I
Стах не знает, чем занять голову. Чем еще занять голову. Он все время думает, а где это чудо-юдо шляется на линейках, в столовой, когда другие уходят по домам, сколько уроков — больше или меньше, какой класс, какой профиль, зачем застегнул ему куртку… Стах цокает. Антоша замечает. Предупреждая вопрос, Стах уходит в библиотеку. Никакой дружбы, никакого интереса. Ему нужно учиться. Ему нужно…II
Этот — в библиотеке. Что-то берет читать. Он еще и читает. Попробуй найти мальчишку, который читает. Особенно если ты физматовец — и вокруг тебя одни математики: они фыркают на литературу, никто из них не любит классики. Почему так всегда происходит? Когда ты хочешь чего-то, оно не сбывается, а стоит расхотеть — и тут как тут. Вот полторы недели Стах его не видел совсем, а теперь встречает уже второй раз за два дня. Где он был? Болел? Давно он здесь учится? Может, перевелся? В гимназии набор в пятых, восьмых, девятых и десятых классах. Еще немного — и у Стаха взорвется мозг. А у Стаха особенный мозг: он решает задачки повышенной сложности по физике — из экспериментальных ЕГЭ, и это не предел, это развлечения ради, на перемене, когда Стах ошивается с физиком и отвлекает того от проверки тетрадей и заполнения журнала. Стах замирает рядом, кивает библиотекарю Софье. Наблюдает, как парнишка ставит подпись иероглифом. Берет без спроса его книжку. «Гроза» Островского. Хмурит одну бровь озадаченно: — Это десятый? Бежишь вперед программы? Парнишка теряется — и сначала его замечает, а потом уже вздрагивает. Стах хочет пошутить, что он, конечно, не фонтан, но не настолько, но держит при себе — а то еще спугнет лишний раз. — По программе… — Десятый? — Стах смотрит оценочно, скептически, с насмешкой. Убежденно говорит ему: — Ты гонишь. Софья улыбается до ямочек на щеках и откровенно пялится: она старше их не то чтобы на очень много, ей все еще занятно. Полноватая, темноволосая, с шапкой кудрей, она одета в синюю юбку ниже колена и светлую блузку. Туфли у нее под цвет оправы очков: алые-алые. Взгляд озорливо-смешливый. А тем временем двое неприлично долго стоят в прострации: один не понимает, какой к черту десятый, второй не понимает, в чем проблема. Стах прокручивает в голове сцену с курткой. Нет, ему этого не вынести. Он выходит из библиотеки с чужой книгой в руках, открывает — и не видит текста. Парнишка плетется за ним, вот он — совсем рядом, сцепляет перед собой в замок руки, весь по струнке, периодически косит на него — и не решается попросить обратно «Грозу». Стах продолжает делать вид, будто все это ему — раз плюнуть, подумаешь, он позорище, максимум — свалится в Тартар со стыда, и Аид оборжет его за троих. — Во сколько ты пошел в первый класс? — В семь. — Ты девяносто первого? — Нет, девяностого. — Семнадцать, что ли? — Седьмого будет. Седьмое прошло. Стах на секунду отнимает взгляд от книги и уставляется перед собой. — Октября? Парнишка кивает. Стах решает от позиции не отступать и отрезает: — Больше тринадцати не дам. Парнишка тормозит. Посреди коридора. Стах идет дальше и не обращает внимания: просто это чудо-юдо тормозит всегда, без причины, разве что — не буквально. Ну вот — догоняет. Нормально, ожил. Стах спрашивает: — Как, говоришь, тебя зовут? — Не говорю… — Что, совсем? Скрываешь? — Тебе не говорю. — Еще лучше, — захлопывает книжку, возвращает. — Какой-то ты недружелюбный. Парнишка застывает рассеянно, пытается сказать, что: — Я не к тому… Но Стах не слышит: он уже бежит подальше от стыда, от грохота в ушах и еще от чего-то невнятного.III
