Судьба дворянки

Несмотря на то, что состояние Лены было ближе к удовлетворительному, из больницы девушку выписывать не спешили. Это девушка объясняла тем, что тот же Иваныч, если что, хотел предоставить оправдательные документы жандармерии, если бы вдруг они спросили, на какой день выписали Лену, и тем, что невооруженным взглядом было видно, что девушка переживает из-за всего, что с ней произошло в ближайшее время. Оставшись практически полностью наедине с собой — кровать Лены отгородили ширмой от всей остальной палаты, девушка впервые за все это время обдумывала свою слишком странную жизнь. «То хотела помочь людям, то испугалась», — думала Лена, — «То стремилась снова увидеть Вадима, то расхлебывала последствия своей же глупости…» Впервые за все это время Лена вдруг задумалась о том, что теперь она не может быть в чисто формальном смысле завидной невестой: она была уже не невинной. «Но я ведь даже ничего, толком, и не запомнила», — думала Лена, — «Подумаешь, полежала обнаженная при молодом человеке, по сути, больше ничего и не было». Кроме пары минут чего-то непонятного девушка так ничего не смогла и вспомнить. Гораздо ярче в памяти отпечаталось то, что Вадим видел ее без одежды, что это было явно за рамками приличий, но это, по мнению Лены, ее будущий супруг не узнал бы, если бы она сама не рассказала. «Скорее всего, так быть не должно, да, это осуждаемо в обществе, но я не буду об этом никому никогда ничего говорить», — решила Лена, — «А что касается сплетен в жандармерии… Пусть говорят, что хочется. Я, может быть, вообще не за жандарма замуж выйду. Да что я говорю, я вообще за жандарма замуж выходить не буду — к чему мне это надо?» С некоторой надеждой Лена ждала известия о том, что ее обидчиков понизят в звании, однако, начальство, по-видимому, предприняло все усилия для того, чтобы ситуация снова не вышла за пределы жандармерии: да, Вадим попал на неделю на гауптвахту, но больше ничего не произошло и вряд ли бы случилось в ближайшее время. «Ну хотя бы меня не арестовали, не посадили, дело до суда не дошло», — подумала Лена. Мысль о том, что ее проступок был явно противозаконным, вгоняла девушку в некоторую тоску, а понимание того, что ее, может быть, не отправили бы на каторгу, но могли бы на какое-то время посадить в тюрьму, пугала Лену. Иногда Лена пыталась представить в виде своего жениха Иваныча, но это виделось девушке крайне слабо: мужчина был значительно старше ее, лет на пятнадцать минимум, кроме того, понимание того, что Иваныч слишком много о ней знает, слегка огорчало, если не пугало Лену. Девушка помнила и то, как Иваныч был куратором их группы, и то, как он знал обо всех ее похождениях в жандармерии, и то, как Иваныч не так давно выпорол ее, и то, как он приходил к ней в жандармерию и в последний раз. Лена видела Иваныча своим старшим наставником, может быть, напарником, но никак не супругом. Практически перед самой выпиской в палату Лены пришла Валя. — Как самочувствие? — спросила она девушку. — Не самое лучшее, но жить можно, — ответила Лена. — Вот и ты теперь отмучилась у нас в жандармерии, — сказала Валя, — Посидела, пострадала… Отомстить не хочется? — Не знаю, — честно ответила Лена, — Швы сняли только вчера, рука иногда до сих пор побаливает… — А как же ты будешь мстить, если замуж за Иваныча собралась? — удивилась Валя, — Я думала, теперь ты точно со всем завяжешь. — Меня Иваныч не под венец звал, а в кофейню, — несколько возмущенно ответила Лена, — Не знаю, не видится он мне моим мужем, совсем не видится. Не могу сказать, что он старый, но старше меня ровно на одно поколение. Мы с ним уже совсем разные люди будем. — От кофейни хоть не отказывайся — посмотришь, каким твой несостоявшийся жених будет в роли кавалера, — сказала Валя, — Потом мне расскажешь, интересно же. — Если пойду с ним гулять — расскажу, — ответила Лена. Лена, все-таки, договорилась с Иванычем