Прошло 2 месяца
Жизнь — сложная штука. В ней всегда было много неопределённостей, много глупостей, много проблем, но одна вещь из покон веков оставалась неизменна — она способна менять тебя до неузнаваемости: сегодня ты богач, у тебя есть миллионы, а завтра уже стоишь посреди Богом забытой помойки, никому не нужный, без малейшего намёка на еду или ночлег. Сегодня тебе говорят, что любят всей душой, но вот ты стоишь и держишь трясущейся нож над запястьем. Лёгкое движение — и струя тёмно-алой жидкости обильно стекает на пол. Ты медленно ложишься и думаешь лишь об одном: «Всё закончилось». Первые полмесяца я хотел завершить свою жизнь. Ощущать себя как посреди помойки было невыносимо. Без внимания пусть и такого, какое мне давали дома жить оказалось непривычно. Дискомфортно. Ведь теперь везде чувствовалась опасность, куда не глянь — неопределённость. Сплошные страдания, а не жизнь. К чему такие мучения, если с ними можно мгновенно покончить? Благо тренировки до изнеможения выбивали из меня любые порывы к подобному. По такому расписанию я прожил целых пятнадцать дней. Изматывал себя, а потом плелся до кровати и просто лежал — замкнутый круг, но это помогало. С каждым днём я всё меньше думал о том, чтобы наложить на себя руки. Всё-таки привычка наказывать самого себя никуда не денется, так я делал раньше, а сейчас думаю, как бы себя от этого отучить. Моя жизнь не протекала несчастно, если судить по большинству беззаботных жителей. Небольшая квартира, что купил на остатки своих денег, закупился кучей припасов, запасся терпением. Почему я не вернулся домой? Хах, может, боялся? Вполне. Если говорить о том, что меня ждёт дома, то лучше сразу писать завещание. Именно поэтому я и предпочёл жить подобным образом, оставшись почти в одиночестве в своей квартире. Почему почти? Частенько я приходил к той роковой крыше и просто смотрел. Смотрел на счастливую девочку, у которой я не смог отнять тот блеск в её прелестных зелёных глазках. Она даже пару раз умудрилась заметить меня. Первый раз — шок да и только. Я сидел в темноте под ночным небом, а она как-то смогла меня увидеть. Уже собираясь уходить, я увидел как она помахала мне ручкой, но необычно: пять махов и воздушный поцелуй, а после расплылась в улыбке. Она меня не боялась. Конечно, она даже не знала, кто я такой, но она улыбалась мне так наивно, так счастливо. С каждой секундой, что я глядел на неё, мою голову не отпускала мысль, что же заставило меня принять тот выбор, что заставляло меня сидеть сейчас здесь. Может, я боялся, что за ней придут другие убийцы? Очень часто, когда одни не могли выполнить тот или иной заказ, то за дело брались другие. Это был лишь вопрос времени. Опасно: я подставлял не только себя, но и её. С этим нужно было что-то делать. Я снова пробрался к ней в комнату, но уже без цели убить. Я оставил записку хозяину дома:Вашу дочь хотят убить. Вам здесь нельзя оставаться.
Прикрепив её к двери, я исчез. *** Люблю гулять ночью. Раньше никогда мне не доводилось этого делать, у нас в семье ты был либо на задании, либо дома. Неужели мне нужно было сбегать из дома, ставить под сомнение всё то, чему меня учили всю жизнь? Стать предателем, чтобы просто осознать, как это удивительно — гулять по ночам? Обычно я лишь наблюдал за людьми с крыш, а теперь сам иду среди них. Но есть одна загвоздка — мне комфортно прогуливаться только в одиночестве. На оживленной местности просто невыносимо: вечные разговоры, постоянный шум. Всё это давит на уши. Меня учили быть незаметным для глаз, и даже сейчас я иду по улице, словно тень, ловко обходя несущихся людей. Они даже не старались обратить на меня внимание. Я был похож на любого другого ребёнка: лёгкая кофта с капюшоном, джинсы и кеды. Приятная музыка играла в наушниках, скрывая шумы внешнего мира. Как же я благодарен человеку, который их изобрёл. Несомненно, в них я был более уязвим, но только так я мог перестать слышать мир вокруг. Нужно было перекусить, поэтому я забрёл в ближайшее кафе, название которого не запомнил, да и не хотел. Всё равно никогда не заходил в одно и то же кафе. Кто-то скажет: «паранойя», но это не так. Я должен и дальше оставаться тенью: неприметным и незаметным. Не знаю как, но я поселился в самом криминальном районе города. Здесь жили как обычные преступники, так и недосуперзлодеи, которые решили, что они сильнее и умнее всех и могут делать что хотят. Поэтому увидеть какого-нибудь