Звёзды на небе (Снился мне садъ)
Выведено сверху жирной печатью. Глянув в окошечко, я присела на стул и погрузилась в чтение музыкальных фраз. «Снился мне сад в подвенечном уборе, В этом саду мы с тобою вдвоем.» Я запоздало слышу как вдруг раздались по полу чьи-то громкое шаги и, засуетившись, начинаю искать укромный уголок. Однако этот «некто» опережает меня; дверь распахнулась, несколько листов взметнулись вверх и… «Мадемуазель Хрусталёва? — поражённо выдохнул Monsieur Erik. Глаза его сверкнули знакомым мне раздражением и негодованием, однако, злой огонёк тут же погас в прорезях маски. — Чем могу быть полезен?» Он держался твёрдо и надменно, обратив на меня свой тяжелый ожидающий взгляд. И, застигнутая врасплох, я поднялась со стула и спрятала за спину папку с романсом. «Здравствуйте, мсье Эрик… — испуганно сопя, промямлила я. Надо было что-то сказать. — Рада видеть Вас в полном здра…» Изящный взмах руки прервал меня. Высокая тень пронеслась мимо. «Ох, избавьте меня от этих вежливых условностей. — пробормотал он и вдруг замолчал, заглядывая мне за спину. — Ну-ка…» Я сжалась, приготовившись к шторму, который должен был немедленно последовать за этим. Сжалась, и в испуге подняла руки с папкой, которая тут же была бесцеремонно выхвачена. Глаза его быстро забегали по строчкам и он, отойдя от меня, медленно присел на стул. «Ах, — наконец тихо выдохнул он, — графине стало скучно без уроков музыки, м?» «Нет, — поспешно ответила я, сделав шаг в его сторону. — просто я ненароком…» «Не дурите, Анна, ну что Вы? — устало проговорил он, положив романс на стол. — Не за этим Вы явились сюда и уж точно не случайно. Говорите…» «Вы не отвечаете на письма. Дядя писал Вам, но Вы так и не соизволили написать хотя бы строчку.» В голосе моем проскользнули нотки возмущения и я сжала кулачки. «Эрик был занят; у него есть и свои личные дела. Зачем Вы пришли? Зачем?!» Monsieur Erik закричал; я видела как его тонкие пальцы впились в колени, будто в нём скрутилась какая-то внутренняя пружина. Он словно барс перед прыжком… Горящие исподлобья лихорадочным огнём очи, невероятная разрушающая энергия, такое слепое очарование… «Вон! Подите вон… пока ничего не случилось.» -произнёс он дрогнувшим голосом, и ладонь его сжалась в кулак. Тот взгляд, взгляд затравленного зверя и слова заставили меня сорваться с места и пулей пролететь мимо его угрожающей фигуры. Оглянувшись, я горько прошептала: «Je suis désolé, Monsieur Erik…» И вышла за дверь… Паршивые настроения терзали мою бедную душу. Все помыслы мои с треском провалились! Было горько, хотелось закричать, да так, чтоб на берегу широкой Волги все услышали этот крик отчаяния. Я вела себя как... Прошло от силы четверть часа, когда я остановилась, прислушиваясь к очередным балагурным зазываниям. «Чудеса, чудеса и тут и там! Подходите, налетайте и билеты раскупайте! Да, достопочтенный, семьдесять копеек… Чудеса великого иллюзиониста ждут Вас! Лицезрейте и трепещите!» Я долго стояла и в конечном счете в моей руке наконец оказался маленький бумажный билетик. Я нырнула в темноту шатра, где уже собралось много народу; разномастные господа: порядочные няньки с маленькими детишками, нежные барышни-кокетки со своими кавалерами, пожилые господа. Особенно нетерпеливы были юные зрители, которые дергали своих гувернанток за юбки, обиженно протягивая: «Ну когда, когда начнётся?» Вскоре в свет на небольшой сцене вышел невысокий мальчик. Лицо было мокрое, немного чумазое, будто он только что измазался в саже, пытаясь нарисовать усы, голова с упрямыми темными вихрами, ноги в коротких