Эрик из чайничка

      Малибу, Калифорния       Настоящее время, конец ноября, 1962 г.       — Да, это точно они, — Сойер, прикрывающий голову газетой, быстро сел в автомобиль, стоящий на парковке мотеля. — Администратор сказал, что они выехали вчера днем. Мы отстаем от них на пару суток.       Ливень уже закончился, но мелкий противный дождь шел, не переставая. Огромные лужи, размытый пляж, на котором позавчера искали утопленника, задержанные рейсы в аэропорту. По прогнозам синоптиков со стороны океана надвигался шторм, и, если они хотели убраться из города, то им стоило поспешить. Вопрос был в том: куда ехать?       Кейт задумчиво стучала пальцами по рулю, глядя на падающие в лужу капли.       — Что-то здесь не сходится, Сойер.       — Что именно? Мотель не пятизвездочный, согласен, но и парень, видать, не дурак. Ребята из казино его спугнули, он решил не светиться.       — Не светиться, и поэтому попал в газеты? — Кейт цокнула языком и покачала головой: — Я не о том. Посмотри вокруг. Дождь идет.       — И что? Эти марида-джинны управляют водой, ты ведь говорила.       — Да, но в Лос-Анджелесе за ними гнались парни с пушками, не удивительно, что джинн использовал свою силу для защиты хозяина. А что случилось здесь? Опять с кем-то столкнулся? Дождь идет вторые сутки, объявлено штормовое предупреждение. Это не… Зачем это?       Поджав губы, она завела машину. Сойер внимательно рассматривал ее напряженный профиль.       — Есть какие-то предположения, Веснушка?       — Думаю, мы ищем не просто джинна.       — Не просто? Суперджинна?       — Не совсем, — они покинули парковку, чтобы заехать в ближайшую закусочную и обдумать дальнейшие планы. — В старых записях джинны изначально предстают как могущественные существа, управляющие водной и воздушной стихией. Часто они несли разрушения и ужасные бедствия, именно потому древние маги научились закупоривать их силу в сосуд. Так можно было контролировать джинна. В самых старых записях, которые доходят до нас лишь обрывками из прошлой эры, джиннов держали не для исполнения любых желаний, а для власти и выживания. Они призывали воду в пустыне или топили вражеские корабли, но они не добывали богатств или чего-то подобного своим хозяевам. Это как… приручить дикого зверя, Сойер. Древние маги приручили этих существ. Без их контроля джинны были неуправляемы.       — Считаешь, этот Чарльз-Фрэнсис теряет контроль над джинном?       — Считаю, что надо бы попросить Джека еще покопаться в книгах. И узнать, куда дует ветер.       — В каком смысле?       — В самом прямом. Поедем следом за бурей.       

***

      Сан-Франциско, Калифорния       Настоящее время, конец ноября, 1962 г.       После почти двенадцати часов в машине спина и задница затекли и гудели от усталости. Эрик был привычен к неудобствам и лишениям, но сегодня чувствовал себя ужасно разбитым. Он будто не проехал эти мили, а пробежал галопом на нервной лошади, которая постоянно взбрыкивала, пытаясь сбросить наездника.       Чарльз на пассажирском сиденье то что-то строчил в дневнике, задумчиво покусывая карандаш, то начинал болтать, выбирая темы для разговора совершенно рандомно.       — Однажды в Индии мне пришлось напугать стадо слонов, чтобы они затоптали одного неугодного для хозяина господина. Попутно они разнесли половину деревни: ущерба было больше, чем пользы.       — Ты знаешь, что такое амулет «Хамса»? Глупо думать, что этот символ возник в Иерусалиме. Я видел его еще в Древнем Египте, и его называли «рукой Атут». Между прочим, раньше этот символ обладал волшебными свойствами: он ускорял рост растений на полях или в домашних горшках.       — Кстати, это я помог придумать «греческий огонь». С Каллиником вообще было интересно, он был увлеченным архитектором, жаль, что меня украли так быстро. Я был не прочь поучиться его наукам.       Эрик то пропускал мимо ушей, то угукал, то даже что-то спрашивал. Его мысли медленно крутились вокруг ночных сновидений, пытаясь выстроить дальнейший план действий.       — Ты всегда заключаешь контракты с хозяевами чайника?       Чарльз оторвался от записывания, а Эрик, краем глаза заглянувший в дневник, вдруг понял, что записи джинн делал вовсе не на английском. Что это? Арабский? Арамейский?       — А что?       — А если, например, твой хозяин неграмотен? Не умеет читать и писать, как ты заключишь с ним контракт?       — Брось, Эрик, ты же не думаешь всерьез, что какая-то бумажка или папирус делает тебя собственником чайника, пф, — он отмахнулся. — Связь возникает сразу же, как только человек интересуется моим жилищем. Чаще, конечно, меня похищали или отвоевывали, или откапывали из чьей-нибудь могилы, но когда охочих не было, я притягивался к кому-то вроде тебя.       — А если бы я тебя не нашел? — Эрик с трудом понимал, как работает эта дебильная магия и кто вообще это придумал.       — Ты не мог меня не найти, такого варианта развития событий не существует в природе, Эрик. Ты нашел бы меня. Даже если бы опаздывал на поезд, даже если бы не смог открыть дверь в квартиру, даже если бы весь дом сгорел на твоих глазах, меня бы ты нашел.       — Какой-то чертов фатализм.       — Вовсе нет! Это просто… как физика, как магнетизм! Магнит притягивается к железу, джинн притягивается к сильному человеку.       — А если бы тебя украл какой-нибудь нищий воришка без способностей?       — Тогда это был бы последний поступок в его жизни.       — Ты смог бы его убить?       — Он бы сам вскоре умер, потому что джинном не может владеть слабый. Так же как безногий не может бежать, безрукий не может вести машину, слепой не может рисовать картины, а немой не может петь. Просто не может! — Чарльз рубанул ребром ладони по воздуху и уткнулся обратно в свой дневник, Эрик хмуро смотрел за дорогой.       Дождь кончился, но небо было серым и тяжелым. От океана пахло водой и солью.       — Ладно, допустим, он не может быть слабым, но, судя по всему, может быть глупым. Точнее… несведущим, не знающим о джиннах как я.       — Вот для таких как ты один колдун в третьем веке до нашей эры придумал мою вступительную речь и контракты. Встроил свою формулу в заклинание чайника, и теперь у меня целый склад этого барахла в шкафу. Нет, серьезно, просто архив, гребаная библиотека с папирусами! На каждого засранца я должен заводить чертову бумажку, да еще исхитриться сунуть ее так, чтобы от вас можно было удрать.       Пальцы Эрика стиснули руль: внутри поднялась волна глухой злости на джинна и на собственную тупость.       — А что с тремя желаниями, которые ты не можешь исполнить?       Чарльз закатил глаза, присасываясь к очередной бутылке с водой, которую достал с заднего сиденья.       — Ну, а что с ними?       — Ты действительно не можешь их исполнить, или это тоже чья-то… формула заклинания.       Пока Ксавье был такой словоохотливый, стоило пользоваться моментом.       — Я действительно не могу никого воскресить, это просто не в моей власти. И влюбить никого не могу — я джинн воды, а не амур. Конечно, есть еще вещи, которые я не могу сделать, даже если ты будешь мутантом или колдуном запредельного уровня. Я все равно не смогу повернуть земной шар в другую сторону, или притянуть луну, или обратить время вспять и много чего еще. Большинство желаний материальны и банальны — все хотят богатств. Большое стадо коров, много пшеницы, много золота, замок с башнями, красивых женщин, вкусной еды, оружие, интересных вещей из других стран. Те, кто хотели большего, использовали мои силы на войне или для управления городом, страной. Это было очень давно, — Чарльз уставился сквозь лобовое стекло, смотря далеко, гораздо дальше, чем можно было увидеть глазами.       — Твоими хозяевами всегда были мужчины?       — В основном. Столь сильные женщины, что могли удержать меня, встречались не так уж часто, и я не жил у них долго.       — А если бы хозяин хотел видеть тебя женщиной, ты бы стал женщиной?       — Нет, мой пол не меняется, но я определенно выглядел бы… менее мужественно и сбежал очень быстро.       — Сбежал… ты все время говоришь это слово, но я не очень понимаю, как именно ты это делаешь?       Чарльз усмехнулся.       — Думаешь, я раскрою тебе все карты? Просто прими это: между силами джинна и хозяина должен быть баланс. Если хозяин не может удержать свой конец цепи, ее вырвут у него из рук. И вообще хватит болтать, включи музыку.              Они трижды останавливались на диких пляжах, чтобы Чарльз мог искупаться, ныряя глубоко под воду и не возвращаясь по тридцать-пятьдесят минут. Эрик терпеливо ждал, сидя в машине или на камнях, гадая, как далеко может уплыть джинн, не рискуя утащить за собой чайник. Или это работало только в одну сторону?       — Ты можешь носить свой чайник, но ты не можешь уйти далеко от меня или от того места, где я тебя оставил. Радиус передвижения ограничен.       В очередной раз отфыркиваясь от холодной соленой воды, Чарльз охотно ответил на его вопрос.       Трижды ели в забегаловках, где Чарльз успевал умять не только свою порцию, но и стащить что-нибудь у Эрика. Есть не хотелось, в животе поселилась странная тяжесть. Может, он тоже превращается в джинна? Эта мысль напугала Эрика поначалу: Эн Сабах Нур говорил Азизи, что тот забудет о нуждах тела. Впрочем, Чарльз и в облике джинна ел и пил, чтобы восстановить силы, значит, плохое самочувствие было связано никак не с превращением в джинна. Это успокаивало и нервировало одновременно. Может, просто стресс? Сколько можно… Эрик, в конце концов, был человеком: он гнался за Шмидтом последний год без продыху, и стоило избавиться от ублюдка, как тут же новая напасть. Тело и разум требовали отдыха.       