, напрочь позабыл про свою специальность филолога. Хотя иногда я всё ещё видела в его руках дневник для записей стихов. — Стоит ли мне сейчас говорить, что работа следователя — не женское дело? — ответил он, засопев от возмущения. — Нет. — Я так и думал. Между нами повисла тишина, вязкая и угнетающая. — Почему ты так настойчив? — не сдержалась я. — Моя работа — моё призвание. Без неё я стану другим человеком. А у тебя совсем иная ситуация. Я же вижу, что ты не получаешь удовольствия от того, чем занимаешься. — Да это всё только ради тебя! Как же ты не понимаешь… — его голос сорвался, и он спрыгнул с лестницы, подбросив носком ботинка недавно выпавший снег. Я замерла. — Каково жить с человеком, неспособным заработать на достойную жизнь? Учитель, писатель –это всё романтизм нашего времени! Сколько раз за этот год ты отказывала мне, толком не объясняя причин? Не потому ли, что моя заработная плата слегка не дотягивает до среднего уровня по Московской области? — Что? — я была выбита из колеи. Антон не отрываясь смотрел на меня, а я не могла понять, всерьёз ли он решил, что я не соглашалась выйти за него только потому, что сосед «Васька» зарабатывает больше? Чушь! Я откладывала с ответом лишь потому… Потому что сама не была готова к семейной жизни. Мы с Антоном были знакомы со школы, но лишь три года назад решили сойтись. Так случилось, что сразу после наших взаимных признаний, его забрали в армию. Я честно его дождалась, но не прошло и месяца блаженной эйфории от общения друг с другом, как меня командировали в Москву. Он почти сразу перебрался ко мне из Затонска, и я думала, что у нас всё прекрасно складывается. Но когда он впервые на встрече с друзьями шутя намекнул о свадьбе, я испугалась. «Замужество, это же навсегда, правда? Это серьёзно. Это дети и дополнительные обязанности, дополнительные проблемы. А стоит ли создавать семью без детей?» — спрашивала я себя, и никак не могла решиться на заветное «Да» следующие три его попытки сделать мне предложение. Я была неправа, пытаясь самостоятельно разобраться в своих чувствах и избегая открытого разговора с ним, но в то же время совершенно не понимала, почему ему было недостаточно нашей совместной жизни, нашей любви, наших объятий и поцелуев, которые спустя долгую историю человечества вдруг стали легальными без соответствующей отметки в паспорте. И только теперь я увидела глубину его отчаяния. Возможно, всё это время я и правда была слепа. Обычно переживающий все трудности в себе, сегодня он разорвался передо мной, как боевой снаряд, упавший на землю. Неужели только так до меня можно было достучаться? Есть ли у меня шанс вернуть всё на прежние места, объяснившись с ним? — Дело не в этом, — вырвалось у меня абсолютно пустое оправдание. — Разве? — он улыбнулся одним уголком губ. — Да. Антон хмыкнул и посмотрел в сторону. Не думая ни минутой больше, я перелетела через три ступеньки и кинулась к нему, заключая в объятия: — Я люблю тебя, Тоша, — он закрутил головой, но я смогла поймать его взгляд, чтобы продолжить. — Люблю тебя, — увереннее повторила я, — и никакой размер заработной платы этого не изменит. Слышишь? — он упрямо старался смотреть мимо меня, в попытке сдержать эмоции, но если у него это и получалось, то по моим щекам давно уже струились слёзы. — Я бы хотела сказать тебе больше, правда. Но не могу. Пока не могу. Прошу, не уходи от меня из-за этого. Видно, он и правда раньше не задумывался о том, чтобы расстаться со мной из-за моей же глупости, потому что от неожиданности даже замер. Лишь спустя некоторое время он тихо пробурчал мне в макушку: — Ладно. Я с облегчением выдохнула и, подняв голову, коснулась его мягких губ своими. — Давай лучше на звёзды посмотрим, — прошептала я, переводя острую тему на то, что первое попалось мне на глаза. — Мы не для того тащились в такую даль из Москвы, чтобы печально рассматривать небо, — недовольно, но уже не зло, ответил он. Это было неплохим началом. В школьные годы он увлекался астрономией, и этот разговор должен был помочь мне разрядить обстановку. — Из всего этого многообразия светящихся газовых шаров я, пожалуй, могу определить лишь созвездие Большой Медведицы. Но кроме очаровательной колыбельной для Умки, я слышала про неё ещё какую-то легенду или миф… Никак не могу вспомнить, и это мучает меня. — Ursa Major, — легко назвал созвездие Антон и указал на звезду, завершающую рисунок ручки ковша. — Это Бенетнаш, кратко от «Ал–каид банат наш». Иначе его ещё называют… — Стой! — я резко вцепилась заледеневшими пальцами в его руку, пытаясь поймать ускользающее от меня ощущение. — Это уже было. — Что? Нет, я не рассказывал тебе… — Подожди, пожалуйста, — я крепко зажмурилась, ища в своём сознании воспоминание, в котором вот так же могла стоять зимней ночью на улице и слышать такие же точно слова. В одну секунду тысячи мыслей прокрутились у меня в голове, а по телу пробежались мурашки. Всё вокруг слегка расплывалось перед глазами, но я точно знала, что нахожусь в здравом уме, а потому была уверена, что это уже со мной происходило. Но когда? — Лизи, — взволнованно подхватил меня Антон, хотя я не чувствовала, что начала падать. — Всё хорошо. Просто дежавю, — понять своё состояние было несложно. Но объяснения ему я всё равно не могла найти. С чего бы вдруг это произошло сейчас? Антон притянул меня ближе к себе, и я даже через его тёплый вязаный свитер услышала, как в груди у него громко бухает сердце. Раз удар. Два удар. Три удар. Постепенно я начала таять в его объятиях, расслабляясь и отпуская тревожные мысли.Тонкая вибрация, словно от потревоженной музыкальной струны, прошла между нами, и я почувствовала, как моё собственное сердце замерло и спустя мгновение начало биться с удвоенной силой. «Он всегда успеет подхватить», — вдруг пронеслось у меня в голове. — «Он сможет удержать меня от необдуманных поступков и согреет в холодные вечера. Милый, ласковый, чудный Тоша. Он моё солнце, и я не хочу, чтобы он когда-нибудь скрылся от меня за горизонтом. Я хочу быть с ним. Всегда. Может, этого желания достаточно, чтобы переступить через свои предубеждения?» — Определённо, — тихо ответила я сама себе, а он, не разобрав слова, протянул вопросительное «М–м–м?» над моей головой. — Я согласна, — без промедления ответила я и сжалась, ожидая его реакции. Вдруг он уже успел передумать? Антон легко отстранился и удивлённо посмотрел на меня: — Что? — Я согласна стать твоей женой, — осторожно повторила я. В его глазах медленно начало появляться понимание, и совсем скоро он уже светился изнутри, расплываясь в счастливой улыбке. — Знаешь, это самый лучший подарок на Рождество, который я когда-либо получал. — Даже лучше, чем Зевс? — в шутку поинтересовалась я, вспоминая его реакцию на маленького щенка немецкой овчарки, которого он торжественно получил от меня в прошлом году. — Можешь не сомневаться, — ответил Антон, нежно касаясь моего лба горячими губами. Месяц был удивительно ярок и светел в эту ночь.