штанишках. Но все это меркло по сравнению с чистеньким, сверкающим золотыми галунами красным мундиром. Он гордо осмотрел толпу и, повернувшись на месте, крикнул. «Достопочтеннейшая публика! Mesdames et messieurs!» В толпе прокатился ропот и тихий смех, вызванные тем, как неумело попытался мальчуган выкрикнуть французское приветствие. «Подходите! Чудеса! Фокусы, коих не видели Вы доселе еще никогда! Подходите, и прежний мир рухнет пред Вашими глазами! — прогремел смешной мальчишеский голос и отовсюду послышался восторженный гул и свист. Но маленький le présentateur поднял вверх палец. Голос понизился до вкрадчивого шёпота. — Но нельзя аплодировать! Не разрывайте магический круг!» Он хлопнул в ладоши и в шатре сталось темно. Послышался звук, темная фигурка мальчика спрыгнула со сцены и понеслась в народ. Стало тихо, всё застыло в ожидании и только впереди раздавался капризный плач ребёнка… Застучали по деревянному полу чьи-то размеренные шаги, и во мраке сцены смутно обозначился плывущий высокий силуэт. Но вот снова повисла тишина. Стих и плач ребёнка. «Господа, — вдруг прокатился над нами басящий голос. — вы слышите?» «Вы видите?» — раздался с другой стороны благоговейный восхищенный тенор. «Смотрите, смотрите скорее туда!» — заголосил девичий голос. Тёплый свет стал появляться из неоткуда, освещая тайну фигуры в чёрном. Толпа взорвалась громом аплодисментов, заклюлюкала, запросила… «Чудеса! Мы хотим чудеса! Чудеса, чудеса!» — кричала разъяренная толпа. И вдруг человек на сцене, взмахнув плащом, явился зрителю лицом. И я обомлела… Всё лицо волшебника закрывала маска; одна её сторона была светлой, расписанная золотыми завитками, а другая темная, напоминавшая безоблачное летнее небо с рассыпанными по нему звёздами. И звёзды, две ярких звезды, тлели янтарём в узких прорезях маски. Он сдержанно поклонился, проделал какие-то странные махинации руками в воздухе, и голос Monsieur Erik’а ворвался в моё сознание. «Представляю вашему вниманию всего-навсего колоду карт.» Колода раскрылась веером и поочередно перелетела то в одну, то в другую руку, затянутую в белую перчатку. «Спой! — крикнул мужской голос из толпы, его стали подхватывать и другие. Несколько взмахов рукой и колода в руках Эрика вдруг вспыхнула ярким пламенем, осыпавшись на пол горсткой пепла. Он снял шляпу, до этого покрывавшую его голову, и кинул вмиг появившемуся мальчонке. Повисла долгая тишина; Monsieur Erik стоял неподвижно, точно бронзовый памятник, оглядывая людей с высоты своего немалого роста, затем развернулся и опустил голову. Стихли звуки, долетавшие с улицы, стих шёпот влюблённых и в густом пыльном воздухе зазвучал голос ангела. Он лился, подобно ручью, что обжигает кожу приятным ледяным потоком. Эрик пел какую-то французскую балладу о любви; тихий вдох и его голос устремился ввысь, расцвёл нежным, волнующим звучанием. Стоя в толпе, я немного пошатнулась и приложила ладонь к горящим щекам. Я вдруг представила как Monsieur Erik все же навестил наш дом, как мы с ним сбежали ото всех на чердак, читали, говорили, а потом… Меня прошиб горячий пот, сердце зашлось и я увидела… Послышались оглушающие женские визги, и толпа всколыхнулась. Эрик стоял в свете, гордо вскинув голову; в его руке была маска. Следом за детьми ужаснулись мужчины, кто усмехался, кто причитал, а кто-то начал молиться. Они говорили ужасные вещи. «Живой труп! Урод! Катись обратно в свою Европу!» Живое море дрогнуло, сбивая с ног. Я повалилась наземь, пыталась ухватиться, встать, но не смогла…Часть 7 (часть 1)
12 апреля 2020 г. в 01:40
17 июля 1869 года.