Чарльзу тоже не сиделось в машине. Он то и дело порывался остановиться где-нибудь, чтобы пройтись, но это удлиняло их путь. Вместо десяти часов до Сан-Франциско они тащились все четырнадцать и приехали в отель только во втором часу ночи. Пока Эрик бронировал номер, Чарльз присосался к питьевому фонтанчику, но тут же зачертыхался.       — Тьфу! Что за мерзость?       Администратор, женщина в годах, недовольно посмотрела в его сторону:       — Это чистая питьевая вода из нашей скважины.       Чарльз вытер рот рукавом, морщась так, будто глотнул тухлятины:       — Это вы называете чистой водой? Судя по вкусу рядом с вашей скважиной проходит канализация. Меня сейчас вырвет.       Он заткнул рот ладонью и унесся прочь из холла, Эрик обернулся обратно к стойке.       — У него очень чувствительные вкусовые рецепторы.              — Ты в порядке? — когда они оказались в номере, Чарльз все еще недовольно утирал губы.       — Да, это было отвратительно. Мало того, что все побережье тихого океана пропитано мазутом и какой-то дрянью, так еще и вода у них с привкусом тухлой мочи. Отвратительно. Фуэ.       Он вытащил из сумки Эрика последнюю бутылку с чистой водой и ополовинил ее.       — В магазин за запасами поедешь сам, если тебе эта не нравится. Я спать.       Эрик рухнул на кровать, чувствуя, как слипаются глаза и отключается уставшая спина. Он в полусне слышал, как Чарльз разбирает сначала сумку, потом постель, потом укладывается спать. Стоило отключиться, как его будто толкнули в плечо. Тяжелые веки не желали подниматься, но он заставил себя открыть глаза: Чарльз сидел на своей кровати, пристально рассматривая Эрика, завалившегося спать прямо в одежде.       — Что? — голос Эрика со сна был сиплым, часы показывали три часа ночи.       — Не могу спать.       — А я могу, — Леншерр повернулся на другой бок, отрубаясь снова: только чужих бессонниц ему не хватало.       Когда он проснулся в следующий раз, на часах было шесть утра. Из ванной раздавался шум льющейся воды — проклятый джинн то ли не спал, то ли уже проснулся. Эрик хотел уснуть снова, но что-то его насторожило. Голова была тяжелой, и глаза не хотели толком разлепляться, но он заставил себя сесть на постели, чтобы в следующий миг проснуться окончательно: под ногами была вода! Весь пол в номере был огромной лужей, которая вытекала из-под двери ванной.       — Чарльз! Черт возьми, ты что творишь?       Разбрызгивая воду во все стороны и рискуя поскользнуться, Эрик пронесся в ванную. Свет резанул по глазам, в опущенном полу воды было по щиколотку. Она вытекала из переполненной ванной, в которой Чарльз мирно спал, свернувшись клубком, положив голову на полотенце, пристроенное на бортике. Из кранов хлестала горячая и холодная вода, переливаясь за борта, сливные отверстия были заткнуты.       Эрик резко крутанул вентили, перекрывая поток и стараясь не задохнуться от душащей его не то злости, не то паники, не то черт знает чего еще. Оно сдавливало легкие, не позволяя глубоко вдохнуть, заставляя сердце с силой биться о ребра. Схватить джинна и потрясти за плечо — дело не хитрое, труднее удержать себя от убийства.       — Чарльз, твою мать! Что ты устроил?       Ксавье сонно моргнул, лениво поднимая голову с подушки из полотенца:       — Ммм?       — Ты залил весь номер, блядь! Зачем ты закрыл слив?       — Я только так хорошо уснул, Эрик… Какого хера ты разбудил меня! — Чарльз, только что лениво тянущий слова скрипучим голосом, резко вскочил, на нем была мокрая пижама. — Я же сказал, что не могу уснуть! Мне нужна была вода! — в Эрика полетели брызги. — Убирайся отсюда! И не смей меня больше будить!!!       Эрика буквально вынесло воздушным потоком, взявшимся из ниоткуда, и чужим приказом, а дверь захлопнулась сама собой.       — Психопат!       В ответ послышался громкий «плюх», и из кранов снова потекла вода, наполняя ванну.       — Да твою ж мать!       Можно было не рассчитывать провести остаток утра в сладкой дреме. Их сумка с вещами промокла насквозь, обувь плавала у двери, куртка Эрика свалилась со спинки стула и тоже мокла комком. Вода потихоньку вытекала под щель входной двери и только то, что было ранее утро, спасло их от прихода хозяйки.       С помощью металлокинеза Эрик нащупал в ванной верхний слив и выдавил пробку: хотя бы больше воды не выльется.              