Истерзанные

***

      Иногда, когда он позволял себе задуматься над этим дольше, чем на пять минут, мужчина понимал, насколько глубоко погряз в съедающем его изнутри каком-то совершенно непонятном, неправильном, противном чувстве, безумном желании обладания, странной влюбленности, охватившей его душу адским огнем, прожигающим сердце все сильнее и сильнее и все, что он мог, так это лишь стенать в агонии, в тысячный раз представляя перед внутренним взором ее смутный образ: жаркий свет каштановых растрепанных прядей, развеваемых теплым ветром, пронзительный взгляд глаз на осунувшемся лице, каплю пота, стекающую по напряженной тонкой шее, сурово поджатые искусанные губы, смотря на которые нестерпимо захотелось увидеть то, как они растягиваются в веселой улыбке. Эрен овладела его сознанием в одно мгновение их короткой встречи, запав в душу на многие годы, даже не подозревая о чем-то таком. И будто бы мало было ему горя от того, что влюбился в островитянку: чертов Браун позже отчитался, что именно эта свирепая девчонка была обладательницей Титана-Основателя, а звали ее Эрен Йегер.       Было бы смешно, не испытывай он настолько сильное влечение к образу самой обычной девчонки, которую даже разглядеть толком не успел. Их разделял океан, они являлись врагами, единокровными братом и сестрой — все, буквально все, будто бы насмехаясь над ним, говорило против не то, что бы взаимности с ее стороны, а даже самой вероятности их встречи. Ему было сраных двадцать семь, он был почетным воином, командовал собственным отрядом и уж точно не имел никаких проблем с женщинами, но из-за какой-то абсурдной шутки судьбы, был, как последний малолетний извращенец, влюблен в собственную сестру, к тому же, чуть ли не на десять лет младше него самого. Еще никогда в своей жизни Йегер не ненавидел свое мужское естество, как сейчас. Умом он понимал всю глупость испытываемых чувств, но что-то внутри неумолимо напоминало о ней, стоило ему лишь прикрыть глаза и вспомнить взгляд, которым она его сверлила те несколько секунд их единственной встречи. Зик Йегер был болен и не знал существует ли во всем мире лекарство от того яда, морившего его тело больше трех лет.       Ожидая встречи в условленном через письмо месте, мужчина пытался не думать о настоящей причине, по которой потребовал личного разговора. Нервозность и волнение он успешно скидывал на рискованность совершаемого действия, стоял и ждал в темном переулке, чуть ли не переминаясь с ноги на ногу, как мальчишка-девственник, впервые позвавший нравившуюся девочку на свидание, и точно так же едва не задохнулся от потока противоречивых эмоций, хлынувших в голову, стоило только встретиться с ней взглядом.       Эрен проковыляла несколько шагов, застыв каменным изваянием напротив и, несмотря на потрепанную солдатскую шинель, накинутую на сутулые плечи, отсутствие конечности, исхудавшее лицо, обрамленное длинными нечёсаными прядями темных волос, и пронзительно-прямой взор единственного глаза, она была прекрасней всех женщин для него.       Лишь Имир знает, с каким усилием Йегеру дался тот разговор: ему все хотелось невзначай коснуться ее, заправить выбившуюся прядь за ухо, провести пальцем по нижней губе, тронуть руку и убедиться, что она теплее его, переплести пальцы вместе, так крепко, почти до боли, и это все отнюдь не для активации Координаты, а лишь чтобы узнать человека, занимавшего его мысли столько времени.        Время их краткой встречи утекло сквозь пальцы, словно теплый песок пустыни, где ему довелось воевать два года, оставшись незримой пылью на ладонях. Все его надежды на получение ответов разбились, и Зик лишь еще больше запутался в загадочном свете ее сумрачно блестящих глаз, в которых он, при должном усилии, мог разглядеть собственное отражение. Вопросов стало только больше, а выстраданные чувства, подавляемые им так долго, вновь вспыхнули от одной лишь искры, сожрав его всего. Теперь он наконец понял глубину той бездны, в которой она топила его, и мог с уверенностью сказать, что Эрен стоила того, чтобы умереть за нее.       Следующий раз он видел ее в раже эмоций после бойни в Либерио: она оплакивала погибшего товарища, сидела так близко, что они соприкасались плечами. Зик видел то, как по ее безумно прекрасному, испещренному шрамами от превращения в титана, лицу скатывались крупные слезы, как глаза заволокло пеленой, как рот беспомощно раскрывался в беззвучном крике, как она сжимала пальцы в волосах, тянула на себя, дрожа и сгибаясь вниз, в неосознанных попытках скрыть слабость, и это зрелище раскаленным железом рассекло его сердце. Хотелось обнять ее, прижать к себе, стереть горькие слезы со щек, прижаться губами к покрытому испариной лбу, вдохнуть дымный запах ее кожи, защитить от всего мира и взять все то бремя, что она носила в одиночку, на себя.       Но вместо этого, Зик лишь положил руку ей на спину и сжал плечо, заставив обернуться к себе. И хоть от ее заплаканного вида он ощутил будто бы ему в один миг разорвали грудь и оставили истекать кровью, он не дал своему голосу дрогнуть. — Ты не одна. Я буду с тобой… до самого конца. Мы пройдем этот путь вместе и исполним нашу мечту.       