***
Холодная бледная, как мрамор, ладонь скользит по напряженной груди, рассеченной наискось грубым старым шрамом. - Лэнс... Пальцы касаются солнечного сплетения, Биттер облизывает пересохшие губы и демонически улыбается, почти скалится, второй ладонью выглаживая чужое приподнятое бедро за своей спиной. - Посмотри на меня, Лэнс. Посмотри на меня. - красивый баритон мужчины звучит хрипловато, мягко, невероятно интимно. - Я хочу тебя. А ты хочешь меня. Рыжий тихо стонет, когда Биттер мягко, но уверенно и плавно качает бедрами, ластясь к нему, и зеленые яркие глаза заволакивает туманом непроизвольного, но такого искреннего желания. - Повтори, Макс. - Я хочу тебя, Лэнс, а ты хочешь меня. Я прекрасно чувствую твое желание. - Улыбка-оскал становится почти садистичной. - Но я не дам тебе разбираться со мной. Я хочу... сам. - Я не думал, что ты можешь быть... таким, Макс. - Ладони Леонхарта скользят по узкому поясу Биттера, и тот смеется - жарко, хрипло, жадно хватая воздух и стараясь приоткрыть рот шире, чем позволяет взрывающаяся болью окаменевшая скула. - Я буду таким, каким ты меня хочешь, Лэнс. - Шепчет он, склоняясь к обнаженному другу... другу? - Вернее, я постараюсь. Потому что ты знаешь меня - я властен. Более того, не просто властен, я садистичен в любви. Собственник. И очень тебя люблю. Я хочу, чтобы ты был моим. Только моим. Аленсий хрипло дышит, громко, почти скулит, выгибается, приподнимается на локте, тянет к себе Воина Скал за черные распущенные волосы. - Тогда почему - ты? Почему, если ты так хочешь владеть моим сердцем, ты не хочешь взять мое тело, почему сам?.. И Макс смеется, запрокидывая голову, рвано, резко, почти зло целует друга, брата, вечно любимого и только потом отвечает, глядя в растерянные глаза и вновь покачивая бедрами, приласкиваясь: - Потому что я хочу, чтобы тебе было лучше. А ты все же не отдающийся, совсем не. Ты даже не был никогда с мужчинами, я знаю. Я все знаю. Значит, примешь меня в дар. Я готов отдать тебе все, что угодно, даже свое сердце, так что - почему бы не отдаться самому?..***
Туман развеялся. Тэорина неуверенно пошатнулась на каблуках, поспешно отходя к одному из столиков с алкоголем. Кажется, это был знаменитый яблочный сидр, самое подходящее для нее сейчас. Она уже жалела, что не смогла побороть свое любопытство. Как дальше говорить, спрашивать, смотреть в глаза мойрэ Биттеру, зная, что он... что его любовь к Аленсию Леонхарту, ее родному отцу, совсем не прошла когда-то давно, как он утверждал, что эта любовь принимает настолько обжигающие, откровенные формы, что застилает холодный рациональный разум после трех бокалов вина, если рыжий Леонхарт слишком близко... Знал ли отец об этом? Тэорина помотала головой. Нет, о таком Максимилиан никому бы не рассказал. Никогда. Если когда-то в отрочестве он, может быть, и сумел бы признаться в своей симпатии открыто, то сейчас, когда любовь его стала такой... Нет. Он бы просто побоялся потерять Аленсия как близкого, единственного настолько близкого друга, почти брата, родного не по крови, а по духу. Девушка залпом опустошила высокий бокал с золотистым напитком, остро и холодно пахнущим яблоками, и обернулась, отыскивая глазами отца и брата. Воин Скал снова был рядом с ними, спокойный, холодный, чуть отстраненный, но теперь Тэорина видела, знала - внутри плещется расплавленная горячая лава, и сколько, наверное, сил уходит, чтобы не дать ей прорваться наружу, если Максимилиан даже сейчас, даже так - тянется к Аленсию. Это было бы незаметно, если бы она не знала, но короткие пристальные взгляды, прикосновения к краю одежды, к кончикам пальцев, вежливые улыбки... Боги и богини! Тэорина надеялась лишь, что отец не замечает. Тот не был эмпатом, не был таким сильным телепатом, как дочь, и просто не мог ощущать того, что чувствовала она. И слава высшим силам. Она вновь помотала головой - и вдруг почувствовала острую вспышку ядовитого гнева, чего-то горького, холодного и еще - отчаяния со стороны. Музыка сменилась в тот же момент, и, еще не обернувшись, Леонхарт уже знала, что произошло. Вот почему при прошлом разговоре о грехах, когда речь зашла о ревности, Максимилиан так сильно пах ложью. Он прекрасно знал это чувство. Просто настолько сроднился, настолько научился жить с ним, зная, что тот, кому отдано навеки его сердце, не принадлежит ему, что сам не понимал, когда ревновал. Потому что ревность к жене была частью его жизни. Потому что отчаяние от наличия сына и дочери, которых Леонхарт воспитал вместе с другой, было частью его общения с их семьей. Потому что сейчас он жалел, что не может, в отличие от, например, короля, открыто танцующего в центре зала с Первым Советником, пригласить Аленсия, как бы ни хотел. Максимилиан Биттер прекрасно знал чувство ревности, и знал об этом. Просто научился сам его не замечать, заперев сердце в каменную клетку самоконтроля, лишь изредка, как несколько минут назад, дающего несанкционированные сбои. Воин Скал отошел к стене, прислонившись к ней спиной, и поискал глазами в зале свою невесту. Мириам Барлэ нигде не было видно, зато на глаза ему попалась сама Тэорина, как ни старавшаяся, не сумевшая спрятаться за бокалом. - Станцуете со мной, мэйра Тэо? - ласково и вежливо спросил он, подойдя и подав ей руку. - Почему бы нет, мойрэ Максимилиан, - светски улыбнулась девушка, внутренне дрожа от слабости и страха. - Я как раз не занята.