Пепел

      Удар пришёлся ровно в правую скулу, обжигая болью.       Стул, на котором она сидела, опасно накренился, и девушка уже была готова к встрече с полом, но сильная рука опустилась на спинку, вновь выравнивая несчастно скрипящую мебель.       Она смотрела в серо-голубые холодные глаза напротив, сопоставляя их с совершенно другими, но такими же.       В душе поднялась волна ненависти.       — Может, уже будешь говорить? Кто ты такая и что делала в землях гигантов?       Она дёрнула головой, поднимая расфокусированный взгляд на второго мужчину, который, в отличии от первого, не марал руки, а предпочитал допрашивать. Он задавал вопрос, и если не получал ответа, то в игру вновь вступал первый.       Как же знакомо. Аж противно.       Девушка молча поджимала губы, злобно прищуриваясь, хоть и знала, что выглядит не столько угрожающе, сколько жалко.       Боль обжигает вторую скулу, левый глаз тоже заплывает. Она не может сдержать резкого выдоха сквозь сжатые зубы вперемешку с тихим воем. Больно. Палач метит прямо по лицу.       «Проклятье».       — Ещё раз спрошу: кто ты? И как попала и, главное, выжила в землях гигантов?       Снова в первую очередь внимание привлекают глаза. У этого они кристально-чистые, светло-голубые, но и в них не мелькает ни единой читаемой эмоции, как и сожалений.       Окровавленные, потрескавшиеся губы с трудом размыкаются в попытке бросить очередное ядовитое проклятье в адрес мучителей, но слова так и застревают в горле, когда неприятная ноющая боль отзывается где-то внутри тела. Никто на этот раз не бил, но боль была — и не от полученных ран.       Вместе со страшным осознанием источника боли слух улавливает громкий, неприятный скрип открывающейся двери. Хлопок металла о стену.       — Капитан, смотрите, что попалось в нашу ловушку! — женский голос, пропитанный какой-то странной, ничем не замутнённой радостью и оптимизмом, никак не вяжется с царящей вокруг атмосферой.       Пленная с трудом поворачивает голову в сторону вошедшей. И её опасения подтверждаются.       — Кар-ра!       Им может показаться, что ворон просто каркнул, но в этом звуке она отчётливо слышит имя. Птица неистово бьётся о прутья клетки, беспрестанно повторяя её имя. И с каждым ударом о железо её собственное сердце всё сильнее сжимается.       — Отпустите… его! — девушка с трудом выдавливает слова, со всей доступной ей яростью смотря в светло-голубые, невозмутимые очи.       — Твой питомец? — спокойно спрашивает мужчина, не обращая никакого внимания на загнанно бьющегося в клетке ворона.       Она скрипит зубами от досады, косится на пришедшую женщину, которая всё также стоит, держа клетку в руках. В её глазах за стёклами квадратных очков видны проблески чистого интереса с каплей безумия. Знакомо. Так смотрит одержимый своей работой учёный на потенциальный объект исследования, желающий поскорее вскрыть его и покопаться внутри.       Все они молчат несколько минут, никто более не угрожает ей, вот только она видит слова, отпечатавшиеся в их взглядах. Молчать больше не выйдет — она проиграла. Вот только сдаваться просто так не хочется совсем.       — Отпустите ворона. Только так я всё расскажу.       — Не думаешь, что ты не в том положении, чтобы торговаться? — холодно произносит в ответ мужчина с серо-голубыми глазами. Девушка не выдерживает и смотрит на него с ненавистью и презрением, но он никак не реагирует на это, лишь скрещивает руки на груди.       Она чувствует, как верхняя губа дёргается, оголяя окровавленные зубы в почти зверином оскале. Сама не понимает, когда с уст начинают срываться отрывистые, грубые слова на латыни, но формулу так и не удаётся довести до конца — следующий удар приходится под челюстью. Зубы звучно клацают, язык обжигает боль. Свежий металлический привкус.       — Даже не думай, — чеканит холодный голос.       Девушка сомневается, что они хоть бы немного поняли, что она пыталась сделать, но всё же решили перестраховаться и не дать закончиться фразе на неизвестном им языке. Шах и мат.       Краем сознания пленница вновь слышит карканье ворона, сейчас почти похожее на крик агонии человека. Сердце снова сжимается.       «Я знаю, мой друг, знаю. Но другого выхода нет».       Губы вновь размыкаются, девушка видит, как напрягается её палач. Вот только в этот раз слова понятны всем.       — Хорошо, поняла… Я всё расскажу.