Синяки

      – Маринетт, у тебя на руке синяк, – вдруг говорит Алья лучшей подруге. – Ты где-то ударилась?       Сидящая рядом Маринетт бросает удивленный взгляд на правое предплечье. На молочной коже красуется безобразная сине-фиолетовая, почти пурпурная отметина. Большие глаза распахиваются от изумления, а щеки нежно краснеют.       – А… э… да, – бормочет она. – Я… Я поскользнулась в ванной сегодня утром. На лужице. Должно быть, ударилась, когда пыталась удержаться… Я такая неуклюжая! – заключает она, немного слишком скованно пожимая плечами, чтобы это выглядело естественно.       – Опять? – настаивает Алья, подозрительно приподняв бровь. – На прошлой неделе ты упала на лестнице. Перед тем запуталась в ковре в своей комнате… слишком много падений, тебе не кажется? – подозрительным тоном подытоживает она.       – Ха-ха, что ты хочешь, я правда очень неуклюжая, – возражает Маринетт с нервным смешком.       Алья нисколько не убеждена жалкими объяснениями подруги. Далеко не убеждена. Очень, очень, ОЧЕНЬ далеко. Она прекрасно знает: Маринетт умная девочка. Но решительно жалкая лгунья.       Испустив легкий вздох, Алья наклоняется к ней.       – Если бы я тебя не знала, я бы поклялась, что ты что-то от меня скрываешь… – тихонько шепчет она.       Маринетт резко подпрыгивает, словно получив электрический разряд.       – Я? Скрываю от тебя что-то? – отвечает она немного слишком высоким голосом. – Нет. Нет, нет, нет. Что… Что я могла бы от тебя скрывать, ха-ха… О! – восклицает она, демонстративно размахивая своим телефоном у Альи перед носом. – Ты видела, сколько времени? Я обещала родителям помочь им в магазине! Я опоздаю! До завтра!       Не теряя ни секунды, Маринетт поспешно засовывает вещи в сумку. Карандаши, книгу, тетради – она всё сбрасывает вперемешку, ни на мгновение не задерживаясь, чтобы убедиться, что ничего не повредила, быстро бормочет «пока», и кидается прочь из комнаты.       Алья провожает ее озабоченным взглядом. И как только Маринетт скрывается из вида, испускает еще один вздох.       Она гордится своими отличными, не по возрасту, журналистскими способностями. Мало что на свете увлекает ее так, как обнаружение сенсаций – за исключением разве что вмешательства в личную жизнь лучшей подруги. Она обожает находить симптомы, скрупулезно разбирать их, анализировать, вертеть и переворачивать во всех направлениях, пока не придет к выводу.       Отныне для нее всё ясно.       Маринетт что-то от нее скрывает. Это очевидно. Алья размышляет над вопросом уже несколько недель, и у нее не остается никаких сомнений. С достойным восхищения упорством она тщательно рассмотрела каждое слово подруги. Каждое колебание, каждое несоответствие, каждую ложь. Она сопоставила факты, проанализировала то, как Маринетт реагировала на некоторые замечания, под лупой изучила малейшее событие, которое казалось ей выходящим за пределы нормы.       Тайна Маринетт словно пазл.       Алья отыскала малейшие его кусочки, внимательно их изучила, прежде чем собрать один за другим. А потом перед ней быстро нарисовалась ясная картина.       И результат этих размышлений ей совсем не нравится.       Десять дней спустя Алья замечает новую отметину на руке Маринетт. На этот раз на левой. Этот синяк не настолько четкий, как предыдущий, однако достаточно заметный, чтобы не ускользнуть от бдительного взгляда.       Алья протягивает к подруге руку и легонько стучит по ее коже кончиком пальца, на сантиметр ниже новой раны.       – Еще синяк? – язвительно бросает она.       – А? – подпрыгивает Маринетт, прежде чем быстро опустить взгляд на свою руку. – О, я даже не заметила…       – Маринетт, ты уверена, что всё хорошо? – настойчиво продолжает Алья. – Ты знаешь, что можешь обо всем мне рассказать. Если у тебя проблемы, я помогу.       – Проблемы? – машинально повторяет Маринетт. – Какие проблемы? У меня нет проблем. Совершенно никаких. Я просто…       – Неуклюжая, – заканчивает Алья вместо нее, сдерживая раздраженный вздох. – Я знаю, ты постоянно это повторяешь. Но не думай, что я не заметила…       – Ой, мы всё болтаем, так можно и на физкультуру опоздать! – обрывает ее Маринетт, резко вставая. – Я пойду вперед!       Подкрепляя слова делом, она пересекает класс так быстро, словно за ней гонится стая бешеных собак, едва не запинается за сумку Адриана, восстанавливает равновесие и, тяжело дыша, бросает через плечо:       – Видишь?       Алье хочется взвыть.       Она обожает Маринетт.       Честно.       Но иногда подруга сводит ее с ума.       Нет. Не совсем. Не только подруга заставляет ее терять здравый рассудок. Но и то, что она обнаружила насчет нее. Единственное логичное объяснение ее странному отношению, нежеланию общаться и этим синякам, покрывающим ее руки.       Адриан невольно следил за странным диалогом со своего места. Не то чтобы ему прямо хотелось подслушивать разговоры соседок сзади, но голос Альи имеет тенденцию повышаться, когда она говорит о том, что принимает близко к сердцу. Ее маленький допрос явно относился к этой категории. Таким образом, сам того не желая, Адриан мог слышать каждое слово одноклассницы.       Ее слова интригуют. Даже беспокоят.       Он обменивается с Нино быстрым взглядом. Учитывая озадаченное выражение, появившееся на лице друга, он не единственный заинтересовался тем, что стряслось. Между мальчиками происходит молчаливый разговор, подкрепленный вопросительным пожатием плечами, изгибанием бровей и почти смешной мимикой.       Потом, больше не в силах сдерживаться, они разом поворачиваются к Алье.       – Эй, всё в порядке? – спрашивает Адриан, одарив ее обеспокоенным взглядом.       Он не любит вмешиваться в чужие дела, но сейчас ситуация слишком его тревожит, чтобы закрывать глаза. Алья явно волнуется за лучшую подругу и ее беспокойство заражает Адриана.       Тем более, что он сильно привязан к Маринетт.       Она – первая, в ком он увидел друга, к тому же – талантливый начинающий дизайнер, чьими творческими способностями он бесконечно восхищается. Если бы не его Леди, возможно, он даже рассматривал бы ее в ином ключе.       – Проблема с Маринетт, – отвечает Алья, нервно крутя в пальцах телефон. – Это… С ней сейчас сложно.       – Мы подозревали, – тут же отвечает Нино. – Между вами уже несколько недель чувствуется напряжение.       – Да, – тяжело вздыхает Алья, бросая полный сожалений взгляд на пустое место рядом с собой.       А потом в ее взгляде зажигается решительный свет. Алья слегка приподнимается на стуле, неосознанно хватается за парту и наклоняется к мальчикам.       – Я думаю… Нет, я знаю, Маринетт что-то от меня скрывает, – заговорщицким тоном шепчет она. – Что-то важное. И думаю, я знаю, о чем речь, но она отказывается говорить со мной.       – Ты уверена, что не напридумывала себе всякого? – возражает Нино, заинтересованно приподняв бровь.       – Абсолютно, – отвечает она шокированным тоном, явно оскорбленная тем, что кто-то может усомниться в ее умозаключениях. – Я кое-что обнаружила насчет нее. Кое-что серьезное. Очень, очень серьезное. И я… Я не уверена, что делать с этой информацией. Каждый раз, когда я пытаюсь поднять эту тему, она сбегает.       – Если хочешь, можешь сказать нам, – предлагает Адриан, а Нино подтверждает энергичным кивком.       