Monsieur Erik… Архитектор и музыкант. Как и теперь оказалось талантливый чревовещатель! Сколько же ещё у Вас в запасе сюрпризов?
Прошло всего два дня, а я уже не нахожу себе места. Дядюшка часто пропадал на Макарьевской ярмарке. Уж больно он увлёкся этим «чудом-юдом заморским».
«И все-таки балаганы его полны чудес! Уж я-то сам чуть не потерял голову!» — восхищался дядюшка, всплескивая руками.
О, Эрик был загадкой, копилкой нескончаемых идей! Он был гением! Иногда дядя рассказывал какие прекрасные чертежи он хранит у себя во дворце в небольшом кабинете, и которые не каждому посчастливится увидеть. И слушая эти рассказы, все мы жили в ожидании…
18 июля 1869 года.
Сегодня, прогуливаясь по берегу Волги, на меня нахлынуло чувство, которое в романах описывается как «горькая тоска о дорогом человеке». Мне нужно было увидеть, пусть ненадолго, хоть бы одним глазком…
То было раннее утро. Небо светлело и становилось желтым и в воздухе, ещё наполненном ночной свежестью, тонко пахло речной водой, и тянулся с луга сладковатый аромат полевых цветов. Я имела смутные представления, где должен был находиться дом Monsieur Erik’а. И все же после некоторого брожения по берегу я заметила вдалеке какое-то невысокое строение. Рядом с ним раскинула свои зеленые косы береза.
Я подошла ближе, ступила на ступени и вдруг до моего слуха долетела тихая музыка. Окна были затворены и задёрнуты шторами и из-за этого я не могла разглядеть музыканта, в чьих руках так проникновенно и нежно пела скрипка. Но я чувствовала, я знала, что именно за этими стенами играет тот, к кому я неравнодушна. Но вскоре плач инструмента оборвался, послышались топот, недовольное бурчание, и весь этот гомон перекрикивал бравый голос… Monsieur Erik’а.
О, как забилось мое сердце, что я невольно схватилась за грудь. Теперь же там слышалась беготня и незамысловатый мотив французской песенки, которую мурлыкал под нос мой кумир. Это человек удивлял меня все больше и больше. Я чувствовала головокружительный подъем! Не в силах стоять на месте, я понеслась, широко раскинув руки и весело смеясь. Ноги окропила утренняя роса. Голову наполнила пустота и я упала в некошеную траву, подняв в воздух многочисленные пушинки одуванчика. Душа моя горела, изнывала. Я схватилась за грудь, содрогнулась, пытаясь унять разволновавшееся сердце. Я желала увидеть его… Оставалось только лежать, думая о его статной журавлиной фигуре, о его глазах, в которых наверняка появилось бы недоумение, увидь он меня в таком виде.
Послышался негромкий хлопок. Я приподнялась, издалека увидев, как Эрик торопливо сбегает по ступеням и садится в подъехавшую пролетку.
Подождав, когда экипаж скроется, я встала и побрела к дому. Солнце уже стояло высоко над землёй, и его жаркие лучи нещадно пекли голову…
21 июля 1869 года.
Эрик перестал бывать у нас, не поддаваясь ни на какие предложения дядюшки. К этому моменту мое самочувствие стало дурным. Я стала чаще давать волю слезам и все время проводила на свежем воздухе, рисуя на страницах дневника высокую фигуру в чёрном одеянии. Но и это никак не могло отвлечь от мыслей об Monsieur Erik’е. И я уже было отчаялась, но тут дядюшка сам засобирался на Нижегородскую ярмарку. Пришлось долго умолять дядю взять меня с собой.
«Анюта, ну что ты там будешь делать? Охота тебе в город ехать, пыль глотать, ай!» — дядюшка устало махнул рукой, одевая сюртук.
«Да, мне нужны цветные нитки. Вы-то знаете.» — не удержавшись, я не могла не обратить на него полного укора взгляда.
Помявшись, он все же согласился. И вот уже через четверть часа мы въехали на торговую площадь.