И хотя Йегер корил себя за излишний пафос, речь, кажется, сработала: Эрен приутихла и внезапно с полной серьезностью посмотрела на него, медленно кивнув. — Ты прав, — выдохнула она едва слышно. — Брат.       Ножом вырезала прямо на лбу, и мужчина не смог выдавить из себя ничего, кроме жалкого подобия ободряющей улыбки, ощущая то, как фантомная кровь течет по бровям, обходит веки и пускается вниз по самому уголку глаз, напоминая кровавые слезы. В глубине души он давно смирился со своей болезнью, но в тот миг четко осознал, что ни за что не выдержит ее скорого предательства.       Ему оставалось меньше двух лет, а свои, возможно, последние месяцы жизни Зика отправили проводить в лес гигантских деревьев — своеобразную тюрьму для таких, как он, и даже не преминули тонко подшутить, приставив в качестве личного надсмотрщика капитана Аккермана, всем своим видом выражавшего искреннее презрение к его персоне. Впрочем, Зик сам тоже не оставался в долгу, так что их перепалки были довольно забавными, становясь единственной интересной альтернативой скуке.       Изначально Йегер даже проникся неким уважением к капитану, отмечая его весьма хорошие манеры, честность и своеобразный черный юмор, особо пришедшийся ему по душе, но достаточно наслушавшись разговоров о нем и узнав Аккермана получше, Зик обнаружил то, что ему очень не понравилось. Этот чертов садист явно питал какие-то извращенные чувства к Эрен и с такими подробностями рассказал о случае на суде, когда он жестоко избил ее, что Йегер с трудом удержался от того, чтобы не врезать ему по наглой морде. Одна мысль о том, что этот чертов коротышка постоянно был с ней, являясь куда более близким для нее человеком, чем он, разрывало сердце на части, но мужчина сдерживался, напоминая себе о плане.       …полный крах. Он вновь позорно проиграл этому жалкому Аккерману и оказался схвачен. Зик не хотел верить в проигрыш, в провал всего того, к чему шел столько лет, ради чего преодолел столько препятствий. Он не имел никакого морального права проиграть перед Аккерманом и позволить тому скормить себя кому-то. Ведь он обещал бабуле и дедушке, что еще вернется, поклялся Ксавьеру исполнить их мечту, сказал Эрен ждать его в Шиганшине… Это не могло быть его концом… просто не могло…       И все же он умирал… глупой и совершенно бессмысленной смертью где-то в чистом поле с разорванным брюхом, кровь из которого окропила чистую белизну цветов грязно-алым. Зачем он жил, за что боролся, почему погиб столь бесславно? Имела ли вся его жизнь хоть какой-нибудь, пусть даже совсем мизерный, смысл?..       Темнота перед внутренним взором внезапно озарилась светом, и он увидел перед собой девочку в грязном платье и с ведром в руках, осознав, что находится в пустыне под ярким звездным небом, вспыхивающим миллионами огней, сливающихся в три зеленовато-голубых пояса, растянувшихся далеко за горизонт.       Он погиб и вновь вернулся к жизни, он прошел через столько страданий и все это лишь чтобы успеть вовремя к ней. Сражался, убивал, превратил сотни людей и ни в чем неповинного ребенка в титанов, вновь был на грани жизни и смерти и отчаянно тянул руку к ней, желая, наконец, соприкоснуться с Эрен и исполнить их несбыточную мечту...       Жестоко… как же жестоко с ними обошлась судьба… В миг, когда в нее попал выстрел, Зик потерял всякую надежду, и время словно замерло, давая ему во всех деталях разглядеть то, как ее голова отделяется от тела и летит в сторону, упав прямо в его протянутые к ней руки.       Все будто бы в миг рассыпалось на мелкие частицы, и он бесконечно долго падал в черную бездну, отчаянно прижимая к себе оторванную голову Эрен, пока не осознал себя в смутно знакомом месте. Зик не хотел отдавать ее, но Имир силой забрала у него сестру и молча стала создавать ему тело, оставшись глухой к его мольбам сначала спасти Эрен.       Он не имел ни малейшего понятия, сколько времени прошло, но волосы его успели отрасти до лопаток, пока Богиня медленно, до безумия медленно, вылепливала Эрен. Ему оставалось лишь ждать, пока она придет в себя, и Йегер со страхом ждал этого момента, сидя в цепях, которые мог сбросить в любой момент. Умом он прекрасно сознавал, что должно было случиться, но предательство сестры все равно ранило куда хуже всего того, через что ему довелось пройти.       Зик понимал всю безысходность собственных потуг, знал, что ее не переубедить, но, все равно, отчаянно пытался найти какое-нибудь оправдание для Эрен, лишь бы не признать, что она с самого начала только манипулировала им, бессовестно лгала, смотря прямо в глаза, обвела вокруг пальца, словно последнего дурака.  — Тебе нужен был тот, кто мог бы спасти тебя, — произнес он, положив руки ей на плечи. — Я никогда тебя не брошу… Я-я… излечу тебя силой Прародительницы! — Прекрати! — дернувшись, она попыталась высвободиться. — Это бесполезно! — Пора спасти мир, — выдохнул Зик, силой притянув сестру к себе. — …вместе с тобой….       Слова тихим шепотом вырвались с языка, потонув в грохоте молний, раздавшихся в момент, когда их губы слились в мимолетном поцелуе, растянувшемся на тысячи лет.