К полудню Чарльз вышлепал из ванной, потягиваясь и зевая. С его пижамы на только подсохший после потопа пол стекали ручьи. Эрик сидел на кровати, одним взглядом пытаясь убить джинна на месте. Все утро он потратил на то, чтобы собрать воду и не дать хозяйке заподозрить неладное — пришлось вымыть ступени перед номером, чтобы хоть как-то оправдать их мокроту. Уборщица, спросившая, не нужна ли помощь, получила «добродушный» оскал в ответ со словами: «сам навозил — сам уберу, ну, что вы», — и ушла восвояси.       — Я думал, что свихнусь, если не высплюсь. Нечего было меня будить, как видишь, не потонули.       — Конечно, я же все убрал! Вытер пол твоими рубашками и штанами. Они все еще мокрые, можешь смело надевать.       — И зачем ты так напрягался, я бы все убрал за секунду, — Чарльз махнул рукой, и вся лишняя вода тут же испарилась.       Металлическая спинка кровати жалобно скрипнула, скручиваясь в дугу.              Они не разговаривали до самого вечера. Не выспавшийся Эрик бесился на идиотскую выходку джинна и потраченное на уборку время, Чарльз, отвернувшись к телевизору, сопел в своем углу, считая себя несправедливо уязвленным.       Помогать вот такому Чарльзу — эгоисту с тараканами в голове, — совершенно не хотелось. Эрик искренне желал ему утопиться в ванной. На удивление, Ксавье не тянуло на приключения сегодня, он весь день провалялся на кровати, то что-то жуя, то выдувая бутылочку за бутылочкой воды. От телевизора он отвлекался на свой дневник.       Когда Эрик снова заглянул ему через плечо, то увидел вместо арамейских закорючек китайские иероглифы.              — Я собираюсь пойти в клуб, — Чарльз перевернулся на другой бок, лицом к Эрику.       — Ты большой мальчик, можешь не спрашивать разрешения у папочки уже пять тысяч лет, — Эрик бездумно пялился в телевизор, по которому шла постная комедия.       — Хочу пойти с тобой, одному скучно. Обещаю, в этот раз и тебе найдем девочку.       Просящий взгляд не клеился с хитрой улыбкой.       Эрик прислушался к себе. Щекотки не было, заклятье, обязующее джинна подлизываться, молчало, не предлагая в этот раз соглашаться.       — Знаешь… — он сделал паузу, наблюдая за происходящим на экране, которое едва ли интересовало в комнате хоть кого-то, — если хочешь называться другом, то и веди себя как друг. Ты не можешь поступить по-свински утром, а вечером сделать вид, что ничего не было.       Твердый взгляд Эрика заставил Чарльза растеряно открыть рот. Леншерр еле сдержался от того, чтобы не дернуться: по его позвоночнику будто бежал ток, шею по бокам полоснуло острой щекоткой, а клыки на этот раз выросли не только на верхней, но и на нижней челюсти. Если Чарльз сейчас что-то спросит, как Эрику отвечать с этим колючим арсеналом во рту?!       — Что ты хочешь от меня услышать? Я же объяснил тебе, почему спал в ванной, и…       — Ты можешь просто попросить гребаного прощения за мое испоганенное в твоей воде утро? — клыки ничуть не мешали, они будто всегда были у Эрика во рту, и он всю жизнь разговаривал с ними.       Чарльз таращился на него с выражением лица, которое трудно было идентифицировать. Растерянность? Обида? Возмущение? Невнятная мешанина чужих чувств толкалась Эрику в голову, но он не мог разобрать, сосредоточенный на том, чтобы не шелохнуться и не выдать Чарльзу то, что росло у него на спине. Джинн тормозил еще какое-то время, пока наконец не моргнул и не улыбнулся:       — Ладно, ммм, — он смотрел на Эрика со смесью насмешки и вины, что казалось практически невозможным: — Извини, что испортил твое утро, Эрик. Может, ты простишь меня, и мы сходим развлечься вместо того, чтобы торчать тут и смотреть эту фигню?       Из вредности хотелось отвернуться и сказать «нет», чтобы кошачий ублюдок знал, что извинения он может засунуть себе в зад, но проклятая щекотка сдавила горло, нашептывая:       «Соглашайся-соглашайся-соглашайся. Он сыграл по твоим правилам, ты не должен от них отказываться…»       — Ты платишь за выпивку.       — Идет!       Довольный, Чарльз вскочил с кровати и унесся в ванную комнату приводить себя в порядок, а Эрик тут же подлетел к зеркалу, отводя ворот рубашки. На его шее зияли самые настоящие жабры, покрытые серой плотной кожей. Во рту вторым рядом белели острые клыки, и на спине под тканью водолазки топорщился плавник.       — Отлично, я акула!       К тому времени, когда Ксавье вывалился из душа, благоухающий ядреным парфюмом на весь номер, все признаки акульей подлости уже сошли.                     В клубе было так накурено, что от запаха крепкого табака и марихуаны слезились глаза. Чарльз успел, и выпить, и перехватить кубинскую сигару, снова выпить, присосаться к бонгу* и утащить за собой двух вертлявых шумных девиц на танцпол. Эрик держал чайник в закрытой котомке на поясе, не желая больше светить добром, и оставался за столиком. Первая бутылка бурбона опустела, и Эрик взялся за вторую, его слегка вело, и в голове звенело, но не больше. Чарльз то нырял в толпу, то оставлял свои дикие пляски и возвращался за столик, с разбегу плюхаясь на диванчик и заваливаясь на Эрика, рискуя снести его вовсе.       — Пойдем, хватит тут тухнуть. Кошмар, такого скучного хозяина мне еще не встречалось! На-ка, выпей еще, — Чарльз от души плеснул ему алкоголя чуть ли не через край и со смехом закинул руку на плечи, будто они старые приятели, которые выбрались развлечься.       Эрик закатил глаза и присосался к бокалу. К ним присели девушки.       — Мальчики, ну же, пойдемте! Напиться успеете потом! — одна из них утащила Чарльза, вторая попыталась за локоть вытащить Эрика.       — Идем-идем, только я… на минутку, — он махнул рукой в сторону туалета, оставляя разочарованную спутницу в шумной толпе.       В отличие от зала здесь накурено не было, под потолком хорошо работала вентиляция, а две кабинки из трех были заняты парочками. Эрик уставился на себя в зеркало, умывая лицо: после бессонной ночи он выглядел серым, под глазами залегли тени. От выпитого начинало ломить виски и никакого приятного расслабления не ощущалось, только раздражение и желание поспать. Зря он потащился сюда. Чарльз отлично справлялся и без него, а Эрик едва ли мог наслаждаться жизнью, помня о том, что от его лодыжки к сумке на бедре тянется рабская цепь.       Возвращаться в зал не хотелось, но и стоять в туалете под чужие вздохи в кабинках — тоже. Эрик прислушался к себе: что говорила щекотка? Они торчали тут три часа, не пора ли надавить на совесть джинна и увести его отсыпаться? Внутри ничего не отзывалось, но Эрик упорно слышал на краю сознания чужие не то мысли, не то образы, не то ощущения. Обычно ему было не до того, чтобы копаться, но тут что-то дернуло потянуть за ментальные нити. Алкоголь и табачные пары словно сделали его сознание более восприимчивым. Он прикрыл глаза, сосредотачиваясь.       Разум Чарльза был похож на лоскутное одеяло из картинок, все кружилось калейдоскопом. Чувства накладывались друг на друга. Воспоминания о развлечениях, которые он видел и в которых участвовал веками, тянулись бесконечной лентой кинофильма. У нее не было края. Эрика затошнило, и он оттолкнулся прочь.       Лица девушек, ластившихся к Чарльзу… Эрик помнил: одна была брюнеткой с родинкой под левым глазом; не красивая, но притягательная, с необычайно большими глазами и пушистыми ресницами; вторая — со смелой короткой стрижкой рыжих волос, вся в веснушках, с тонкими, ярко накрашенными губами. Во внутреннем взоре Чарльза они были безлики, потеряли все свои особенности, похожие друг на друга, как куклы в магазине игрушек. У них не было имен, запах их духов тонул в сигаретном дыме, их прикосновения казались ненастоящими.       Чарльзу нравилась музыка. И Эрик замер, понимая, что джинн не просто слышит ее — она вибрировала, искривляла воздух, оставляла отпечатки в бокалах с вином, в чужом поте, стекающем по телу, в каждом живом человеке. Пульсация обволакивала со всех сторон. Если прижать ладонь к колонке или встать рядом с ней можно почувствовать вибрацию — Чарльз чувствовал ее во всем зале, всем телом.       «Где Эрик?»       Эрик вздрогнул, но постарался не терять нить, понимая, что слышит этот вопрос не наяву, он звучал только в голове джинна. Пустой диван и их столик, недопитая бутылка. Собственное хмурое лицо со стаканом в руке скользнуло в воспоминаниях Чарльза. И это выглядело ярче всего, что он видел, громче всего, что он слышал. Словно луч прожектора был направлен на Эрика, а за пределами его света все смазывалось.       Связь ведь была только для них двоих, джинн должен слышать мысли своего покровителя.       «Я твой джин — я не могу не читать твои мысли. Это часть моей природы. Но если что — я слышу только то, что ты думаешь обо мне».       И что же Чарльз думал о нем?       Эрик потянул сильнее и почувствовал, как голову начинает распирать от чужих эмоций. На него обрушилась лавина из месива ярких эмоций от лютой ненависти до привязанности. Он не успел ничего разобрать, хватаясь за висок в надежде, что хоть так сможет отфильтровать часть увиденного, пытаясь создать шлюз. Это было невозможно. Сила чужих мыслей сносила все барьеры, затапливая череп. Он сдавленно охнул и открыл глаза, насильно разрывая контакт. Отражение в зеркале кружилось, он видел себя сразу в тысяче ракурсов — все моменты из памяти Чарльза. Это длилось несколько секунд и, наконец, прошло, заставляя Эрика согнуться над раковиной в приступе тошноты.       