Привет! Прощай!

Августовское дыхание незаметно смешивается с летним воздухом, напоминая о том, что совсем скоро настанут промозглые холода, перетекая в заморозки. Но в это так не верилось: для Англии погода была тёплой, даже жаркой - настолько, что все без опасений выходили за пороги домов в футболках и майках, оставляя зонты и куртки в прихожей перед зеркалом. Я же больше маялась, изнывая от загребущей скуки, чувствуя, как деньки скоротечно растворяются в веренице точно таких же, беспардонно упущенных. Есть что-то странное в работе в аэропортах (наверное, это распространяется и на вокзалы, а может даже затрагивает автовокзалы) - ты привыкаешь к вечному мельтешению, гулу, как человеческому, так и машинному. К тому, что прямо здесь и сейчас кто-то выходит за пределы собственной орбиты обычной жизни, покидая родной город, чтобы отправиться куда-то вперёд. Привыкаешь к суматошности и вынужденной спешке. А люди, которые сновали мимо? Ох. Каждый человек по своему отличался, обдавая запахом, атмосферой, точнее, страны или города, из которого прилетал, и было в этом что-то особенное. За день я видела сотни людей с явным достатком, который был явно куда выше среднего, вежливо улыбалась им, а потом возвращалась в импровизированный дом - трущобы в аварийном состоянии. Их всё никак не могли снести из-за недостатка финансирования, а над ними тем временем летали нарядные самолёты с почтительными гражданами разных королевств и государств. С Фредди мы устраивали сумасшествия, веселились, оперевшись о черенки швабр, совершенно не стыдясь собственной работы, ведь всё не так плохо, пока у тебя есть мечта и крыша над головой. У Фреда мечта имелась, пока что абстрактная и не сформировавшаяся до конца, но он уже продирался к ней сквозь острые шипы, что раздирал руками, видел её, несмотря на нечёткие контуры. Временами мне бывает сложно поднять себя с кровати, вместе со звоном будильника и болтовнёй сквозь картонные стены, но это происходит далеко не из-за испорченного режима сна (а лучше бы это была его вина). Дело в том, что я не знаю, ради чего мне стоит жить, работать, просыпаться по утрам? К сожалению, у меня нет никаких мечт. Совершенно. Конечно, неплохо было бы побывать в других странах, походить по аэропорту в качестве гостьи, но это не мечта - так, прихоть, которую, наверное, можно осуществить, если откладывать несколько месяцев, отказывая себе в чём-то. Если я так сделаю, то не получу никакого удовлетворения, ни от процесса, ни от результата, потому что таскаться по памятникам в одиночестве - удовольствие сомнительное, как и идея провести остаток собственной молодости в обнимку со щёткой и ведром для мелкого мусора. В моей жизни были мужчины, но никто не задерживался так надолго, насколько хотелось бы мне. "Это всё звёзды, — говорит Фредди, — Чёртовы созвездия, солнышко, подстраивают нам козни". Была идея выйти чистой ночью на улицу или забраться на чердак, а может совсем не заморачиваться, высматривая светлые, невероятно далёкие точки, из наблюдательных мест в обсерватории, чтобы обвинить те самые звёзды, громко вопрошая: "Ну и за что?", но, сдаётся мне, всё не так просто, как хотелось бы представлять. Если судить по чужим конспектам, научным работам и брайановым рассказам, которые звучали как сумасшедшие, но магически красивые выдумки учёного, помешанного на фантастике, вроде Фрэнка Герберта*, который написал целый мир, захватывающий, словно приближая к нам непостижимые дали, что растекались на миллиарды километров, сами звёзды совершенно не причём, безучастно наблюдая за нашими жизнями время от времени. Высшие ли это силы, проделки судьбы, или одна лишь наша вина - не узнать никогда. В последнее время чтение увлекает меня куда чаще и сильнее, чем раньше, заставляя столкнуться с очередной проблемой: новые произведения, которые были на слуху, оказывались мне не по карману, а имеющиеся в