Пока Адриан не знает, что так беспокоит Алью, он не знает, сможет ли действительно помочь.       Но неважно. У него полно возможностей – и как у Адриана, и как у Черного Кота, – и самое меньшее, что он может сделать – предложить подруге поддержку. Тем более, что судя по отчаянному выражению на ее лице, поддержка ей явно необходима.       Алья бросает нервный взгляд на дверь, машинально поправляет на носу очки и, наконец, немного наклоняется вперед. Ее взгляд светится странным светом, и решимость теперь смешивается в нем с гневом.       – Я думаю, Маринетт кто-то бьет, – наконец, выдыхает она.       Если бы ситуация не была столь драматична, Алья могла бы рассмеяться на ошеломленное выражение лиц своих друзей. Но у нее совершенно нет настроения для веселья.       Она хотела бы ошибаться. Она так, так хотела бы ошибаться. Однако…       На краткое мгновение Алья теряется в воспоминаниях. С ясностью, без которой охотно бы обошлась, она снова видит залитое слезами лицо Маринетт, когда прошлой зимой подруга призналась, что случайно услышала разговор между Нино и Адрианом.       Разговор, в котором избранник ее сердца признался, что влюблен в какую-то девушку.       Когда Алья попыталась утешить подругу, заверяя, что, может быть, Адриан говорил про нее, и очень даже возможно, что их чувства взаимны, Маринетт разрыдалась еще сильнее. Между рыданиями она объяснила Алье, что, к несчастью, не может быть никаких сомнений. Парализованная потрясением, Маринетт могла лишь беспомощно присутствовать при разговоре, и когда Нино попросил друга уточнить, тот прямо сказал, что завладевшая его сердцем девушка – коллега по работе.       Модель, конечно же, предположила Маринетт. Или фотограф, гримерша, дизайнер, стажерка – неважно.       Точно не она.       Это всё, что ей нужно знать.       Это всё, что требовалось, чтобы разбить ей сердце.       Алья слишком хорошо помнит долгие часы, которые она провела, подбадривая Маринетт. Много разговаривая с ней, пытаясь ее отвлечь, делая всё, чтобы помочь ей залечить раненое сердце. Мало-помалу Маринетт стало лучше. Она снова начала улыбаться, смеяться. Даже разговаривать с Адрианом, не сбегая через несколько минут, чтобы спрятаться и удариться в слезы.       И однажды Маринетт объявила Алье, что снова влюбилась.       В другого мальчика, объяснила она. В одного друга, который питал к ней чувства с их первой встречи, но которому она никогда не давала шанса, пока была помешана на Адриане. В одного друга, на которого в итоге начала смотреть иначе.       Радость жизни осязаемо звучала в ее голосе, когда Маринетт долго объясняла Алье, насколько этот парень необыкновенен в ее глазах. Как он смешит ее, насколько она всегда может рассчитывать на него, что бы ни случилось, как он стал центром ее вселенной.       Потом, придя однажды утром с красными щеками и сверкающим радостью взглядом, Маринетт сообщила подруге, что начала, наконец, встречаться с мальчиком, для которого отныне билось ее сердце.       Алья с горечью вспоминает, как она была счастлива, что Маринетт, наконец, перевернула страницу.       Конечно, она всегда находила странной таинственность, которой подруга окружала свои новые отношения. И до сих пор Маринетт отказывается рассказывать что бы то ни было о том парне, который вошел в ее жизнь. Имя, возраст, школу… Алья абсолютно ничего о нем не знает. И не потому, что не искала. Эти тайны подогревают ее журналистский азарт, подталкивают ее копать, копать и копать.       Но Маринетт порой бывает еще упрямее нее.       