Парочка, покинувшая кабинку, сочувственно похлопала его по плечу, мол, ничего, бывает, перебрал, приятель. Эрик привалился к кафельной стене, восстанавливая дыхание и пытаясь унять головную боль. Сердце так колотилось в груди, что он прижал руку к ребрам, боясь, что оно того гляди выпрыгнет. Нос и глаза щипало от едкого запаха дыма, хотелось выйти на воздух и глотнуть воды. Надо было убираться отсюда на хрен, плевать, что там хотел Чарльз.       В щель над туалетной дверью тянулись серые струйки дыма.       — Какого хрена?..       Из зала послышались крики, визг, и Эрик понял, что слышит это последние две минуты.       — Пожар! — кто-то пронесся мимо входа в туалет, и Эрик рванул к закрытой кабинке:       — Выходите реще, клуб горит!       — Что? — парочка за дверью явно расцепилась, но Эрик уже оставил их, бросившись в зал.       Весь танцпол, бар и сцена были в дыму, музыка продолжала орать, заглушая крики. Люди ломанулись к выходу неуправляемой толпой.       — Чарльз!       Бесполезно, Эрик не мог расслышать даже собственный голос за царящей суетой. Горло начало щекотать, глаза заслезились. Воняло ужасной едкой дрянью — горел пластик или поролон, но огня нигде не было видно. Дым валил из-за сцены, со стороны музыкальной техники — возможно, загорелась проводка.       Стоило подумать об этом, как вырубились свет и музыка, и перепуганные люди закричали еще громче. Кто-то рыдал, кто-то вопил:       — Откройте! Пропустите!       — Нет! Мэгги, держи меня за руку!       — Откройте запасной выход! Все вы, успокойтесь! — охранник пытался образумить толпу, но его слышал только Эрик, болтающийся позади всех, пытающийся высмотреть вихрастую макушку.       В наступившей тьме подвального помещения не было видно ни зги. Люди бестолково толкали друг друга, в панике начиная метаться во все стороны. Кто-то врезался в Эрика, чуть не сбив с ног.       В узкую дверь, ведущую наружу, нельзя было протиснуться всем сразу. Клуб был переполнен…       Внезапно стало светлеть, Эрик уже мог различить очертания чужих причесок, одежду. Свет плясал на толкающихся спинах, оранжевый, дрожащий. Как от камина. Как от…       Занавес и драпировка на стенах вспыхнули, наполняя зал красным светом и еще более густым дымом. Сдерживать кашель уже было невозможно, полутемное помещение расплывалось сквозь слезы. Кто-то закричал, послышался жуткий грохот, и вырвавшееся из-за рухнувшей пластиковой панели пламя лизнуло впереди стоящих.       Эрику показалось, что его шарахнуло током, плечо и шею обожгло болью, и он отшатнулся от стоящей рядом девушки, заваливаясь на толпу.       — Чарльз!       Он был где-то там, очевидно задетый пламенем. И еще до того, как все случилось, Эрик понял, что в этот раз не сможет просто открыть глаза и оборвать связь. Его захлестнуло волной чужой паники, бессвязной, неконтролируемой. Она как цунами сносила в голове стройные улицы мыслей, превращая их в кашу из асфальта, кирпичей и досок, оставляя лишь голые инстинкты: бежать! прочь! вода! Эрик попытался крикнуть, но его горло сдавило от едкого дыма, он мог только кашлять, стоя ближе остальных к источнику возгорания.       «Эрик!» — собственное имя рыбкой проскользнуло сквозь разум, не задерживаясь. Беспомощное, жалкое, не способное защитить.       Не то, что вода…       Она хлынула, наконец, из системы пожаротушения, из батарей отопления, из всех кранов на кухне, из канализации, из бутылок с алкоголем, осыпая толпу, стоящую у бара, миллионом осколок. Спирт вспыхнул, опаляя тех, кто оказался под огнем. Зал наполнился истошными воплями горящих людей. Пол под плиткой гудел: где-то внизу был водопровод, и Эрик вспомнил, как Азизи в пустыне достал воду с глубины, заставляя ее бить фонтанами вверх вместе с песком и грязью. Еще минута — и подвал просто затопит.       — Чарльз! Прекрати! — он закричал, что есть сил не только вслух, но и мысленно, надеясь, что связь сработает, и, наконец, смог увидеть сквозь слезы от дыма джинна.       Он стоял у столика, куда шарахнулся от огня, перекрывшего выход. На его одежде были следы копоти, лицо перепачкано сажей, поднявшейся в воздух от обуглившихся панелей. Он держался за обожженное плечо и смотрел в зал. Он был в ужасе, судорожно хватая воздух, открывая рот все больше и больше. Эрик рванулся вперед, расталкивая толпу, оттаскивая людей за пряжки брюк, часы и металлические вставки на одежде, но он все равно не успел.       Чарльз закричал. И пол под ногами людей взорвался: во все стороны брызнули камни, дерево и плитка, раня осколками тех, кто был рядом. Поток воды хлынул вверх, врезаясь в натяжной потолок: конструкция не выдержала, рушась на зал. Эрику казалось, что он попал в ад. Странно думать о таком человеку, который видел войну. Но война пришла в его город с людьми, которые стреляли, рычали, били прикладом в висок. Будучи в концлагере Эрик не видел взрывов ракет, воздушных обстрелов и сражений. Сегодняшняя ночь все окупила с лихвой.       