Судьба дворянки

Практически до начала декабря 1880 года Лена ничего не предпринимала. Девушка ходила на работу, игнорировала все предложения Вали и наблюдала за Людой, которая вдруг решила стать примерной ученицей и полностью погрузиться в учебу. — Лена, хочешь, я тебе что-то интересное расскажу? — спросила Валя Лену. — Рассказывай, — ответила девушка, думая, что ее будет ждать какая-нибудь очередная сплетня о том, как не так давно дворник Иван напился прямо на своем рабочем месте. — В столице, оказывается, партия есть, — начала говорить Валя, отводя свою подругу в более безлюдное место, — «Народная воля», слышала такую? — Не слышала, — ответила Лена, — Владимир мало что рассказывает из того, что ему становится известно на работе. — А я, между прочим, и без Владимира все это узнала, — сказала Валя, — Так вот, нет желания как-нибудь к ним присоединиться? — Спасибо большое, я уже наагитировалась как под твоим чутким руководством, что потом с горячкой слегла, так и на кружок ходила, — ответила Лена, — Итог один: жандармерия, избиения, риск попасть за решетку… Нет, спасибо, мне такого счастья снова не надо. — А отомстить за самоуправство? — спросила Валя. — Не представляю, как это можно сделать, — ответила Лена, — Прямо не вижу никак. — А я разузнаю об этом побольше, — сказала Валя, — А потом расскажу, что узнала. — Дело твое, — отмахнулась Лена. Когда через несколько дней Валя повела девушку снова в безлюдное место, Лена сразу же догадалась, что именно ей будут рассказывать. — Они царя убить хотят, — сказала Валя, — Что скажешь об этом? — Мне плевать, — ответила Лена, — Не знаю, что об этом и думать. Но, если что, это высшая мера, рисковать подобным я не хочу. — Ну тебя, понаслушаешься тебя — сама монархисткой станешь, — бросила Валя, — Только с толку меня сбиваешь. — Не слушай, я не против, — ответила Лена. Однако как бы Лена ни говорила, что Владимир не говорит дома или в гостях о своей работе, иногда, совершенно ненавязчиво, молодой человек вворачивал в свою речь пару фраз о том, сколько человек когда арестовали и что решил суд по этому поводу. Понаслушавшись о том, что пару месяцев назад двоих человек повесили, а четырнадцать отправились в Сибирь или на каторгу, Лене перестало хотеться помогать народу. — Попадемся с тобой под горячую руку и сами поедем куда-нибудь в Иркутск, — сказала Лена Вале, — Сейчас не лучшее время что-то делать. Вон те если смогут все провернуть — будут героями в моих глазах, а присоединяться к ним — нет уж, увольте. Вскоре же девушка уже перестала говорить о «вон тех» как о героях — единственная цель убить царя не находила отклика в сердце Лены. — Они же дальше ничего не запланировали, — однажды сказала Лена Вале, — Ну убьют они царя, а дальше что? Выловят их всех и повесят? Жалко же будет, первую часть сделали, а вторую — упустили из виду. Мимо прошел кто-то из врачей. Понимая, что максимум, что он мог услышать — это «упустили из виду», Лена все равно разволновалась и сказала: — И вообще, трепаться тоже не стоит. — Боишься, — усмехнулась Валя. — Не боюсь, а не вижу смысла, — ответила Лена. Казалось, девушка начала вести абсолютно обычную жизнь: перестала думать о крамоле, перестала так активно искать себе мужа, просто работала и, в свободное время, развлекалась. Известие о гибели царя Лена восприняла равнодушно, однако, участь арестованных заставляла девушку сопереживать им. «Вот не продумали же все до конца, не продумали», — прокручивала в своей голове Лена, — «Прямо как мы с Валькой тогда, с листовками». Когда родители позвали ее с Женей в церковь, помолиться об упокоении души недавно почившего царя, к всеобщему удивлению, Лена не стала отказываться. Родители сочли это очень хорошим знаком, но никто не знал, что Леной двигали совершенно другие мотивы. Лена не могла назвать себя атеисткой, но и не была столь религиозна, как Лиза. Девушка не считала нужным ходить в церковь часто, не видела особой трагедии в том, что она согласилась на близость с Вадимом, хоть и не считала это полностью верным явлением, которое нужно поощрять. Но именно сейчас девушка захотелось пойти в церковь, чтобы помолиться о чуде, а именно об оправдательном приговоре народовольцам или, на крайний случай, о приговоре, как за убийство обычного человека, сопряженное со взрывом, а именно «от двенадцати до пятнадцати лет рудников». Лена стояла на службе и с трудом сдерживала слезы. В принципе, это было совершенно необязательно: кто-то и так плакал по погибшему царю, однако, плакать в этой ситуации по иному поводу девушка не могла себе позволить. И только дома, оставшись наедине с собой, Лена разревелась от всей души. Девушка не предполагала, что Владимир, с согласия родителей, нанесет ей дополнительный удар по психике — третьего апреля молодой человек привел Лену практически к самым воротам Дома предварительного заключения на Шпалерной. Едва открылись ворота и на улицу выехали две черные платформы с осужденными, Лене стало плохо. Девушка стояла, провожала глазами эти повозки, а потом, когда они скрылись вдали и Владимир повел Лену домой, девушка вдруг упала в обморок. Для Владимира не было чем-то неожиданным приводить людей в чувство: за время службы в жандармерии молодой человек сталкивался с подобным не раз. После пары легких ударов по щекам Лена пришла в себя. — Вставай, на весенней земле лежать холодно, — сказал Владимир и подал Лене руку. — И как с вами, Владимир Леопольдович, Елизавета Константиновна живет? — ответила Лена, отвергнув помощь Владимира и поднимаясь самостоятельно, — Вы же любого довести можете. Причем спокойно и с улыбочкой на лице. Хотя, о чем я говорю? Вы же два сапога пара. — Пойдемте, Елена Константиновна, — сказал Владимир, не обращая внимания на слова Лены. Девушка дошла до дома. Немного помолчав, Лена сказала: — Мама, папа, я уеду в Швейцарию, буду там учиться на юриста, устроюсь на работу в жандармерию и развалю ее изнутри ее же методами! — Лена, успокойся, — ровным голосом сказала Мария, — Ты переволновалась. Возможно, мы с папой были не совсем правы, когда разрешили Владимиру Леопольдовичу сводить тебя на Шпалерную. Ты хотя бы подумай о том, что женщин в жандармерию не берут, а в Швейцарии другие законы, нежели у нас. Кому ты будешь нужна с дипломом и без знаний? — Никому, — вздохнула Лена и ушла к себе в комнату. «Остается только быть фельдшером и надеяться на хорошее замужество», — подумала девушка.

Конец первой главы.