Судьба дворянки

Лене было плохо весь день: температура никак не снижалась, а все свободное от сна время девушка плакала по своей скоротечной и, наверное, пока что единственной достойной любви. В перерывах между истериками Лена думала о том, каким хорошим человеком оказался Петр: не стал мешать тому, что дело замяли, не начал копать под нее, чтобы довести дело до суда. Валя то пыталась успокоить подругу, то замолкала: девушка прекрасно понимала, что Лене сейчас нужно просто отплакать свое и единственное, о чем переживала, так это о том, что ее соседка по палате может своими слезами дополнительно усугубить свое и без того не лучшее состояние. На вечернем обходе в палату к девушкам пришел Георгий Иванович. Врач посмотрел на цифры, которые беспристрастно говорил градусник, и спросил: — Валентина, если я вас завтра выпишу домой, найдете возможность недельку отлежаться? Не ринетесь выполнять всю работу по дому? Температура у вас нормальная, а спина заживет со временем. — А кто будет за Еленой следить? — удивилась Валя, — Да и мне, если честно, не настолько хорошо, чтобы домой выписываться. — Хорошо, будете следить за Еленой, — ответил Георгий Иванович, — Только, вижу, вы уже доследились до того, что у Елены снова жар под сорок градусов. — Елену жених бросил, она никак успокоиться не может, — сказала Валя, — Вот и ревет все время. — Тем более, вы поедете домой, Елена — на Пряжку, — ответил врач и обратился к Лене, — Елена, я вас на Пряжку переведу, будете там лежать с другими психическими. — Переводите, — снова расплакавшись, сказала Лена, — Не от меня все в этой жизни зависит, так будь, что будет. Тем временем, Георгий Иванович вышел из палаты. Вскоре туда вошла Аня. — Тебе, как сказал Иваныч, надо просто отлежаться, — обратилась девушка к Вале, — А вот с Леной все посложнее будет. Аня подошла к кровати Лены и дала девушке стакан с каплями. — Пей, — сказала Аня. — Успокоительное, по запаху слышу, — ответила Лена, — Не буду, не хочется мне совершенно. — А мне не хочется совершенно всю ночь сидеть в твоей палате и мерить температуру каждый час, — сказала Аня, — Пей. Пока Лена нехотя пила то, что было налито в стакан, Аня начала разводить литическую смесь. — И реветь уже хватит, завтра четвертый день будет, нельзя столько литичку колоть, вредно, — сказала Аня, — Через час снотворного принесу. Может, поспишь хоть спокойно. После капель Лене стало чуть легче: не так хотелось плакать, было лень о чем-то думать. Время до утра прошло достаточно спокойно и именно поэтому на утреннем обходе Георгий Иванович увидел на градуснике другие совершенно беспристрастные цифры: тридцать семь с половиной. — Значит, попринимаете у меня успокоительное еще несколько дней, — сказал врач и вышел из палаты. На пятый день Вале стало легче и девушка уже была не против, чтобы ее выписали из больницы, однако, Лену выписывать не спешили. Девушке было все равно, где лежать, поэтому остаться одной в пустой палате для нее было больше наказанием за все свои проступки, нежели облегчением: дома бы к Лене не раз и не два заглянула и мать, и отец, и сестра. Здесь же все ограничивалось двумя в день посещениями Иваныча и несколькими визитами Ани. — Георгий Иванович, я уже домой бы хотела, — сказала Лена вечером шестого дня, — Какая разница, где лежать? — Температура спадет и выпишу, — ответил врач, — Не будете же вы дома лежать, я это прекрасно знаю. Сразу найдутся или домашние дела, или объявятся друзья-подружки, или, с вашим характером, не удивлюсь, если вы пойдете к своему жениху для разговора. — Станет легче — сразу же пойду, — подтвердила Лена, — Но явно не сегодня и не завтра. — Лежите здесь, — ответил Иваныч, — Если что — вам хотя бы помощь сразу окажут. На седьмой день с утра к Лене пришли Мария с Женей. — Лена, ты не думай, что мы про тебя забыли, просто нас не пускали к тебе, — сказала женщина, — Говорили, что новые известия тебя могут слишком разволновать. — Меня уже один разволновал, — ответила Лена, — Был один-единственный достойный жених и все. Нет его больше. — Все будет хорошо, — попыталась успокоить дочь Мария, умом прекрасно понимая, что поступок Петра крайне ожидаем, — Главное, чтобы ты сделала выводы из ситуации. — Женя, теперь ты видишь, почему нельзя посещать подобные места? — спросила Лена. — Вижу, Леночка, — ответила Женя. Лену выписали домой на десятый день. Температура, наконец-то спала, однако, слабость никуда не проходила. Лене было очень тяжело ходить и девушка с трудом дошла до извозчика, хотя ей, всего-навсего, нужно было спуститься на первый этаж и пройти метров двести. — На работу раньше, чем через месяц, не жду, — напоследок сказал девушке Георгий Иванович, — Вам нужно будет восстановиться и набраться сил. — Хорошо, — вздохнула Лена. Через две недели Лена нашла в себе силы выйти на прогулку. Несмотря на все уверения родителей, что ей будет достаточно просто посидеть на лавочке возле дома, девушка решила сходить к Петру. Девушка не знала ни точного адреса, где Петр мог жить, ни адреса Департамента полиции. Но если идти в Департамент Лена бы и так не захотела, то приблизительное место жительства своего до сих пор любимого человека девушка вычислить попыталась. Лена знала, что Петр живет в доме с зелеными ставнями, кроме того, девушка догадывалась, что этот дом находится на другой стороне