Climax

Дейдара пригласил Канкуро к себе в компанию — и это казалось каким-то библейским чудом. Канкуро был настолько взволнован, что «поправил себя» всего одной дорожкой, умылся и причесался. Позавтракал. Лицо оставил чистым — посчитал рисунки на нем неуместными для казуальной встречи. Надел лучшее — уорхоловскую водолазку и скинни, которые все еще висели на нем — несмотря на метания от голодовки к обжорству. На самом деле, волнение вставляло сильнее, чем какие бы то ни было стимуляторы за последние годы, в голове товарняками проносились мысли, дыхание было быстрым и сердцебиение набатом било в ушах. Глупые ожидания и надежду он игнорировал — привык видеть в каждом мессию, и в этот раз одергивал себя, чтобы всё не испортить. Мысли, что эта встреча что-то решит, что-то изменит кардинально, станет самой важной за последнее время прорывались, но он быстро себя одергивал. Так нельзя, понимал он, так нельзя. С трудом уложив отросшие волосы, он последний раз посмотрел на коробочку, в которой держал запасы. — «Нет», — сказал он себе, — «Я смогу. В этот раз я смогу сам». И вышел. Прочь из ставшей слишком тесной студии. Прочь из своего оглушительно тихого мирка. Канкуро казался нормальным человеком в своем черном пальто, выдавали его только покоцаные берцы в краске — он специально ее не смывал, желая оставить воспоминания о том, кем он когда-то был. И о том, что это когда-то вообще было — он сомневался в этом все чаще. И все равно он надеялся, что только он сам знает, что его тело — тюрьма, а разум — филиал Пекла. Он уже сомневался, чья в том была вина, и была ли она вообще, но он хотел скрыть это от других — чтобы у него был хоть какой-либо шанс быть принятым. Никому не нужны ядовитые парни с голодными черными дырами на месте зрачков. Иногда Канкуро казалось, что он способен вызвать у людей поистине хтонический, первобытный ужас, и ему хотелось умереть. Но не сегодня — потому что сегодня он кажется лучше, чем есть, и, наконец-то, занят. Сегодня ему есть, куда идти и для чего. Радость неприятно покалывала кончики пальцев. Возможно, он так привык к боли, что позитивные эмоции ему стали физически неприятны — это было интересно, но разбираться с этим не было времени. Дом Дейдары был в хорошем районе — как Канкуро и боялся. Ему здесь не место, и он чувствовал это кожей. Высотки с укором смотрели на него, такого лишнего и нежеланного. Всё становилось на свои места, и Канкуро чувствовал себя лучше — ничего хорошего, заключил он, из этого всего не получится. Нажав табличку с именем, он уже был в ожидании очередной повседненой трагедии. Но, когда он вошёл в апартаменты, он понял, что ошибся: трагедия грозилась стать очень острой, такой, что может пробрать до костей — и даже Учиха Итачи был там. В своём сдержанном изящном равнодушии он был похож на видение, на что-то холодное и потусторонее, на что-то, что Канкуро сегодня видеть не хотел. Внутренности сжались, дыхание сбилось, сердце пропустило удар — все банальные фразы подходили и не подходили одновременно к тому, что он почувствовал. И при этом, казалось, он не почувствовал ничего. Впрочем, это тоже было не ново. — Привет, — поздоровался с ним Дейдара. — Здравствуй, — криво попытался улыбнутся Канкуро. Итачи лишь поднял руку — даже не помахал. Но это было уже больше, чем он рассчитывал. — Проходи, располагайся, чувствуй себя как дома, — громко затараторил Дей, помогая снять пальто. — Спасибо. Апартаменты Дейдары состояли из нескольких комнат, большой гостиной и великолепной террасы, с которой открывался вид на весь район, утопающий в зелени. — Красиво у тебя тут, — сказал он, пытаясь найти себе место. — Присаживайся, — указал тот ему на диван. Три пары глаз уставились на него оценивающе. — Итачи, Тоби, Пейн, Хидан, Конан, — представил гостей друг другу Тсукури, — Мы работаем над зином, думаю, тебе это может быть интересно. — Конечно, а как он называется? — «Рассвет». — И в чём главный концепт? — Хотим сделать мир лучше, — отозвался Пейн. — С нами работают ещё несколько человек, но они не пришли. — Здорово! — неловко сказал Канкуро первое, что пришло на ум. — Присоединяйся, — Итачи сказал это, даже не посмотрев в его сторону, — Мы рады новым людям. — И свежим идеям, — сказал