Сколько бы Алья ни умоляла. Сколько бы ни придумывала окольных вопросов. Сколько бы ни корчила обиженных мин и ни взывала к кодексу чести между подругами. Маринетт отказывается сообщать что бы то ни было. Со временем Алья сдается. Тем хуже, сказала она себе. Маринетт счастлива, и это главное.       По крайней мере, Алья так думала до того, как на улице потеплело.       До тех пор, пока Маринетт не начала носить футболки и другую одежду с короткими рукавами, и Алья обнаружила синяки, слишком регулярно украшавшие кожу подруги.       Даже покопавшись в глубинах памяти, Алья не могла вспомнить, чтобы видела подобные кровоподтеки на руках Маринетт прошлой осенью.       Алья хотела бы ошибаться. Она так, так хотела бы ошибаться.       Верить, что Маринетт ничего от нее не скрывает.       И однако… Эти раны, эти расплывчатые, если не откровенно абсурдные, объяснения, эта любовь, о которой она упрямо отказывается говорить… Все эти странные факты слишком многочисленны, чтобы не связаться воедино. В жизни Маринетт слишком много тайн, слишком много лжи, чтобы Алья сочла их простым совпадением.       Напрашивается единственный вывод.       Один и тот же секрет прячется за синяками подруги и молодым человеком, с которым она теперь встречается. И если эти два факта действительно связаны друг с другом, Алье, увы, остается лишь одно умозаключение. Кем бы ни был тот таинственный парень, это явно кто-то вспыльчивый, не гнушающийся поднимать на нее руку.       На месте подруги Алья уже заставила бы пожалеть того, кто хоть раз ее ударил. Но Маринетт явно отказывается видеть правду. Слишком влюблена в этого типа, чтобы решиться его бросить.       – Бьет… – пораженно повторяет Нино, резко вырывая Алью из мыслей. – В смысле… бьет – как домашнее насилие?       – Именно, – подтверждает Алья, в тревоге заламывая руки. – Вы знаете, что у нее уже пару месяцев есть парень? – друзья кивают, и она продолжает: – Так вот, она отказывается мне рассказывать о нем что бы то ни было. И будто случайно ТОЧНО в то же время у нее начинают появляться синяки, происхождение которых она не желает мне объяснять. Наверняка, тот тип виноват, – взволнованно заключает она с блестящими от слез глазами.       – Ты точно уверена, что не ошибаешься? – глухо настаивает Адриан. – Что Маринетт…       Адриан не договаривает, яростно сжав кулаки.       Маринетт – одна из самых милых, самых очаровательных девушек, что он знает.       Одна только мысль, что кто-то может причинить ей боль, вызывает у него отвращение. Вызывает желание найти этого типа и объяснить, что он о нем думает, вдарив катаклизмом в лицо.       – Другого логичного объяснения нет, – дрожащим голосом говорит Алья. – Я уверена, что он ее бьет, но она его покрывает, потому что влюблена. Вы же знаете Маринетт, – со вздохом продолжает она. – Она из тех, кто убежден, что в каждом есть добро, что бы ни случилось. Возможно, она убеждена, что он изменится, возможно, она остается с ним по какой-то другой причине, но… Я не собираюсь сидеть сложа руки!       – Что мы можем сделать? – тут же спрашивает Нино, тогда как Адриан согласно кивает.       – Не знаю… – вздыхает Алья. – Я собираюсь побольше разузнать о парне, с которым она встречается… Может, она даже согласится рассказать мне о том, что происходит между ними. А если она будет продолжать отказываться говорить со мной, я перейду к следующему этапу.       Алья резко выпрямляется. Беспокойство на ее лице сменяется неумолимым гневом, а взгляд сверкает решимостью, от которой ее друзей пробирает дрожь.       – И для этого типа лучше, чтобы она бросила его раньше, чем я узнаю, кто он, – заключает она полным угрозы тоном. – Поскольку в противном случае, клянусь, я заставлю его заплатить за всё, что он с ней сделал. Очень, очень, ОЧЕНЬ дорого.