Тайное общество Бенкендорфа

Время шло к шести утра. Для Воронцова бодрствование ночью было в порядке вещей, он прекрасно обходился и без сна, Бенкендорф мучался от бессонницы — не мог успокоиться, пока не решит все служебные дела. Но сил работать уже не было, и так сутками пропадает на службе, ещё и обществом надо заниматься, какие-то планы, программы писать. Поэтому пришлось согласиться на предложение Михаила перебросить картишки. Они подвинули резные кресла поближе к окну — рассветало. В этом деле Бенкендорф был, откровенно говоря, плох. Вдовствующая Императрица, зная характер воспитанника, запретила ему по молодости предаваться азарту — всё спустит. Но с Мишей они на деньги никогда не играли, друзья как никак, а вот на желания… — Чего призадумался? — Да так, — махнул рукой Александр Христофорович. — У меня из головы всё не выйдет, зачем им нужна была Ольга Николаевна. Понятно, что работали люди, дворяне, хорошо знающие дворец. И на жизнь её не покушались. — Разберёмся, — вздохнул Воронцов и резко перевёл тему, желая отвлечь друга. — Слушай, а сколько у тебя наград? — Да чёрт знает, Миш. Сейчас посчитаем. Спорим, у меня больше? Бенкендорф сходил в спальню за непримечательной деревянной шкатулкой и разом вывалил их на стол. Воронцова поразило то, с каким безразличием он относится к таким ценным вещам: это же наследие его детей, внуков. Вот скажет Император Александру Христофоровичу надеть на бал орден Андрея Первозванного, а тот посеял его в этой куче. — Иоанн Иерусалимский, Анна третьей степени… как же тут много. Алмазные знаки считать? — Нет, это не самостоятельная награда, а дополнение к другой. Как же ты к приёму готовишься? — Возьму, что первое на глаз попадётся. Но обычно Лиза мне выбирает. Михаил не удивился — как бы друг не пытался это опровергнуть, но всем в доме заправляла Елизавета Андреевна. И дети понимали разницу: строгая мать и добрый милый папочка, пропадающий на работе целыми днями, но приносящий всевозможные подарки, сладости, платья и игрушки. В этот момент в рабочий кабинет вошёл камердинер: с визитом граф Чернышёв. — В субботу? В шесть утра? Он с дуба рухнул? — Может, что-то срочное. Во дворце, — рискнул предположить граф. Действительно, для Александра Ивановича столь ранний подъём в выходной был редкостью. Да и неприлично наносить визиты, когда все спят. — Приветствую, как поживаете? — вскоре на пороге кабинета возник и сам Чернышёв. По его расслабленному виду было понятно, что помирать никто не собирается. — Считаем Шуркины награды. Вот сколько у тебя? — Двадцать три с иностранными. — И чего ты завалился в такую срань, тьфу, рань? — оговорился Бенкендорф, не скрывая раздражения. — Я только из дворца, — зевнул Чернышёв, растянувшись на диване. — Слава Богу, всё обошлось, Александра Фёдоровна в порядке. А смысл сейчас ехать спать, всех перебужу, а жена скоро проснётся, поедет к кому-нибудь наносить визиты. Ещё хуже, если к тёще. — Ой, не любишь ты, Чернышёв, Елену Алексеевну… По несчастливой для Бенкендорфа случайности, Чернышёв проживал чуть ли не в соседнем доме. Поэтому считал обыкновенным заезжать в гости без приглашения в любое время суток — давно знакомы, служили, а Париж-то, что в Париже творили еще до двенадцатого года! — Бенкендорф покорно молчал и тихо ненавидел «товарища». А жена его приходилась внучкой Алексею Борисовичу Куракину, другу Павла Первого. Сам Чернышёв уже погрузился в царство Морфея, компактно уместившись на бенкендорфовом любимом диване. — Ты награды досчитал? — возмутился Воронцов. Два десятка несколько минут сосчитать не может! — Тоже двадцать три… надеялся обогнать этого придурошного. — Да пусть спит, жалко тебе? Человек сутками Государыне служит, в любой праздник поднять могут. — У тебя самого сколько? Михаил Семёнович отвернулся к окну, создавая загадочную паузу. — Миша! Я ведь и наградные списки достать могу! — Двадцать четыре. — Твою ж! Ты когда успел? Сколько иностранных? У меня четыре. — Восемь. Австрийский, шведский, прусский, французские за командование корпусом. И Орден Бани. — Это самый странный орден на свете. Хуже только Орден Слона. Чего люди не выдумают… — Зато оригинально, у нас одни Александры, Георгии и Владимиры. — В честь православных святых! — поспешил оправдать их Александр Христофорович. — Ты вообще лютеранин. Бенкендорф никак не мог простить себе такой оплошности — в отличии от Воронцова, графа в третьем поколении, он все ещё оставался нетитулованным дворянином. И по наградам тот его обходил. Возраста одного, служат с одного года…