публичной библиотеке на несколько лет отставали от новинок книгопечатания. Оставалось украдкой читать главы прямиком в магазине, судорожно листая страницы, затем возвращать сборник назад, чтобы вернуться туда спустя пару дней. Наверное, меня уже запомнили, потому что я довольно часто слоняюсь по окружным магазинам без дела - исключая те дни, когда собирались шумные и весёлые репетиции группы, неизменно сопровождающиеся заседанием в разных местах и обсуждением роджеровой практики в местной клинике, откуда он едва не вылетел, напортачив с оборудованием для лечения пульпита, и теперь находился под тщательным наблюдением у своих руководителей. — Вообще-то, я не хочу доучиваться, — бросил как-то Тейлор в ответ на вопрос о том, как он собирается сдавать экзамены, — Я не чувствую, что это моя специальность, больше музыка по душе. Сдерживаю себя от язвительного комментария - в конце концов, у Роджера есть своя голова на плечах и семья, которая сумеет поддержать в случае чего. Я же решаю смолчать, до конца вечера редко открывая рот: всё таки это заявление повергло меня в шок, о чём я поделилась с Фредди, когда мы в одиночестве проходили по Карнаби, а на небосводе разгорались созвездия. — В один день он станет известнейшим барабанщиком, знаешь? — говорит Фредди, постукивая каблуками ботинок по каменной кладке улицы, щегливо засунув руки в карманы джинс, — Мы слышим как он играет, и это невероятно, но учёба стопорит его. Стопорит всю группу. В это дело нужно окунаться с головой, посвящать этому себя практически без остатка. В таких делах всегда так: всё или ничего, иначе не выгорит. — С Брайаном то же самое, — продолжает он после недолгого молчания. От имени по плечам проходятся немилосердные мурашки, — Его Рэд Спэшл - инструмент богов, как лира у Апполона, и он сумел с ним совладать. Но он постоянно тормозит, сомневается. Боится. Отец ему сказал, что музыка - удел идиотов, и почти готов назвать его своим разочарованием. Умом я понимаю, что мистер Мэй не озвучил бы такого вслух, но Фред словно умеет читать потаённые мысли и подтексты в человеке, понимает смысл сказанных слов, и становится по настоящему обидно за Брайана, но с противоположной стороны можно понять и его отца, которому непременно более радостно видеть сына выдающимся физиком или космологом - в этой индустрии всегда нужны новые люди, особенно такие талантливые и пытливые умом. Я разрываюсь между двумя разными мнениями, даже не зная, кто прав в этой ситуации, но вовремя вспоминаю, что это чужая жизнь, и я не имею права размышлять за других, так же, как и осуждать кого-то. — А ты что решил? — решаюсь наконец спросить у самого Фредди. Тот молчит, будто пытаясь подобрать слова, а мне боязно на него взглянуть. — Я чувствую, что должен попасть в "Смайл". Просто чувствую, что моё место там, но каждый раз Тим мне отказывает. Как по мне, он просто боится чего-то, неуверенный ни в чём, потому что остальные вроде и не против - ты же заметила, что мы и без того проводим с ними времени больше, чем сам Стаффел, который сбегает к своей Миллз при каждом удобном случае, не собирая группу в полном составе. До развилки мы доходим в молчании. Сегодня нет настроения на чаепитие - голова слишком тяжёлая, да и Фредди, кажется, не настроен на посиделки сегодня, поэтому, распрощавшись, мы направляемся по домам: я сворачиваю в свой двор, а он бредёт по улице дальше, ускорив ход - начинало холодать, обдавая ночными заморозками, которые не отпускали город даже в самые тёплые дни. Утром туман вновь занавесит все окна, изредка позволяя солнцу пробиться сквозь серую дымку. На пустой уже лестничной площадке всё никак не могла распрощаться парочка подростков, неловко переглядываясь между собой, в надежде потянуть время, чтобы кто-то из них набрался смелости на дальнейшие действия. Мне и самой становится неловко, но выжидать на прохладной лестнице, когда они там между