супергероя здесь — дело обыденное. От новичков до некоторых профи. Я даже не боялся, что кто-то из них может ко мне зайти, для любого из них я обычный тринадцатилетний мальчик, живущий один. «Приятно, наверное, быть супером: тебя все любят, никто не страшится и не убегает завидев. Ты спокойно живёшь, зная, что, как минимум, большая часть страны не хочет тебя засадить, а то и прикончить», — меня всё чаще посещает эта странная мысль. Хах, смешно… я — герой. Был только один способ стать им — отучиться в академии героев. Их просто тьма-тьмущая, но чтобы туда поступить, я должен был рассказать о том, кто я. Примерно так бы это выглядело: «Здравствуйте. Я профессиональный убийца и хочу стать героем, примите мою заявочку, пожалуйста!» — от одной мысли об этом у меня выходил лишь слабый горький смешок. Благо в работе я не нуждался. Я успел снять большую часть денег до того, как у меня заблокировали все счета. Все-таки через пару дней моя семья поняла, что что-то не так. Скорее всего, они объявили на меня охоту, или же решили своими руками избавиться от меня: быстро и незаметно, дабы не подпортить свою безупречную репутацию. По моим подсчётам, ближайшие двадцать лет я мог не беспокоиться о работе. Мне особо не на что было тратиться — коммунальные услуги, вода, да пару раз в день покушать. Во мне не воспитывали чего-то ненужного — всё всегда было к месту и по делу: попить, поесть, и на этом всё. Не понимаю людей, которые тратят уйму денег на абсолютно ненужные в жизни вещи. Они тратят эти деньги, а потом влезают в долги, отдают их, влезая в новые, и так далее. Вот за что я порой люблю то, как меня воспитывали — кровью и потом. Каждый раз, когда я хотел чего-нибудь новенького, если это, конечно, не снаряжение, я должен был убраться во всём доме, который, к слову, далеко не маленький. Согласен. Не так должны воспитывать детей, но меня и за ребёнка-то никогда не считали. Монстр. Вот за кого меня держали всю мою сознательную жизнь. Ведь даже по меркам причуд я выходил «не таким как все». *** Какое первое воспоминание вы помните из вашей жизни? Лицо мамы или папы? А может, как вы сидите за столом или лежите в кровати? Я был бы счастлив, будь это первым, что я запомнил в своей жизни… Помню жуткое разнообразие звуков: от дыхания до пения птиц на улице. Все они сливались воедино и просто разъедали мои барабанные перепонки изнутри. От крика становилось только хуже, поэтому я молчал. Сжал свои уши что есть мочи и молчал. Сердце бешено колотилось. Я слышал каждый его удар, чувствовал пот, стекающий по моему лбу, слышал как напрягаются мышцы от силы, с которой я сжал уши. Но это не помогало. Чувство резкой боли так же быстро исчезло, как и появилось, отправив моё сознание во тьму. Это и есть моё первое воспоминание. Поначалу было сложно контролировать свой слух, зрение и другие чувства. На установление контроля над ними потребовалось более трёх месяцев. Но даже это не могло решить основную проблему — я не мог спать. Стоило мне закрыть глаза, как я, как бы это парадоксально ни звучало, начинал видеть, только немного «своеобразно» — я видел звуки, а точнее то, как они отражаются от стен, пола и потолка. Я видел всё окружающее меня пространство и всех, кто окружал меня. Это не давало мне уснуть. Сколько бы я ни пытался, смыкая глаза, сна всё не было. Только много времени спустя я научился игнорировать потусторонние звуки, но это помогало слабо. Я мог нормально спать только в полной тишине. Поэтому меня поместили в специальное помещение у нас в доме — «камера тишины». Она была сделана из материала, который не пропускал звук извне. Это было моё любимое место в доме, единственное место, где я мог спать. Всё это произошло со мной благодаря эксперименту моих родителей. Они решили, что член нашей семьи не должен быть обычным человеком, поэтому надо мной поставили эксперимент. Суть его такова: внедрить в меня причуду, изменив мою ДНК. Они надеялись на то, что из меня получится идеальный убийца. Так оно и вышло, вот только разум да внешний вид у меня оставался человеческим. Но стоит посмотреть на меня через рентген, как вы увидите, а вернее, не увидите во мне почти ничего от человека. Я больше похож на животное, нежели на человека. Хищник, которого дрессировали для одной цели — убивать. Единственное, что мешало сделать из меня настоящее животное — разум. Я все ещё мог думать, чувствовать, и это, несомненно, был плюс, иначе я мог убивать