о свидании. Перед выпиской девушка честно сказала, что долго думала, но, в конце концов, пришла к выводу, что не видит Иваныча в роли своего жениха, однако, врач все равно предложил Лене прогуляться. «Ну что, раз ты считаешь, что свои слова надо держать и что раз ты обещал сводить барышню в кофейню, значит, сводишь, то я схожу с тобой», — подумала Лена. В принципе, прогулка была именно такой, как и хотела Лена: очень короткая прогулка по набережной, поход в кофейню, разговоры по душам. — Георгий Иванович, может быть, вы меня с кем-нибудь познакомите? — спросила врача Лена, — Раз, как только что сами сказали, желаете мне только добра? Ну не вижу я вас своим супругом, мы с вами такие разные… — Нет никого на примете, Елена, — ответил Георгий Иванович, — Но скажите мне, все-таки, чем я вас отпугнул-то? Неужели вы настолько против разведенных? — Я ничего не имею против, я просто считаю, что мы с вами слишком разные люди, — сказала Лена, — А что же произошло с вашей супругой, если не секрет? — Не секрет, — ответил врач, — Но прошу вас об этом не трепаться в больнице. Да, многие знают, где моя супруга, но снова запускать сплетню я не вижу смысла. — Буду молчать как рыба, — честно сказала Лена, — Знаете же, что я сплетни разносить не любительница. — В ссылке моя жена, — ответил Георгий Иванович, — Бывшая учительница, пошла в народ и… Сейчас, наверное, где-нибудь под Тобольском учит детей, если ее рискнули взять в школу. Да и, по правде сказать, мне это и неинтересно, чем именно она занимается. Врач немного помолчал и продолжил: — Женился рано, без любви, познакомили родители. Хорошенькая барышня с хорошеньким личиком. Она ко мне, по-моему, тоже ничего не чувствовала. Так и прожили пять лет, детей Бог не послал. Оба были в работе: я работал в больнице, она — в школе. Не до того было. А потом моя жена так прямо и заявляет, что хочет пойти в народ… Как я ее ни отговаривал, все было без толку. Попалась практически сразу, может, через неделю своего хождения. Свои же, деревенские, и сдали. Потому что на кой черт она им там нужна, агитаторша. После суда сама настояла на разводе. Основной причиной называла то, что не хочет мне портить жизнь, но было видно, что она там уже успела влюбиться в какого-то своего товарища по идиотизму. Ну, а мне что, пусть разводится, все равно ни любви не было, ни детей, а ехать за своей супругой в Сибирь… Знаете, Лена, я и жен декабристов не понимаю, дуры они. Осудили твоего мужа, значит, осудили. Сам, дурак, виноват, нечего было крамолой заниматься. А теперь получай то, что по закону положено, благо, ссылка в Сибирь — достаточный повод для развода. Мне потом говорили, будто моя жена живет в Сибири вполне счастливо с каким-то мужичком, но, сами понимаете, Лена, мне это уже неинтересно. Георгий Иванович едва заметно вздохнул и сказал: — Поэтому мне теперь и хочется других малолетних дур с кривой дорожки на путь истинный вернуть. Что идиотку по имени Валя, что вас, Елена. Но, так-то, мне уже бы и жениться не мешало, вы, я вижу, в каждом прохожем себе жениха ищите, вот я и подумал, может, получится у нас что. — Георгий Иванович, тем более, у вас уже был брак без любви, он окончился не так, как надо, зачем же снова повторять те же ошибки? — удивилась Лена, — Но я и не зная всего этого вам ранее говорила, что не вижу вас своим мужем. Я вас уважаю, вижу вас своим наставником, но никак не мужем. — Спасибо вам, как минимум, за компанию, за приятный вечер, — сказал Георгий Иванович, — До дома вас проводить или это уже будет излишне? — Провожайте, — ответила Лена. Девушка неторопливо дошла с врачом до дома, потом помахала ему на прощание рукой, что было против всех правил этикета, а потом вошла в дом. «С Иванычем точно ничего не сложится», — подумала Лена, — «Да, я бы хотела с ним работать, набираться опыта, перенимать новые знания, но жить вместе… Мы с ним слишком разные люди».