Огонь, вода, гарь, битое стекло и обломки, кричащие от боли и страха люди — они были со всех сторон. Эрик запнулся о кого-то лежащего на полу в луже копоти и обломок, ему самому на ногу наступили и отпихнули с такой силой, что он потерял бы равновесие, да падать было некуда. Те, кто стояли на ногах, бежали прямо по лежащим на полу, не глядя, бросались на стены, пытались прорваться через обломки у двери. Людей вокруг больше не было — обезумевшие звери, готовые разорвать тебя, если ты встанешь на пути.       Вода хлестала снизу и сверху, туша очаги огня, но не могла избавить их от дыма, забивающего легкие. Что-то рушилось со всех сторон, Эрику на голову упали какие-то тряпки, может, занавески. Но он упорно шел вперед, ориентируясь на знакомый ремешок часов, пока не оказался, наконец, перед Чарльзом, хватая его за плечи.       — Прекрати! Чарльз, прекрати! Ты все тут затопишь!       Он ни черта не видел, света почти не осталось, глаза отказывались смотреть. Он тряс Ксавье как тряпку, но тот ничего не отвечал, продолжая стискивать собственное плечо. Эрик ощущал его бессмысленную панику, которую невозможно было пробить словами.       — Да твою мать! Ты слышишь меня? Ты делаешь только хуже! Останови это! Азизи!       Плечи под его руками вздрогнули, отмирая, но фонтан посреди зала по ощущениям захлестал еще сильнее. Здание стонало, грозясь обвалиться окончательно.       Эрик стянул с себя пиджак, сам не зная, что делает, и набросил Чарльзу на голову, хватая его за плечи и таща за собой.       — Идем… Быст… рее иди…       Во рту и в носу все горело, от нехватки воздуха они начинали задыхаться. Чарльз шел как на буксире, едва передвигая ноги, постоянно спотыкаясь и явно не соображая, куда его тащат. Потухшие обломки, перекрывающие выход, удалось убрать, и оставшиеся в живых потихоньку проходили наружу. Ориентируясь на металл, наступая на чьи-то руки и тела, Эрик тащил джинна к туалету, где под потолком было окно. Несколько человек стояли здесь, кто-то выбил раму и помогал людям выбраться наверх. Пол был залит водой, она хлестала изо всех раковин, кранов и унитазов.       Пиджак Эрика остался валяться где-то в мокрой луже.       — Вставай мне на руки и подтягивайся, — он сцепил пальцы, делая ступеньку для Чарльза, из окна к нему тянулись руки:       — Давай, быстрее, мы тебя вытащим!       Джинн стоял истуканом, пялясь в окно, пока Эрик не ударил его кулаком в бедро.       — РЕЩЕ!       Он выбрался следом, помогая себе подтянуться с помощью металлокинеза к железным рамам у дома.       На улице шел ливень, уже подъехали пожарные и скорые, тем, кто выбрался, оказывали первую помощь.       — Идем отсюда, быстрее. Ну!       Эрик обнял Чарльза за плечи, стремительно уводя прочь. Адреналин сходил на нет: его трясло, колени подгибались, за грудиной давило и ныло, душил кашель. Холодный дождь заливался за шиворот, стекал по лбу и щекам, свежий ветер, бросавший капли в лицо, напоминал Эрику о том, что все осталось позади. Они выбрались, выжили. Не все…       Эрик не отличался любовью к людям по многим причинам, но это… Это напоминало ему концлагерь, где немцы ходили по тем, кто упал в грязь, где трупы лежали друг на друге, где люди, запертые в газовой камере, метались, бросаясь на стены, кричали, задыхаясь в темноте от едкого дыма. Эрик слышал их стоны и вопли, он помогал вывозить трупы однажды, складывать их в тачку, чтобы потом погрузить в грузовик, как бревна. Машина увозила их к огромным оврагам, куда тела скидывали словно мусор.       Этот подвал был камерой… Им просто повезло уйти оттуда живыми.       Чарльз шагал как неживой, механически переставляя ноги, широко распахнутыми глазами таращась в темноту улиц. Только на втором перекресте Эрик сообразил, что их машина осталась на парковке, и он понятия не имел, где они находятся. Их мотель был на окраине, а они в центре города, мокрые, раненые.       У тротуара остановилась машина.       — Эй! Эй, вам помочь?       Эрик обернулся. Молодой темнокожий парень выглядывал из окна.       — Вы из клуба? Я слышал там пожар?       — Вы можете довести нас до мотеля? — Эрик назвал адрес.       — Может, лучше в больницу? Ваш приятель ранен?       Он так и не успел посмотреть, что там с джинном и насколько серьезен его ожог. Тот молчал, не жалуясь и не возражая.       — Он просто в шоке, отвезите нас в мотель, я заплачу.       — Я подвезу вас бесплатно.       — Садись в машину, — Эрик подпихнул Чарльза к задней дверце, и тот безропотно влез на сиденье.       Сам Леншерр сел рядом с водителем.       — Что там произошло?       — Не знаю, может, замыкание.       