Почему не спросил, какой профиль? Десятых — четыре. Стах стоит у стенда в холле и бездумно скользит взглядом по расписанию. Ловит себя на этом и одергивает. Целый день считает ворон на уроках. Стах задевает Антошу плечом, когда проходит мимо. Тот, гордый, что наконец на алгебре его обогнал, хочет утвердить свою победу: — Да что с тобой сегодня? — Решил дать тебе фору, — усмехается. — Успел поспать в перерывах между вопросами и твоими ответами. — Ну конечно… Стах обличительно щурится, чуть запрокидывает голову в самодовольной ухмылке. Антоша фыркает на него и уходит.IV
Стах наугад заглядывает в пятницу в библиотеку. Она в гимназии большая, совмещена с читальным залом. В зале никого, и Стах бродит среди стеллажей. Замечает объект своих мыслей в дальнем углу, на полу, с книгой. Он такой… сжавшийся в комок. У Стаха бегущей строкой на лбу: «Какой к черту десятый?» Парнишка поднимает взгляд на шаги. Стах тут же замедляется, прячет руки в карманы. Тишина обрушивается на них и утихомиривает Стаха, до шепота. Он спрашивает без обычного вызова: — И часто ты здесь обитаешь?.. Получает в ответ чуть заметный кивок, едва ли уверенный. Отворачивается. Мнется пару минут, трогает корешки на ближайшем стеллаже, думает. Наверное, слишком долго собирается с мыслями, потому что парнишка снова утыкается в книжку — и поднимает взгляд на очередную реплику. — Ты со средней школы в гимназии? — Нет, я… с начальной. — Забавно… Парнишка зажимает пальцы страницами, вместо закладки. — Почему?.. — Странно потому что… Стах проходит к нему. Опускается рядом. Смотрит на библиотеку его глазами: снизу вверх. Огромная… — Что странно?.. — Что? Стах уставляется. Тушуется, что на него тоже смотрят, сбивается, силится вспомнить, о чем говорил. Но вид сохраняет спокойный. Почти спокойный. Если бы мимика не выдавала. Но и мимику он берет под контроль. Отводит взгляд, говорит: — Выходит, я не обращал внимания. И впервые тебя увидел в августе. А может, до этого тысячу раз встречал. — Кажется. Ты всегда куда-то спешишь… Как-то сердце странно пропускает удар. Стах почему-то пугается, что он попал в точку, что он знает, что видел, что… Стоп. Стах расслабляется усилием воли, прижимает затылок к стене. — Очень похоже на меня, — усмехается. — У тебя такие вещи в голове стыкуются? У меня — нет. Это как будто за пределом твоих знаний весь остальной мир провисает в вакууме, а только что-то становится тебе известным — и ты начинаешь замечать. Ну, вроде... такое ощущение: что-то рождается из ничего, хотя на самом деле всегда было. Парнишка слушает как-то до абсурда внимательно. И говорит с расстановкой и вдумчиво, потому что и тут — тормозит: — Наверное, если все замечать, можно свихнуться. — Точно. Но мир не похож на вакуум. Ты его замечаешь. Ты все замечаешь. Но ты же не знаешь, сколько здесь книг или какого цвета каждая обложка. Или какие тут лампы. Вот я сейчас сказал — и вижу лампы. А так бы я их даже не представил, если бы вышел. А оно все есть — и я в этом нахожусь. И если буду вспоминать, что я здесь находился, вакуум не увижу. — И что ты будешь вспоминать?.. — Не знаю. Разговор. Его я, кстати, тоже под себя подстрою — половину забуду, половину изменю, — усмехается. — Достоверность. — Наверное, оставишь то, что важно… Иногда фон нужен, чтобы выделить главное. — Может, поэтому я люблю математику и литературу. Ничего лишнего. — Ну… — слабо улыбается. — Что, ты не согласен? — увлекается. — Книга в пятьсот страниц несет в себе несколько мыслей. Всего. — А ты ждал, что каждое предложение — великая мудрость? — Это к Ницше. — Ты читал Ницше? — Нет, — тихо смеется. — Почему? — Стах озадачен — только смехом. — Наверное, потому, что читать философские тексты… не зря учат в университетах. — Боишься не