Тайное общество Бенкендорфа

Летом государев ближний двор по обыкновению выезжал в Коттедж, построенный для Александры Фёдоровны. Императорская чета с детьми, несколько фрейлин, слуг и минимум церемониала — всё, что надо для счастья. Бенкендорфы были в числе приглашённых. На самом деле, Государь не хотел оставлять дела, но вынужден был создать видимость полного расслабления и провождения времени с семьёй, поэтому шеф жандармов пришёлся весьма кстати. Им с супругой выделили лучшие покои, Елизавета Андреевна вела близкие беседы с Императрицей. Почти что рай. Александр Христофорович привык просыпаться рано утром. Будить жену и девочек не хотелось, Его Величество уже тем более, поэтому он отправился на прогулку по окрестностям дворца. Утренняя свежесть успокаивала, и государственные дела даже не заботили его в такой степени, как прежде. В полной тишине Бенкендорф мог расслышать любой шорох. И этот звук он бы не спутал ни с одним другим. Кавалер рвёт цветы под окном возлюбленной дамы. Уже не просто любопытство, но долг восстановить справедливость заставил его повернуть обратно к дворцу и ускорить шаг. Чтобы застать ловеласа врасплох, пришлось зайти из-за угла. К этому времени тот начал карабкаться вверх по стене. — Ага, — размышлял Бенкендорф. — Высокий, в форме. Караульный лезет соблазнять фрейлину? Непорядок. Стоять! — крикнул он, застав парня врасплох. Тот, не ожидав, полетел вниз, в кусты колючих роз. Ему было достаточно одного взгляда. — Николай Павлович, а зачем... — начал Бенкендорф осторожно, подавая Императору руку. — Лучше помогите залезть, — раздраженно прошептал он. — И никому об этом. «Экий конфуз», — подумалось Александру Христофоровичу. Не признать Императора! — Лалла Рук, птичка моя! — крикнул Император, постучав в окно. К тому времени, как Александра Фёдоровна раскрыла шторы и позволила мужу пролезут через окно, Бенкендорф поспешил ретироваться. Никто. Не должен. Об этом. Узнать. «Хороший ты человек, Христофорыч», — продолжал мысленно рассуждать Бенкендорф. — «Всем помогаешь, об Отечестве заботишься, Государю друг... а о жене забыл». Он уже не мальчишка по окнам лазать! Была бы хоть лестница... да чёрт с ним, Лизавета Андреевна заслуживает самого лучшего. Пришлось пожертвовать ещё одним кустом. — Гром победы, раздавайся... веселися, храбрый росс... — зажав розу в зубах, он начал карабкаться по колонне. — Зри, премудрая царица, зри великая же... Извиняюсь. За окном происходило крайне интимное действие. Он перепутал окна. Об этом тоже никто не должен узнать. Какое счастье, что он не разглядел лиц! А приличных людей учили закрывать шторы. — Это наказание мне за то, что я пел старый гимн. Отсчитав и перепроверив, Александр Христофорович снова предпринял попытку сделать возлюбленной подарок. На этот раз, напевая «Боже, Царя храни! Славному долги дни дай на земли!». Стучать пришлось полминуты. — Кто? — послышался повелительный голос Елизаветы Андреевны. — Я. — Кто «я»? — Муж. — Объелся груш, — съязвила Бенкендорф, открыв наконец шторы. Она уже успела накинуть халат для утреннего чая и причесаться. — И что прикажешь делать, пустить тебя? Он кивнул, не в силах больше висеть, держась за подоконник. — Один раз моя тётушка отказалась принять тебя. Пришлось просить моей руки, — вздохнула она, раскрывая окно и подавая мужу руку. — Цветы мог бы и получше сорвать... — Ты самая лучшая. Я люблю тебя! — Приступ жизнелюбия и семейной верности? Александр Христофорович подхватил жену на руки и отнёс к кровати. Годы шли, а она так и оставалась прекрасной молодой женщиной. — Послушай, может, это не «П. М.», а «Р. M.»? — вдруг предположила Елизавета. — Вряд ли. Плащ точно не нашей работы, смысл писать инициалы на русском? Мои ребята уже несколько недель просматривают общий гербовник с родами на «М». Каждого надо перепроверить. Если не будет результата... Как же всё сложно, Лиза! Я чувствую себя идиотом, которого вовлекли в какие-то дикие игрища и отвлекают от реально важных дел. Ещё и Никс торопит. Попробовал бы са… — Александр Христофорович, Вас Государь Император просит, — перебил его возникший словно из ниоткуда камердинер. — Чёрт! Сейчас буду. Ненадолго ж его хватило. — Чего хватило? — Да так, общества милой прелестной жены. — Так вот, что ты думаешь об Императрице! — тут же вспылила Елизавета. — «Милая и прелестная»? Александр, а что мне прикажешь думать? — Я просто так сказал, — попытался отмахнуться Бенкендорф, наскоро одеваясь. — Это утро словно вернуло меня на десять лет назад. Я как любовник залезаю в твою спальню через окно, а потом в панике выбегаю. — Староват у меня любовник. Александр Христофорович не мог выбрать между двумя ответами «уж какой есть» и «на себя посмотри», поэтому предпочёл промолчать и скрыться. — Итак, с нашей стороны мирный договор подпишут Орлов и Пален. — Фёдор Петрович? Надёжный человек, был одесским градоначальником и управляющим Новороссии в отсутствие Михаила. — Не то, чтобы спрашивал ваше мнение, — по-доброму усмехнулся Николай. — Но весьма признателен. Как дела с расследованием? — Ищем. — Прошёл почти месяц. — Ускоримся. — Уж постарайтесь, Александр Христофорович. Может, прямо сейчас под этими окнами ходит человек, покушавшийся на жизнь моей дочери? — Всё слишком