без разбора, а это плохо для бизнеса. Реабилитация прошла, на всеобщее удивление, всего за год. Стоило мне только почувствовать, что я поправился, как мной занялся отец. Громкий звук приближающихся шагов, ну как громкий — для меня. Ведь для любого другого он был бы почти неслышен. Я знал, кто это был. До боли знакомый звук сердечного ритма, даже звук шагов был неизменным. Я мог запросто распознать человека среди толпы, если это было нужно, или выследить кого-то. Лёгкий скрип открывающейся двери заставил повернуть голову в сторону шума. — Здравствуй, Рюу, — его интонация передавала заботу и волнение, словно он всего лишь добренький папаша, который беспокоится за своё чадо. Но это не так. Этот наигранный голос, выражение лица, все мои чувства так и кричали, что все это не к добру, но я всегда игнорировал их. Я прекрасно знал, что следует за этим фальшивым вступлением: всегда было одно и то же. Я лишь окинул его взглядом. Высокий, даже очень, рост, русые короткие волосы, карие глаза, плюс ко всему сильное тело, на котором было множество шрамов, ведь воспитывали всех в нашей семье одинаково. Отец сына, сын своего и так далее. И неважно было, сын это или дочь. Хотя, для дочерей было и другое «обучение». Их учили внедряться в доверие. Игры на чувствах, обман — все это неотъемлемая часть того, что должна уметь девушка из нашей семьи. — Мне сказали, ты окончательно поправился, — лёгкий утвердительный кивок в ответ. Не знаю почему, но я не любил разговаривать с кем-либо, кроме своей сестрёнки, но та тогда ещё не родилась, — это хорошо, — его голос звучал так, будто он уже строит на меня планы на много лет вперёд. Затем шли тренировки. Каждый день изнурительной физической подготовки вперемешку с наказаниями, что я успевал отхватывать за просто так. У нас это называлось даже не наказание, а «закалка тела и духа», но сути это не меняло — несколько часов различных болевых испытаний, к которым я вскоре привык. Они становились всё жёстче и жёстче, вплоть до прямых ножевых ранений. Не знаю, как это помогало, но раз мне говорили «надо», значит «надо». В таком темпе прошло два года, после чего мне, наконец, дали первый заказ. Да ещё какой — высокопоставленный чиновник, который насолил одному влиятельному человеку. Интересно, почему именно меня послали на это сложное задание. Я много думал над этим и однажды отец рассказал мне, что это было своего рода «финальным экзаменом». Убить его оказалось достаточно просто. Он день через два, по традиции, встречался со своей любовницей в парке ночью. Идеальное время и место. Я стою за деревом позади него, в то время как он сюсюкается с девушкой, внешности которой я даже не запомнил. Я кинул небольшой камень на дорогу. Любовники почти одновременно обернулись на источник звука. Именно это и стало его роковой ошибкой. Этой, казалось бы, пары секунд мне хватило, чтобы лёгким движением когтей отсечь его голову от тела. Девушка обернулась на своего любовника, но увидела лишь падающую голову, а за ней маленького мальчика, который смотрел на нее фиолетовыми глазами с кошачьим зрачком. На голове был капюшон, а на улице кромешная тьма, поэтому за раскрытие личности я не переживал. Девушка уж было собиралась закричать, как моя правая рука зажала ей рот, а левая слегка коснулась когтями гладкой шеи. В её глазах был лишь ужас. Оцепенение. Осознание того, что её сейчас убьют. Но за что? Она не сделала ничего, за что заслужила бы смерти. Но теперь поздно думать об этом. Она медленно закрыла глаза и приготовилась к тому, что эти когти сейчас войдут ей в шею. Но ничего не последовало. Она медленно раскрыла глаза, будто боялась встретиться взглядом с этим «мальчиком» ещё раз, но никого не увидела. Только труп, из шеи которого сочилась кровь. Крик. Телефон. Полиция. Лишь на утро сумели найти выдранный на том самом дереве знак. Знак семьи Окумура. Его знали все: преступники, полиция, простые жители. Так мы обозначали статус нашего заказа — выполненного заказа. Так начался мой путь наёмного убийцы. Путь, который теперь я решил отринуть от себя навсегда. *** Ночь всё же взяла верх над городской суетой, и звуков стало определенно меньше. По крайней мере, в большинстве квартир уже погас свет, можно было идти без наушников. Люблю это время — сидишь на крыше да смотришь на звёзды. Тишина… — Помогит…, — звук донёсся прямиком из переулка соседнего дома. Это был голос женщины, которой, видимо, закрыли рот, ибо