***

С возрастом Бенкендорф буквально возненавидел светскую чепуху и приёмы. Но, к величайшему сожалению, тайное общество собиралась только в его доме и иногда во дворце. Пригласили более широкий круг, в том числе следователей из Третьего Отделения и некоторых женщин. Были и новые члены, их ещё только предстояло представить. Какой-то поляк-штабс-ротмистр и зачем-то с женой. Орлова Государь принудил вступить. И новообращенный вампир Павел. После «прогулки на свежем воздухе», откуда Воронцов привел его в полуобморочном состоянии, тот заперся — заметьте, теперь никто не ограничивал его перемещений! — в комнатушке и не желал выходить. Бенкендорф даже посылал старшую дочь поговорить с гостем, но тот не желал отвечать. Ненавидел самого себя зато проклятье. — С кем дети? — Елизавета Андреевна неожиданно обняла его со спины. — Отправил к ним Болотницу, пусть повеселит страшилками. — Кого?!.. — Так Благославу. Болотницу петербуржскую. Обеспокоенная Лиза тут же кинулась в детскую. Молодая девушка в сером оборванном платье и тёмно-зелеными волосами вперемешку с тиной и грязью скромно сидела на белом ковре. Дети облепили её, слушая рассказы, раскрыв рты. — … И была я единоличной правительницей северных болот, пока не пришёл он. — Кто такой он? — спросила Мари. — О, вы все его прекрасно знаете. Самый прекрасный мужчина на свете. Самый красивый, — она мечтательно вздохнула. — Никто раньше не смел ступить в мои земли, боялись сгинуть и непроходимых лесах. А он ворвался бесцеремонно, я только выглянула из лужи, глянуть, кто таков, а он уже тычет в меня своей палкой и громогласным басом как заорёт: «да будет здесь град!». Я его и чаровать пыталась, и в болотах топить, и клялась ему в верности, но не нашлось в сердце суровом места для меня. Монсиха была, Марта была, а меня нет. — И что потом? — прошептала Аня. — А потом умер мой Петруша. Плакала я, умоляла похоронить в моих болотах, чтобы были навек вместе, но не судьба… — Извините, что прерываю, мадемуазель, — бесцеремонно прервала её Елизавета. — Но Александр Христофорович Вас зовёт. Не к чему девкам малым такое слушать, тем более, Соне всего пятый год. Да и ковёр после неё какой грязный, воды сколько накапало, слугам потом мыть и стирать. Что, так сложно, выходя в приличные люди, одеться в чистое и высушить волосы? А потом хоть никогда не вылезай из своей грязи. Елизавета проводила гостью к мужу и ясно дала понять — твои гости, ты и разбирайся. А сама удалилась к более просвещенным особам. Вот Чернышёв ей букет подарил, а Шура даже не приревновал. И что, что близкий знакомый. И что, что она хозяйка, надо уважить. — Александр Христофорович? — Благослава, проходи, садись. Сейчас начинаем. Он еле усадил это толпу из двадцати человек за стол. Взрослые люди, а ведут себя как дети, кричат, обсуждают слухи и совершенно не слушают. — Господа, приветствую вас на собрании тайного общества. Поясню для новичков и напомню постоянным членам — нашими основными целями являлись, являются и будут являются лишь безопасность и благополучие Российской Империи. Любые попытки вредительства, покушения на членов Императорской семьи и простых граждан будут расцениваться как измена и повлекут за собой необратимые последствия. Под нашей охраной находится не только простой люд, но и такие уязвимые слои населения, попрошу не обижаться, как лица с необычайными способностями и обладающие редкими знаниями. Наши вечные противники, либералы и просвещенная интеллигенция, как они себя зовут, стремятся искоренить всех отличных, они боятся неизведанного, для них ничего не стоит государственная тайна. И невинные. Ведьмы, колдуньи, вампиры, оборотни, чародеи становятся лёгкой добычей для них, ведь они вынуждены скрывать свой дар и проклятье. А Пушкин готов применить против вас оружие, подобное вам самим. Зло искоренять злом. И заметьте, я не скрываю от вас имя их идейного вдохновителя. Он преступник, коего, будь моя воля, я бы тотчас арестовал и заключил в крепость. Но это не окажется без внимания света и его могущественных заступников, приближённых к Государю. Наша первая задача — выявить этих предателей и найти сообщников в стане врага. Теперь же перейдём к делу. Я представлю вам наших новых членов: штабс-ротмистр Александр Михайлович Полетика и его супруга, Идалия Григорьевна, урождённая де Обертей, троюродная сестра невесты Пушкина. Надеюсь, Вы станете нашими ценными информаторами, Ваши кандидатуры одобрены лично Государем. Также, господа, хочу представить вам коллежского советника Павла Ивановича Милославского, служащего министерства иностранных дел. Какой департамент? — Внешних сношений, — Павел выглядел гораздо лучше, чем вчера и даже походил на человека. Воронцов повелел поить его кровью и обязательно выпроваживать на улицу по ночам — чтобы окончательно не сошёл с ума. Он ещё не мог привыкнуть к новым способностям: обострились зрение, слух, интуиция — Павел не мог понять откуда, но точно знал, что сейчас за дверью их подслушивают мадемуазель Бибиковы. От графа Чернышёва исходила дьявольская энергия, которую тот старательно держал под контролем, Болотница издавала запах тины и жаб, а мадам Полетика еле скрывала волнение. — Готовитесь к миру с Османами? — усмехнулся Бенкендорф. — Так-с точно, — ответил он безучастно. — Прекрасно. Приступим к нашим давним друзьям. Милая Благослава, что Вы разузнали? — Волконская внезапно засобиралась уезжать в Рим. — Надолго? — Навсегда. «Крысы бегут с корабля» — подумалось Александру Христофоровичу. Действительно, чем может быть вызван столько неожиданный переезд? Боится расправы? Замешана в деле? А ведь муж её, казалось, приличный человек! Несмотря на родство с декабристом, в заговоре не замешан, сопровождал Александра Павловича на Венский Конгресс, участвовал в компаниях. — Благодарю. Что-то ещё? — Пушкин ищет потомственных ведьмаков. А вот это уже интереснее. «Богославушка, ты чудо!» — хотел воскликнуть Бенкендорф. Она могла беспрепятственно перемещаться по всему Петербургу, входить в каждый дом, оставаясь незамеченной. Зная, какой Пушкин выбрал способ расправы, они в сто крат облегчают себе задачу. — Александр Иванович, что думаешь? Чернышёв задумался на несколько секунд. — Есть несколько враждебно настроенных кандидатур. Я проверю. — Хорошо, займись этим. Михаил, о Вяземской, она же в твоей Одессе обитает? — Обитала лет пять назад. Сейчас в Москве. — Значит, должна была приехать вместе с мужем. Разберитесь, — он кивнул в сторону своих жандармов.