запутано. Улики есть, события не сходятся. Посторонний человек не мог просто так попасть во дворец, тем более, в комнаты великих княжон. Подозревать можно всех. — Вы точно уверены, что никто из находившихся во дворце не мог…? Фрейлины, караул, прислуга — это огромное количество людей. — Мы с Чернышёвым проверили всех своим способом. И родственников в том числе. — …Пытали?! — Никс говорил с длинными паузами, плохо соображая. — Подсыпали кое-что в стакан воды. Никто ничего не заметил и вывалил всю правду. Даже ту, которую иной раз предпочтительнее было бы не знать. Вот вы догадывались, что из вашей спальни дрова подворовывают? — Да Бог с этими дровами, мне нужно знать, кто и что искал в спальне Олли! — Есть одна мысль, необоснованная, на грани фантастики. — Выкладывайте. — Ольга Николаевна один раз упоминала, что хочет в старости написать мемуары о все прожитых годах. Пока ведёт черновики. Может такое быть, что она случайно услышала не предназначавшийся для неё разговор, не придала ему значения, записала по памяти в дневник, а его захотели уничтожить? Николай на несколько секунд задумался. Встал, прошёлся по кабинету, резко остановился и выпалил: — Я поговорю с ней. Ступайте. Бенкендорф поклонился и вышел. Даже чёртово дело декабристов не было таким запутанным: там они имели всё, сейчас — ничего. Было ли это грабежом или покушением? Дворцовыми или угроза исходила извне? Друзья Пушкина или враг совсем иной? Слишком много вопросов. Слишком мало ответов. Через час Государь принёс ему ворох бумаг — сам пришёл! — исписанных мелким девичьим почерком, и приказал закладывать. Они в спешке уезжали, потому что медлили уже несколько недель и ждать ещё было неприлично. Мадам Николя сходила с ума от переживаний, все они непрестанная переспрашивали Олли, почему не сообщила им сразу? — Вы и не спрашивали, — смущённо отвечала девочка. В данный момент её больше интересовала любимая кукла. Действительно, кто бы мог подумать лезть в её дневники и искать в них ответы? Николай изъял их, не спрашивая согласия ребёнка, и передал Бенкендорфу. Александр Христофорович пересадил жену в карету Их Величеств и отправил в Зимний, оттуда до дома, а сам поехал в Третье Отделение. Тетради с дневниками из рук не выпускал ни на минуту. В такой приятный летний вечер субботы работал разве что инициативный Мордвинов. — Не сейчас! — крикнул ему Бенкендорф, намереваясь пробежать сразу в кабинет, мимо настырного подчинённого. — Александр Христофорович! — Саша, иди домой, — отмахнулся он, закрывая дверь на замок, но Мордвинов начал выламывать замок. — Всё завтра. — Мы нашли его! — Кого? — «П. М». Точнее, предполагаемого. Но наиболее вероятного. Бенкендорф пришлось отпереть дверь и пропустить Сашу внутрь. — Пётр Иванович Мещерский, муж Екатерины Карамзиной. Близкие друзья Пушкина, в ночь покушения их никто не видел. Предлагаю наведаться к ним домой и допросить. — Быстро. Стемнело. Путь до дома Мещерских они преодолели менее чем за десять минут, Александр Христофорович приказал гнать во весь опор. Они ехали вдвоем, следом — пятеро жандармов. Ожидать можно было чего угодно, посему он послал три записки: Государю, Воронцову и Чернышёву. Куда и зачем едет. Чтобы знали, где искать... если что. Пока просто не вмешиваться. Но если не объявится до утра, тогда бейте тревогу. К Воронцову это не относилось, он сорвался сразу, как только прочитал, Бенкендорфу его помощь лишней не была, друг знал, на что идёт. Просто открыто просить он не мог, а так как бы намекал: «меня могут грохнуть, помоги». Они вошли без приглашения. Слуги закопошились: как представить гостей? Но Александр остановил их жестом, спросил: — Барин дома? Это был эффект взрыва. Они не позаботились о маскировке, приехали, в чём были — в синих мундирах, да и за углом караулила карета с жандармами. Через несколько секунд послышался какой-то грохот, и Бенкендорф через приоткрытую дверь гостиной увидел, как по лестнице бежит человек и скрывается в тёмных коридорах дома. Даже если не он... что ж, он действовал по обстоятельствам. — Стоять! Мордвинов побежал к жандармам, Бенкендорф погнался за Мещерским. За пару минут он сообразил быстрый план, оставалось только вести князя от чёрного входа по узким улочкам. А там их прикроют жандармы. Если, конечно, догадаются. Он был уже не в том возрасте, чтобы рассекать за преступником, но хватки всё равно не терял. Мещерский выглядел очень комично в домашнем халате и тапочках, чуть не орал от ужаса. За тобой гонится Бенкендорф — ночной кошмар наяву, не так ли? Князь с каждой секундой всё больше отдалялся от него, и Александр Христофорович чувствовал, как темнеет в глазах и спирает дыхание. В этот момент что-то, а точнее, кто-то появился в противоположном конце улицы. Сообщник? Поможет сбежать? Бенкендорф вытащил револьвер. Стрелять он не хотел, тем более, в дворянина, но ведь... особый случай? Удача уберегла его в молодости от дуэлей. И без того он был прекрасным стрелком. Если бы Мещерский не был так далеко... Как долго они его искали, как долго ходили вокруг да около! Пётр Иванович ощущал превосходство и чуть замедлился, приберегая силы. Это стало его роковой ошибкой — последнее, что он увидел, были ярко-алые глаза и блеснувшие при свете луны клыки.