Невского проспекта, во дворах. Ведь именно гуляя там с Петром, Лена замечала, что он здоровается с чуть ли ни всеми прохожими. Также девушка припомнила, что неподалеку от дома ее возлюбленного протекает то ли речка, то ли канал, ведь именно там когда-то давно Петр спас мальчика, который не слишком хорошо плавал, но решил на спор переплыть на другой берег водоема. Через полчаса предполагаемый дом был найден. С гулко бьющимся сердцем Лена постучала в дверь. Больше всего девушка боялась того, что она ошиблась домом и возмущенные хозяева позовут дворника или городового, однако, как выяснилось, Лена не ошиблась. — Елена Константиновна? — удивленно спросил Петр, открывая дверь, — И как же вы меня нашли? На явке узнали всю информацию? — Нет, Петр Геннадьевич, вычислила все сама, — ответила Лена и поделилась своими наблюдениями. — Похвально, похвально, — сказал Петр, — Так зачем же вы сюда пришли? Вы что-то хотели? — Петр, — сквозь непрошенные слезы сказала Лена, — Я тебя люблю, как никого не любила. Да и у меня никого, по сути, и не было. Все те десять дней, которые я пролежала в больнице, я думала только о тебе, потом две недели дома ты тоже не выходил у меня из головы. Петр, я же не смогу жить без тебя. Хочешь, я брошу все свои убеждения, лишь бы ты позволил быть с тобой рядом? — Елена Константиновна, вы, наверное, до сих пор не выздоровели, — ответил молодой человек, — Вероятно, вы больны. Может быть, вам стоит вернуться домой и продолжить свое лечение? Я же вижу, как у вас горят щеки, да и вообще внешний вид уж слишком больной. Сперва Лене показалось, что Петр снова не хочет ее видеть. Однако во второй части фразы девушка усмотрела какую-то заботу, поэтому решила не обижаться на Петра, а вернуться домой. Дома Лена взглянула на себя в зеркало и ужаснулась: щеки горели нездоровым румянцем, волосы были растрепаны. «Только отпугнула от себя Петра», — подумала девушка и взяла градусник. Вскоре на нем показались заветные цифры: тридцать семь и две. «Не так уж и много», — подумала Лена, однако, все равно легла в постель. В последующие дни Лена не могла ни о чем подумать, кроме как о Петре. Когда в гости к родителям пришли Лиза и Владимир, девушка краем уха слушала о том, что обсуждается за столом, но это мало интересовало ее — к жалованию жандарма Лена была полностью равнодушна. — Елена Константиновна, как у вас здоровье-то? — спросил Владимир девушку, — Говорят, вы десять дней в больнице отлежали. — Владимир Леопольдович, как видите, не померла, — ответила Лена, — А горячка… К горячке я уже привычна, благодаря вашим сослуживцам. — Знали бы вы, Елена Константиновна, как вам каторга светила, — сказал Владимир, — Нет, конечно, к высшей мере бы не осудили, как к малолетней снисхождение бы проявили, но лет десять рудников, думаю, дать бы могли. — И именно поэтому меня уложили на больничную койку, — ответила Лена. — Уж лучше на больничную койку, чем в рудники, — сказал Владимир. — Жаль, что с вас всех погоны не посрывали, — ответила Лена, — За такое-то самоуправство. — Елена Константиновна, я же не говорю: «Жаль, что вас в рудники не отправили», поэтому советую и вам воздержаться от подобных высказываний, — сказал Владимир. Едва сестра с мужем ушли, Лена снова задумалась о Петре. «Может, его красотой стоит взять?» — подумала девушка и позвала к себе Женю. — Женя, затяни мне корсет, как в прошлый раз, — сказала Лена. — Хорошо, — согласилась девочка. Однако едва взглянув на спину сестры, Женя сказала, — Леночка, тебе же больно будет. — Если будет сильно больно, я сразу же скажу, не волнуйся, — ответила Лена и подумала, — «Дурочка малолетняя, а уже что-то понимает». Если в прошлый раз Лене было просто больно, то на этот раз девушка чуть было не потеряла сознание, настолько все было невыносимо. — Спасибо тебе, Женя, ты добрый человек, — сказала Лена, надела то самое платье, которое надевала к Вадиму, и вышла из дома. В этот раз идти было еще тяжелее. Лена смогла пройти метров триста, после чего, обессилев, села на лавочку. В глазах было черным-черно. «Надо попросить кого-нибудь довести меня до дома, иначе я помру здесь», — подумала Лена и, кое-как встав, обратилась к первому попавшемуся человеку, — Месье, вы бы не могли довести меня до дома, я умираю. Случайный прохожий, к которому с подобным вопросом обратилась бледная девушка с пустыми глазами, в ужасе отскочил от нее. Лена же осталась стоять в каком-то недоумении. — Я провожу вас, Елена Константиновна, — раздался довольно знакомый голос, — Тем более, что я как раз к вам шел. Думал, что мы посидим на лавочке у вас во дворе, ан нет, история повторяется. Идите домой, снимайте корсет и выходите ко мне. Кое-как доковыляв до дома, Лена вошла к себе в комнату, сняла корсет, переоделась и, вздохнув свободно, вышла во двор. Сразу стало значительно легче. — Лена, зачем ты над собой издеваешься? — спросил Петр, — Почему ты себя так не любишь-то? — К чему мне любить себя, если я люблю другого человека? — ответила девушка, — Петя, я тебя умоляю, прости меня за тот случай. Я не думала, клянусь, я не думала, что ты мог быть подвергнут опасности. — Прощаю, Лена, — сказал Петр, — Я тоже к тебе привязался, причем довольно сильно. Ты мне очень дорога. «Дорога…» — подумала Лена и расплакалась. — И плакать не надо, все хорошо, — сказал Петр и поцеловал Лену в макушку.