***

Я вышел из дома в чужом пальто Район незнакомый, район не тот.

Гости начали уходить после полуночи. И Павел вышел с ними — чисто по инерции, хотя и хотел оставаться у Бенкендорфа как можно дольше. Он опасен. Он может навредить людям. Его надо держать взаперти и никогда не выпускать на улицу. С непривычки его обдало ночным холодом — теперь он мёрз постоянно, этот мерзкий неприятный холод сидел внутри, и завернись он хоть в десять одеял, никогда бы не согрелся. Горечь на душе буквально съедала изнутри. Без крови он быстро падал в обморок от бессилия, а когда попробовал в первый раз, его стошнило. И дважды в день Воронцов заставлял выпивать хотя бы по стакану крови. Заснуть Павел теперь тоже не мог — не было надобности. Михаил Семёнович успокаивал: научишься. На работе оформили отпуск для поправки здоровья. Сестру не видел, она наверняка с ума сходит. Но имея возможность свободно перемещаться по городу, он не спешил бежать домой: всё напоминало о прежней жизни. И как он скажет Ане? Лучше не видеть её больше никогда, чтобы по такой же нелепой случайности не совершить страшное. А что с Фёдором… — Стоите? — послышался знакомый девчачий голос за спиной. Катерина. — Стою, — пожал плечами Павел, глядя в звёздное небо. — Вам лучше уйти. — Я хочу помочь. — А я могу навредить. Катя покорно замолчала и медленно присела в белом платье на парадные ступеньки. Удивительная девушка — ни капли страха. Будь он обычным, нормальным, будь всё по-другому — не раздумывая бы просил руки. Ах, да, она же обручена… — Как поживает Ваш жених? — Слава Богу, когда всё началось, папа о нём забыл. Барон меня утомляет, я еле терплю его настойчивые визиты. — Вы ему нравитесь, он желает для Вас счастливой жизни в браке. Хочет познакомиться поближе. — Павел Николаевич, я лучше бы вышла за Вас. А Вы бы взяли меня? — Екатерина Павловна… — Нет, ответьте! Вы мне нравитесь, и мне нет абсолютно никакой разницы, вампир Вы или нет. Да хоть мертвец, да хоть смертельно больной или контуженный. — В виду нынешних обстоятельств я никогда не женюсь, — грубо ответил он, еле контролируя себя. Эта девчонка издевается над ним! — Вот как… — обиженно прошептала она, вскакивая с места и направляясь к двери. — А не будь этих «обстоятельств»? Женились бы? — Нет. — Дурак, — Катя громко хлопнула дверью, оставляя Павла одного с угнетающими мыслями, под пугающим простором бескрайнего неба и меж давящих домов.