я слышал, как она пытается что-то сказать. В любой другой момент я бы проигнорировал это. Тому, кто убивал глав мафиозных кланов, были неинтересны мелкие сошки, но сейчас так поступить было нельзя. Это было рядом с моим домом, а значит, потом начались бы разборки, опрос жителей и вся прочая «прелесть». Мне это совершенно не нужно, тем более, чем не шанс немного погеройствовать. Прошмыгнув на крышу соседнего дома, что был чуть ниже моего, я принялся наблюдать. Проблем с темнотой я не испытывал, мои глаза позволяли мне видеть ночью. Двое мужчин прижали к стене девушку: брюнетка, небольшого роста… кого-то она мне напоминает, словно уже видел её. Мужики были одеты в чёрное и в маски, один держал в руке большой кирпич, что вызвало у меня недоумение. Они вдвоем с этой девушкой и без любого кирпича бы справились. — Давай так, — подал голос мужик без кирпича. Он говорил наигранно низким голосом: то ли хотел скрыть свой настоящий голос, что выходило слабо, то ли для демонстрации своей «брутальности», что уже больше походило на правду. — мы тебя не тронем, а ты за это завтра расскажешь на своей передаче о нашем дуете «зловещая двойка», — почти вся его фраза прошла мимо меня, ведь я вспомнил кто эта девушка. Телеведущая одного из самых популярных новостных каналов. — Хм-м, — задумался я. Это дело начинает нравиться мне всё меньше и меньше. Спасу её — об этом, по любому, узнают завтра, а не спасу — тут весь район перероют в поисках улик. Девушка испуганно смотрела в глаза парня без кирпича и не знала, что ответить. Её пульс скакал как неимоверный. — А если откажешься… — парень с кирпичом демонстративно приподнял руку вверх, и кирпич начал, в буквальном смысле, таять. Понятно. Один для запугивания, другой говорит — самое стандартное распределение ролей в маленькой шайке. Я решил всё-таки спасти её, думаю, если обязать её держать язык за зубами, то всё будет хорошо. Прикасаться к «Растворителю» опасно, не знаю, чем это может обернуться для моих рук. Поэтому лучше убрать его на расстоянии. Я начал медленно спускаться по стене — это было ещё одно из моих преимуществ. Я мог прилипать к любым поверхностям, за исключением льда. На нём я мог держаться только с помощь когтей. Поднявшись на уровень первого этажа, я принял удобное для броска положение и метнул в затылок первого, а затем и второго два небольших ножа, что всегда хранил при себе специально против дальнобойных причуд. Оба тела обмякли и мгновенно повалились на землю. Девушка, увидев это, а затем и меня, собиралась закричать, но этому не суждено было сбыться. Я мгновенно перепрыгнул на соседнюю стену и вовремя закрыл её рот рукой, пока второй рукой и ногами держался на весу. Девушка всё ещё жутко боялась, хоть и смотрела на меня по-другому. Я слез со стены и вынул из бездыханных тел своё оружие, после чего, положил ножи обратно в карманы, что располагались на внутренней стороне кофты. — К… кто ты? — её голос дрожал. Я уверен, она спросила это скорее в надежде услышать ответ, что я не собираюсь её убивать или калечить. Я лишь сверлил её взглядом, отчего её дыхание сбивалось, было видно, что ей страшно. Я подошёл к ней почти вплотную и, нагнувшись до уха, прошептал: — Ты ничего не видела, — после этих слов я отошёл на несколько шагов, смотря, как она утвердительно кивнула, попутно вытирая слезы. Она потянулась за чем-то в свою сумочку, что дало мне идеальный шанс уйти. — Кстати, с-спасибо что… спас меня, — сказано это было уже в пустоту. Вернувшись на свою, уже родную, крышу, я погрузился в себя. Это было чем-то необычайно новым для меня — спасти человека. Во мне будто бушевала буря чувств и эмоций, гром и молния, которые я старался подавить как мог. Она увидела мою силу, однако не смотрела на меня как на монстра. Первая, кто посмотрел на меня, хоть и на секунду, но с благодарностью. Конечно, была ещё та девочка, из-за которой всё и началось, но она лишь маленький ребёнок, а это взрослый человек. Я убил двух людей на её глазах, но она даже не закричала. Это так странно. Неужели все герои испытывают это чувство, когда спасают людей? Оно, определенно, лучшее, что я когда-либо чувствовал. Лучше любых похвал отца за успешное выполнение задания. Могу сравнить это только с тем, как меня благодарила сестра, когда я помогал ей в чем-то. Это… так приятно… Ночь я провёл на крыше, под звёздами. Последнее, о чем я подумал перед тем как уснуть: «Я хочу почувствовать это снова…»