Тоби. — Мы используем разные виды искусства и создаём интеракционный проект. Новаторский. — Как «Новый взгляд»? — Как Унобомбер, — рассмеялся Хидан. — Только от мира искусства, мы не террористы, — поспешила объяснить Конан. — Я могу быть чем-то полезен? — Что ты умеешь? — спросил Пейн. — Я художник, но в последнее время пытался разработать концепцию инсталляции. — Почему не получилось? — спросил Хидан, и все посмотрели на него укоряюще. — Вы ведь ищете замену Сасори, верно? — спросил Канкуро, помрачнев. — Верно, — сказала правду Конан. — Ты ведь скульптор, как и он, — сказал Итачи отстранённо. Конан выдохнула. — Да… — Канкуро спрятал взгляд в пол. — Ребята! — вмешался Дейдара, — Талантливый человек талантлив во всём! Канкуро горько усмехнулся. — Куро, если бы я не видел в тебе потенциал, я бы тебя не позвал. Помнишь тот концепт, который ты мне показывал? — Помню. — Он отличный. Тебе бы стоило продолжить над ним работать. — Я попробую. Повисло глухое молчание. — Я принесу напитки, — Дейдара ушел на кухню, оставив гостей знакомиться ближе. Почти все они были старше Канкуро и, в желании прервать тишину, стали общаться — о работе, о личном, о том, по поводу чего Канкуро сказать было совершенно нечего. Он жалел, что пришёл сюда — ровно до того момента, как к нему не подсел Учиха. — У тебя есть наработки с собой? — спросил тот. Канкуро сглотнул. — Только совсем сырые. — Тогда объясни сам. И он попытался. Впервые за всё время в глазах Итачи блеснул интерес. — Это неплохо. С этим можно работать, — вынес он вердикт. — Спасибо. — Не нужно. Я не приободряю тебя, а говорю, что думаю. Отчего-то Канкуро стало и больно, и радостно. Он не хотел, чтобы хоть частица его собственной души оголилась перед Учихой, он, казалось, такого не переживёт — удавится от стыда. Безличностное казалось ему единственным правильным взаимодействием. Дейдара вернулся с чем-то, похожим на сангрию, и все оживились. После третьей порции напитка, всем уже было плевать на незнакомца — ну есть и есть. Итачи тоже заметно приободрился и потеплел, участвуя в трёх обсуждениях сразу. Канкуро, захмелев, нашёл себе поддержку в лицах хозяина вечеринки и Конан, отчего-то желающей его поддержать. — Забудь о нём просто, то, что произошло — неприемлемо. Но нужно двигаться дальше, — в её голосе звучала забота, и её хотелось слушать. Впервые в жизни Канкуро принимал очевидные советы с благодарностью. Да и смысл был вовсе не в них, а в отношении, за которое он уже симпатизировал ей. — Оставайся с нами, — сказал Тоби, играя со льдом в стакане. И Канкуро захотел, очень захотел остаться. — Пожалуй, я уже откланяюсь. Мне нужно работать, — встал и подобрал свои вещи Пейн. — Мы уходим, веселитесь! — Конан, как его девушка, уходила с ним. — Мне тоже пора, мы едем в одну сторону, — Хидан громко попрощался и вышел, добив одним глотком свой напиток и напиток Тоби. — Пёс, — улыбнулся тот. Канкуро казалось, что семена ужасных идей, посеянные Сасори, глубоко укоренились в нём и вот-вот прорастут, дадут цвет — но идеи «Рассвета» казались ему ближе. Вдохновляли. Давали надежду. На самом деле, ему повезло, что после общения с Сасори на месте души у него не осталась выжженная пустыня, покрытая радиоактивным пеплом — мертвая и бесплодная. Он был юн — но, уже, к счастью, не настолько — и у него был шанс. Шанс принести что-то хорошее своим искусством, даже если в нем самом ничего хорошего нет не осталось. — Ты сильнее, чем кажешься, — поворачивается к нему Тоби, испытывающе смотрит в глаза, а потом их снова заволакивает задорная дымка. — Прости, что так получилось с Сасори, — говорит Дейдара, когда их остаётся четверо. — Ничего… это был интересный опыт… — Ты сумасшедший. — Я знаю. — Честно, я не мог и подумать, что всё так выйдет, да, я знал, что он тот еще токсик, но я не знал, что он психопат. — Да ладно тебе. — Что «да ладно»? Мы все рассчитвали на него, считались с ним, а он вот! — Дейдара был пьян, говорил громко и активно жестикулировал. Канкуро не мог опьянеть так же — Скорость мешала. — «В искусстве не должно быть ничего человеческого, потому что человеческое отвратительно и недолговечно» — Канкуро процитировал слова ментора. — Это ведь бред! — Дейдара распалялся всё сильнее, — Искусство — оно должно быть как взрыв! — Так это сравнение с Унобомбером не было шуткой? — Было! Я ведь образно! — Это, на самом деле, жалкое зрелище — человек, пытающийся отказаться от самого себя, — голос Тоби звучал серьёзно впервые за день, — Я лучше буду ненастоящим художником, чем опущусь до такого. — Воистину, — тихо сказал Итачи, не переставая смотреть в окно. Его словно вовсе не было в этой комнате, в этом доме, в этой реальности. Он, казалось, был таким же чуждым здесь, как и Канкуро — только совершенно по другим причинам. Впрочем, Канкуро всегда подозревал, что Итачи не принадлежит их миру. — Итачи! — Дейдара топнул и указал на него пальцем, теряя устойчивость. — Да? — Почему бы вам с Канкуро не попробовать сделать что-то вместе к следующему выпуску? Заодно и познакомитесь. — Хм. — Да я как-то… — Вы ведь всё равно не успеете закончить индивидуальные проекты к дедлайну! — И я отдохну, — сказал Тоби, возвращаясь к образу весельчака. — Со мной ты работать не будешь, — посмотрел на него Дейдара, — Мы не уживемся! В этот раз как-нибудь сам. — Хорошо, — сказал Итачи. — Извини, я тебе уже говорил, почему не успеваю. — Поможете друг другу успеть! Учиха глубоко вздохнул и отпил сангрии. — Ладно. — Значит договорились! — А как мы будем взаимодействовать? — спросил Канкуро. — Ты серьезно? — едва не подавился своим алкоголем Тсукури. — Я никогда не работал в такой большой компании… — Пока вы вдвоём поработаете, потом я тебе уже покажу, что да как, чтоб ты мог и сам принимать участие в процессе. — Я понял… — Запиши мой номер, — посмотрел на него Итачи. В другой ситуации сердце Канкуро бы пропустило удар, но он уже обреченно смирился с тем, что всё выйдет хуже некуда, и он всех подведёт. Только отказаться он не мог — интересно было до боли. Закончив диктовать, Итачи пообещал написать тому краткое руководство и план действий. Канкуро кивал и соглашался — даже когда этого не требовалось. — Надеюсь, ты не подведешь, — сказал Итачи, забивая последний гвоздь. Канкуро было уже заранее горько, обидно за себя и стыдно. Вечно Дейдара пытается втянуть его во что-нибудь — и сдался же он ему! Зачем? Почему? Ради чего? Канкуро решительно не понимал, какие цели преследует Тсукури и чего он от него вообще хочет. Канкуро знал только, что он никому сегодня не понравился и что Тоби — не тот, за кого себя выдаёт. И делать ему с этими знаниями было нечего — всё лежало на поверхности. Он никому там, на самом деле, не нужен — это всё авантюра Дейдары. И вряд ли остальные этому рады. Но не поддержать не могут — взрывного Дейдару не любить невозможно, он затычка в каждой бочке и он — яркое солнышко, вокруг которого всё вращается. Канкуро был благодарен Тсукури за то, что он есть, и, на самом деле, никогда бы не потребовал большего — потому что ему этого уже было достаточно. Но он впрягался за него, и это казалось чем-то иррациональным и диким. Безумным. Сумасбродным — хотя таким Дейдара и был. — Мне тоже пора, — сказал Итачи, и, проверив карманы, вышел — кажется, в прихожей висело его пальто — такое же, как у Канкуро. Только чище. Только лучше. Только красивее. — Я с тобой, — встал и Тоби, — развлекайтесь, ребята. Когда они остались одни, Канкуро не выдержал, и перебил Дейдару, уже начавшего спрашивать его, как ему эти люди и что он думает обо всём этом: — Зачем ты это делаешь? — Что? — Вечно пытаешься мне помочь. — Почему нет? — А почему да? — Ты дурак? — выдохнул Дейдара. — Возможно. — Попробуй догадаться сам, пожалуйста. Я, может, и не гений мысли, но всё же просто, как дважды два. Не тупи, хм, — сказал Дейдара, и хмурое лицо озарилось расплывшейся ленивой улыбкой. Дейдара долил себе сангрию. — Кстати, перестань уже пытаться выстрадать себе прощение. Ты ни в чём не виноват. Ни перед кем — даже перед самим собой. Хорошо? Канкуро в страхе посмотрел тому в глаза. Дейдара действительно не гений мысли, но проницательности у него не отнять — и это… чертовски, чертовски страшно. — Поебёмся? — первое, что приходит на ум Канкуро. — Нет, — улыбается Дейдара, отрицательно мотая головой, и его длинные волосы, стянутые в тугой хвост, отдают золотом в свете закатного солнца.

Дейдара знает, что за закатом всегда приходит рассвет — это просто, как дважды два.