Парень покосился на него, надеясь на продолжение, но Эрик стиснул зубы, давая понять, что не собирается тешить чужое любопытство. Очевидно, мужчина рассчитывал узнать подробности.       — Сейчас не заботятся о людях. Этот клуб вообще не должен быть в том месте. Никакие технические правила не соблюдаются… — он пустился в объяснения, которые Эрик едва ли слушал, косясь в зеркало заднего вида на Чарльза.       Тот сидел с прямой спиной, так и держась за обожженное плечо, глядя в никуда через лобовое стекло. Его губы шевелились, он что-то говорил.       — Что?       — М? — водитель обернулся, но понял, что обращаются не к нему.       — Хочу пить… пить… дай воды…       — У вас есть вода?       — Только минералка, в бардачке возьмите.       Эрик вытащил бутылку и протянул Чарльзу, пихая в руку. Тот, кажется, впервые за вечер осмысленно уставился на воду, присосался к горлышку, сделал пару жадных глотков, замер и выплюнул все обратно, окатывая брызгами половину салона.       — Эй! Что?..       — Что это?.. Что это такое?..       Он с отвращением отбросил бутылку на пол, морщась и кривя рот, растерянно осматриваясь вокруг.       — Успокойся, Чарльз, — голос Эрика был тихим и холодным, он чеканил слова, заставив посмотреть джинна себе в глаза. — Мы сейчас приедем в мотель, и я дам тебе воды. Пять минут.       — Пять минут, — он бестолково повторил, таращась на Эрика так, будто видел его в первый раз.       Водитель недовольно покосился на них, но ничего больше не сказал, прибавив скорости, видимо, уже жалея, что подобрал странных пассажиров. Эрик оставил ему деньги за неудобства и выволок Чарльза из машины, стремительно заводя в номер, ощущая себя поводырем. Было ясно: если джинна не тащить, он встанет и будет стоять там, где его бросили.       Ливень не думал прекращаться, щедро поливая землю. Они ввалились в номер, и Эрик первым делом усадил Чарльза на постель и сунул ему бутылку чистой воды. Тот впился в нее намертво, присасываясь к горлышку, судорожно глотая без остановки.       Вся их одежда провоняла копотью, Эрик обнаружил на своей одежде пятна крови — своей? чужой? — не понятно. Левая половина лица оказалась расцарапано осколками, брызнувшими от бутылок — повезло, что на одежду не попало спиртное и что осколок не впился ему в глаз. Глаза были красными, в горле ощущался песок, и Эрик тоже припал к воде, набирая ее горстями из-под крана и жадно проглатывая в попытках смыть копоть с дыхательных путей.       В комнате послышался стук пластика об пол, и Эрик, успевший только напиться и смыть с лица кровь, вышел обратно. Чарльз сидел на своей кровати, пустая бутылка валялась у ног. Его тоже трясло. На правом плече и шее кожа покраснела, вздулись волдыри, обожженный рукав футболки болтался лоскутом, кончики волос выглядели подпаленными. Он поднял взгляд на Эрика, наконец-то чуточку осмысленный, а не стеклянный.       — Я, кажется, словил бэд трип**. Было так страшно.       Эрик закатил глаза, опуская веки.       — Иди сюда, надо обработать ожог.       Джинн послушно зашел в ванную, без возражений позволив обработать волдыри на плече и порезы на руках. Пока Эрик возился с аптечкой, тот пялился на свое отражение: дождь смыл копоть с лица, и она осталась на щеках грязными дорожками-разводами. Их ментальная связь все еще работала, но Эрик не мог разобраться в том, что чувствовал сам, а что ощущал Чарльз — они оба были в смятении и испытывали облегчение от того, что горящий клуб остался позади.       — Пей, — Эрик сунул ему под нос таблетку обезболивающего и стакан воды, предусмотрительно налитой из бутылки.       Чарльз уставился сначала на стакан, потом на Эрика. Выпил таблетку и снова уставился на Эрика, протянул руку к его шее, опустил ладонь на все еще влажную после дождя кожу.       — Что ты делаешь? Все, иди в постель, больше никаких клубов. В жопу твои развлечения!       — Акула. Как я сразу не догадался. Акула.       Эрик сначала нахмурился, потом дернулся, слишком поздно отмечая в зеркале серые жаберные щели на своей шее. Чарльз касался их пальцами с другой стороны, рассматривая с детским интересом как какую-то диковинку. Надо же, Эрик и не заметил, как они появились!       — Ты бы не умер, если бы клуб затопило. Ты бы дышал под водой, — Чарльз перевел взгляд на его лицо. — Ты акула, потому что я управляю водой.       Его пальцы наткнулись на цепочку под воротом водолазки, задумчиво касаясь звеньев, и уже начиная вытягивать ее наружу. Эрик вовремя перехватил руку:       — Это личное. Не доставай.       Джинн послушно разжал пальцы.       — Я пойду спать.       Но они оба крутились с боку на бок до глубокого утра, пока Эрик не заказал себе завтрак, а Чарльз не задремал под шум его возни.