понять? — Нет, скорее… понять неправильно. — Занятно. Стах поворачивается к нему всем корпусом, подложив под себя ногу. Собирается еще что-то сказать, но тут звенит звонок. Парнишка притягивает ближе рюкзак, начинает собираться. Стах идет следом, подстроившись под чужой темп, наблюдает кусками из целой картины: темный, коротко стриженный затылок, изумрудный джемпер в ромб, рукава мятой рубашки, рюкзак — на одно плечо. Уже на выходе спрашивает в спину: — Слушай, а ты?.. Парнишка оборачивается, замирает и ждет. А Стах стоит, разомкнув губы, и не понимает, что, собственно, хочет спросить. Из всего. Из всего, что уже накопилось. А ты… ты… Ты будешь здесь? на следующей перемене? А можно… ну, прийти? Если ты не… А на каком ты… на каком ты учишься профиле? А ты… может, ты назовешь свое имя? Да, сначала. Назови свое имя. — Нужно идти… — Точно, — это Стаха бьет током, и он ретируется первым.V
Может, в столовую он тоже не ходит? Ходит в библиотеку. Все питаются пищей материальной, он — духовной. Так думает Стах и заглядывает в библиотеку перед обедом. Никого не обнаружив, выходит. Возвращается еще на двух переменах — и ждет до звонка. На второй раз Софья говорит: «Что-то ты зачастил». Стах осознает себя со стороны и в пятницу уходит с чувством, что в очередной раз облажался. Только теперь перед собой. Не хочет он дружить ни с кем, а как же.VI
В субботу библиотека закрыта, Стах даже не планирует туда соваться. Ставит перед собой учебные цели — и никаких социальных. Зато после — лежит в раздумьях о том, как люди друг друга находят, по каким чертам определяют, по каким словам распознают… И почему сейчас. Пятнадцать лет было плевать, теперь иначе. Что такого особенного в человеке, что можно из-за него поступиться принципами? Хочется валяться за мыслями, анализировать и препарировать все, что случилось, начиная с двадцать восьмого числа. Хочется недолго. — Аристаш, ты плохо себя чувствуешь? — Я отдыхаю. — Что-то болит? Герой Шукшина кричит из-за куста: «Душа болит!» — Просто лежу. — А что такое? Тебе грустно? — Я думаю. — О чем? О том, как было бы здорово из дома свалить. Навсегда. — О разном. — Что-то случилось? — Нет. — Аристаша, скажи мне правду. Стах не понимает, какой правды хочет мать, спускается с кровати и садится делать уроки. Вывод прост: он так не отдыхает. Может, он не отдыхает никак.VII
В понедельник Стах после третьего урока снова идет в библиотеку. Садится в ее дальнем углу читать. Ему понравилось то ощущение. Тишины. И компании. И когда он почувствовал, всерьез почувствовал, что ему жжет интересом нутро. И еще вокруг эти книги — и запах бумаги с типографской краской. За всю жизнь не надышишься. Стаху кажется: что-то случилось. Что-то важное. Потому что… это впервые в жизни, чтобы… Парнишка застывает и рассеянно смотрит сверху вниз на оккупированное место. Обрывается мысль. Не только мысль: опять неполадки в системе. Но Стах крепкий парень: он усмехается, приглашает кивком. Парнишка, подумав немного, садится. Касается плечом — как электрическим разрядом. Отодвигается. Не нарушает личного пространства — он не Стах. Тот держит тишину. Это ничего? Если только молчать. Как пообещать, что ни во что не вторгаешься, когда заранее вторгся. — Что читаешь?.. Стах удивляется и вскидывает голову. Показывает обложку, зачем-то комментирует: — Ремарка. — И как? — О дружбе. Я не понимаю. Парнишка, растерявшись, кивает: — ...Я тоже, — и прячется в свой собственный текст. Стах расплывается в улыбке. Как на шутку. Ему распирает грудную клетку. Не смехом. Странным чувством. «Единением душ». Он прикусывает губу и глотает страниц шесть, не разобрав в них ни слова.