На ярмарке яблоку было негде упасть. То было жаркое время, когда прилавки ломятся от изобилия всякой всячины.
Вот, наконец, мы подъехали к зачарованному дворцу. Но тот день не увенчался для нас успехом. Напрасно искала я Эрика в этом мудреном лабиринте.
Дядюшка расстроился и весь вечер ходил серьезный и угрюмым, а после долго играл на гитаре, иногда останавливаясь и в задумчивости подергивая струны.
Однако это ещё больше подгорело мой интерес. После ужина, когда все разошлись по своим комнатам, у меня возник безумный план. Что это было? Сиюминутный порыв, сладкое и такое тёмное влечение или напросто любопытство? Я не могла дать себе ответ, но одно знала я… Если я погибну в его руках…
Ближе полудню я, приодевшись, тайком пробралась к выходу и выскочила на улицу. Сунув нашему извозчику рубль, я села в пролетку и торопливо нацепила на голову шляпу, которая наполовину скрывала мое лицо. Больше всего я опасалась, что меня заметит кто-нибудь, но не потому, что стыдилась, а потому что боялась, что мне помешают исполнить задуманное. Извозчик отвез меня ко дворцу чудес. Я сошла, мысленно перекрестилась, поднялась по ступеням крыльца и храбро шагнула в распахнутые настежь ворота.
Внутри было тихо, казалось, что никому и нет дела до этого пестрящего изобилием красок живописному чуду.
Вскоре и здесь, в глубине таинственного дворца смолкли звуки улицы, наполняя воздух осязаемой густой тишиной.
Ступая по дощатому полу, я оглядывалась по сторонам, прислушивалась.
Однако так и ничего не происходило.
Но вдруг…
Здесь была винтовая деревянная лестница, уходящая ввысь. В голове всплыли слова дядюшки.
«Наверху… в своём кабинете… хранит чертежи…»
Меня осенила замечательная мысль. Что, если Эрик целыми днями сидит в своём кабинете и творит эти самые чудеса. Внутренне ликуя, я подбежала к лесенке и стала, как можно тише ступая, подниматься. Передо мной оказалась круговая площадка. Я ахнула. И даже тут небольшие оконца горели разноцветном, бросая на пол радужные блики. Я обошла пространство по кругу, но ничего путного не нашла. Хотела было уйти; не могла. Что-то держало меня здесь.
«Надо поискать ещё.» — твердил голос разума.
И действительно. Как все преображалось в этом зачарованном замке!
Я долго ходила по кругу, ощупывая стены. Моя рука в очередной раз огладила деревянную поверхность, когда раздался тихий щелчок, и стена медленно отъехала в сторону. И, прислушавшись к тишине, я вошла внутрь.
Комнатка была небольшой, однако, не потерявшей своеобразную прелесть. В нос ударил запах книг, смешанный с ещё одним… Пахло выпечкой. На невысоком круглом столике рядом с многочисленными скляночками, прикрытый белым полотенчиком, лежал тёплый обсахаренный крендель. Тут же были рассыпаны и конфеты в радужных обертках. Я наклонилась, приподняла ткань и украдкой втянула нежный сладкий аромат. Вот уж не ожидала! Я конфузливо хмыкнула и поспешно разгладила полотенце.
Уж не думала я, что Monsieur Erik лакомится русскими сладостями. А впрочем, я и сама была не прочь порой побаловать себя…
Однако я мигом позабыла обо всем, едва увидела большой чертёжный стол, с лежащей на нем кипой бумаг. Ноты, тут и дядюшкины письма с просьбами навестить нас, сложные рисунки каких-то механизмов, клочки оборванной бумаги, на которых нарисованы странные вензельки, снова ноты… Но какие!
Я, стараясь не навредить этому творческому беспорядку, аккуратно выудила из-под остальной бумаги лист с нотным станом. Русский романс.
Примечания:
В связи с сложившейся неутешительной ситуацией наконец-то выдалась свободная минутка! Берегите себя, дорогие мои котятки!❤️ Глава небольшая, но, надеюсь, долгожданная. Комментируем, очень нужны комменты!