собой разберутся, я не намерена, поэтому предварительно погремев немногочисленной связкой ключей - предупреждая, протискиваюсь мимо них, отпирая нужную дверь. У нас свет ещё горел, всё таки не слишком поздно, и обрывки пустой беседы разносятся по коридорам, сопровождая мой усталый вечерний туалет. Вот так незатейливо проходит ещё один день, а за ним непременно последуют ещё, ещё и ещё, сплетаясь в мутную бечёвку, которая продолжит тянуться до бесконечности. Не знаю, есть ли у меня право возмущаться, но я просто чувствую, что в моей жизни чего-то не хватает, но осознание чего именно постоянно ускользает, не давая разобраться и наконец понять себя. Мысли возвращаются к Брайану - думать об этом стало такой же привычкой, как и думать о собственной скучности по вечерам, и в голову приходит мысль: а может быть стоит попробовать? Только вот, попробовать что? В голове всё ещё плещутся щедро оставленные не слишком приятные воспоминания о Мэри, которую я видела и в колледже, и на репетиции. Причём, явилась она туда именно с Брайаном, пускай мне и не было понятно, в каких отношениях они состоят, но, кажется, не просто так он её привёл. Ещё и не рассказывал никому о ней, судя по реакции остальных. Она ему нравится? Они встречаются тайком, или просто близко дружат? Эти мысли заставляют меня останавливаться, поворачивать в другую сторону или вовсе разворачиваться назад, даже несмотря на то, что сам Мэй оказывал мне некоторые знаки внимания. Ведь их именно в таком ключе могла расценить лишь я, в то время как на самом деле за этим скрывалась лишь дружба и искреннее доверие. Вернуться бы сейчас в тот период, когда он в первый и в последний раз был чертовски груб со мной, игнорируя и демонстративно выбегая из гаража - возненавидь я его тогда, мне было бы в миллион раз проще сейчас. Мне очень не нравится неопределённость. Кто-то находит это интересным, приглашающим вступить в какую-то игру, испытать себя и другого человека, но для меня это слишком - слишком нагло, слишком неаккуратно и грубо. Я не считаю себя лёгкой, способной на флирт и какую-то тонкую игру с подтонами и намёками, в которых можно прочитать явные призывы к чему-то. Исключением служат барные выходные: мы с Фредди отправляется в какой-нибудь паб или бар, угощаемся там разными напитками, а потом в нас просыпается смелость, как и в остальных посетителях - я даже становлюсь способна вести мало-мальски игривую беседу с тем, кто ко мне подсядет, а у Фреда и без того яркий внутренний огонёк разгорается, делая его до безобразия харизматичным, так, что все окружающие девушки слушали его, раскрыв вот. Как ни странно, на меня это не действовало. Естественно, когда мы только познакомились, я тоже угодила в умело расставленные силки, но со временем у меня выработался иммунитет. Мы стали ближе, куда более близкими, чем просто друзья с работы, и я смело могу назвать его самым близким мне человеком, даже, наверное, самым родным. Как же теперь стоит поступать? Наверное, стоит набраться смелости, подцепить наглости и стать более прямой в своих действиях, а ещё подготовиться к тому, что ответные действия будут решающими, и вообще могут оказаться совершенно не в мою пользу. В голове медленно последние несколько лет мариновалась одна простая истина, очевидная ровно так же, как и факт того, что по весне зацветают вишни: я совершенно безнадёжно влюбилась в человека, который окружил себя занятиями настолько плотным кольцом, славно сдобренным собственными комплексами и желанием оказаться лучше всех, что не замечал никого вокруг себя. А ещё, велика вероятность того, что он всё таки с Мэри, пускай публичных заявлений и представлений не было, это нельзя исключать. Если они вместе, то я непременно затолкаю собственное смущение куда-нибудь подальше, запихнув рядом стыд и разочарование, и никогда больше не подумаю об этом. А если нет... А если нет, то... Придумаю.