Climax

Канкуро приходит в офис в опрятной, элегантной одежде, и некоторые коллеги не скрываясь озадаченно смотрят ему вслед. Его чуть волнистые волосы красиво уложены, они естественного цвета с проблесками карамельного блонда, чистая кожа со здоровым румянцем словно сияет изнутри, шелковая рубашка поблескивает водной гладью в свете ламп. — Решил сменить стиль? — крякает Хидан, идущий к куллеру. Канкуро улыбается ему в ответ и проходит мимо. — Ты выглядишь слишком нормально, — скучающе бросает Дейдара. Канкуро расстегивает горлышко рубашки и оголяет пошлющий чокер со стразами, подмигивает и следует прямо к своему месту. Садится, раскладывает свои вещи, берет стопку бумаг и подходит к Итачи. — У меня тут кое-что есть, — Канкуро наклоняется к нему, и Итачи обдает терпкий древесный запах. На секунду Учиха представляет себя не то в храме, не то в столярной мастерской. Больше, конечно, в храме. Парень (Учиха боится его имени как древнего заклинания) кладет ему на стол какие-то бумажки и файлы. — Что это? — Мои проекты, — волосы Канкуро щекочат Итачи по щеке, когда тот увлеченно роется в этой кипе. — И все в таком виде? — как-то по-тупому говорит в никуда Учиха. — В этой дурацкой стране одни дурацкие факсы, я не шучу! Для всех остальных у меня все то же самое залито в общий доступ, я скидывал ссылку в рабочий чат. Канкуро говорит быстро, но не то, чтобы странно. Итачи не понимает, что не так. — Что не так? — спрашивает он. — Ты меня не слушаешь, да? — Канкуро щурится, — Ну и черт с тобой, пойду сразу к Пейну, думаю, ему понравится. Канкуро ловко собирает листы обратно, и порхает дальше — в кабинет к лидеру. Через час он выходит с довольным, светящимся лицом. — Приняли, — констатирует Дейдара, не отрываясь от своего компьютера. Итачи невольно улыбается. Убеждает себя, что это была ухмылка.

***

Тяжелый рабочий день закончен, и Итачи пытается его смыть. Но одно смыть не получается — фантомный аромат парфюма Канкуро и щиплющее ощущение от его волос на щеке, словно там остались царапины. Учиха жмурится, делает воду еще горячее, так, что от нее поднимается пар, опускает голову под душ — но ощущение чего-то томного и давящего не отступает. Он шипит и бьет кулаком в стену, кулак мажет по скользкому кафелю. Постояв так пару минут, Учиха сдается, смотрит перед собой обреченно, позволяет терпкому древесному запаху окутать себя, забрать себя. Он перекрывает горячую воду наполовину, прикусывает губу, поднимает лицо к потолку, словно прося милости у всевышнего, и проводит пальцем по вялому члену. Потом — двумя. Потом берет его в руку, проводит большим пальцем по головке — вырвашиеся из горла неуверенные звуки, похожие на клекот, заставляют его щеки гореть адским пламенем. Как же ему стыдно! Как же ему чертовски, до ужаса стыдно! Итачи убирает руки от своего паха, член моментально падает, скукоживается, словно иссушеный, пустой кокон. Он тяжело дышит, пытается закрыть лицо волосами, натягивая их между пальцев до треска. Не глядя выключает воду, набрасывает на себя полотенце, как накидку, и вылетает из ванной, закрываясь от зеркал на пути. Останавливается только когда утыкается в дверь спальни. Тяжелое дыхание на грани то ли стонов, то ли скулежа. Тело Учихи прошивает крупная дрожь. Как же сука

С Т Ы Д Н О

Итачи кажется, что он горит изнутри, будто дьявол уже утянул его в пекло и он начал обугливаться. Учихе кажется, что его кожа плавится, бурлит, идет волдырями, лопается, пуская слизкие соки, которые тут же иссыхают и обращаются болезненной, чадящей коркой. От испепеляющего стыда Итачи физически больно. Он хочет причинить себе вред, чтобы выпустить боль наружу, но вместо этого старается занять руки полотенцем. Мнет его, выкручивает, пока не становится чуточку легче, пока приступ не отступает. Поднимается с пола, старательно не смотрит вниз, одевается, не вытеревшись — и идет на кухню, к початой бутылке коньяка. Отвинчивает крышку. Принюхивается и интинктивно откидывает пузырек от себя с задушенным вскриком, как будто обжегшись. Коньяк отдает деревом. Удушливым, мерзким, тошнотворным деревом. Грязным, грязным, г р я з н ы м... Бутылка разбивается, и вся кухня теперь окутана древесной вонью и спиртом. Итачи стонет, тянется к телефону и заказывает такси до ближайшего отеля. Сегодня дома он ночевать не будет. Итачи достает из ящика покрытые налипшей пылью четки.