Синяки

      Алья решительно настроена помочь Маринетт.       Ситуация серьезная. Слишком, слишком серьезная, чтобы она сидела сложа руки. Конечно, синяки Маринетт такие легкие, что речь скорее идет о чересчур сильно сжатой руке, чем об ударе. Но это уже много. СЛИШКОМ много. Алья не выносит насилия, но сейчас, если бы она поймала того, кто посягает на ее подругу, она, не колеблясь, воздала бы ему за всё сторицей.       Алья решительно настроена помочь Маринетт. Согласна та или нет.       Но, увы, гораздо проще сказать, чем сделать.       Она не знает даже имени таинственного незнакомца, который завладел сердцем подруги, а без дополнительной информации она в тупике. Короткий разговор с родителями Маринетт подтверждает, что они не в курсе личной жизни дочери, и Алья не может продолжать расспросы, не вызвав подозрений.       Мгновение она всё-таки рассматривала возможность поговорить с Томом и Сабиной о Маринетт и о насилии, которому та подвергается.       Увы, она слишком хорошо знает подругу. Маринетт – самая восхитительная девушка на свете, но с ее личной жизнью не шутят. Алья точно знает, что, если вздумает ввести ее родителей в курс дела, тут же навлечет на себя молнии.       Если она посчитает необходимым, Алья всё же поговорит с ними без малейшего колебания.       Но пока она думает, что еще есть время.       Маринетт не выглядит находящейся в критической ситуации. Напротив – если бы не тревожные отметины, покрывающие ее кожу, Алья даже сказала бы, что подруга расцвела, как никогда. Насчет родителей она посмотрит позже. На данный момент ее главная задача – попытаться самой вырвать Маринетт из пагубных отношений.       – Маринетт, – невинно замечает она, – как, говоришь, зовут твоего парня?       Подруга тут же бросает на нее подозрительный взгляд и, наконец, отвечает:       – Я ничего тебе не говорила.       – Но почемууууу? – стонет Алья. – Маринетт, ты не говоришь о нем абсолютно ничего. Не показываешь мне фотографий, даже не говоришь, сколько ему лет… Мы же подруги, разве нет? Почему ты не рассказываешь мне о нем?       – Я тебе уже говорила, – вздыхает Маринетт, явно решившая игнорировать ее жалобы. – Это сложно…       – Что тут такого сложного? – настаивает Алья, наклоняясь к ней. – Маринетт, ты знаешь, что можешь мне доверять. Можешь всё мне рассказать. Клянусь, я никому не скажу.       – Знаю, знаю, – отвечает Маринетт, пожимая плечами. – Просто… Алья, мне жаль.       Удобно усевшись на вершине крыши, Ледибаг рассеянно созерцает расстилающийся у ее ног город.       Солнце лениво садится над столицей, украшая ее золотыми отблесками и придавая домам, которые вырисовываются на горизонте, вид сверкающей короны. Улицы внизу всё еще оживленно кишат. В воздух поднимается гул моторов, а пешеходы торопливо шагают по улицам, даже и не подозревая, что их героиня находится так близко.       Но и подняв голову, они не смогли бы ее заметить. Ледибаг благоразумно выбрала себе насест, остановившись на месте, откуда она могла бы оглядывать окрестности, спокойно оставаясь вне поля зрения.       Ледибаг испускает раздраженный вздох, машинально постукивая пальцами по ноге. Она устала лгать Алье. Устала без конца уклоняться от ее вопросов, устала от напряженности, которая царит между ними уже некоторое время. Она хотела бы иметь возможность свободно говорить с подругой о своей личной жизни, как любая другая девушка.       Но она не любая другая, и человек, с которым она встречается, настолько же, как она, выбивается из обычного.       Ледибаг вдруг вскидывает голову. Она услышала что-то позади. Легкий шорох от того, что кто-то мягко приземлился на шифер, а потом звук медленно приближающихся шагов. И в ее поле зрения появляется рука в перчатке, чтобы осторожно коснуться ее щеки.       Ледибаг не может не улыбнуться на это нежное прикосновение, которого ей так не хватало весь длинный день.       – Добрый вечер, моя Леди, – мягко мурлычет Черный Кот.       – Добрый вечер, Кот, – отвечает она, поднимая к нему голову.       Черный Кот наклоняется к ней, чтобы оставить на губах легкий поцелуй, а потом садится рядом. Плавным привычным жестом он обнимает ее за талию и нежно притягивает к себе. Ледибаг опускает голову на плечо Кота, немного ерзает, чтобы лучше свернуться рядом с ним, и тихонько удовлетворенно вздыхает.       Уже несколько месяцев эта нежная физическая близость между ними не представляет собой ничего необычного, но каждый раз Ледибаг чувствует пробегающую по позвоночнику восхитительную дрожь. Она не сразу дала шанс напарнику, но ни капли об этом не сожалеет.       Черный Кот заключает в себе всё, на что она могла надеяться, и даже больше.       Он ее напарник и лучший друг. Тот, кому она абсолютно доверяет; тот, кто выучил ее наизусть, даже не зная ее имени.       Тот, кто заставляет ее смеяться. Улыбаться.       Тот, кого она могла бы целовать, пока не начнет задыхаться, и просить еще.       В радостях и в невзгодах этот парень решительно стал центром ее вселенной. Он понемногу проник в ее сердце, вопреки всем страхам или колебаниям, которые могли у нее быть. Ледибаг ни мгновения не сомневается, что отношения с Черным Котом – лучшее, что с ней когда-либо случалось. Он вызывает у нее чувство принадлежности чему-то большему, чем она сама, ощущение, что она нашла свое место в мире.       Он делает ее счастливой. Просто-напросто.       – У тебя был хороший день? – спрашивает Черный Кот, наклоняясь к ней, чтобы нежно поцеловать в висок.       – Ну, так, – устало отвечает Ледибаг.       Черный Кот почти неощутимо вздрагивает, и Ледибаг чувствует, как в груди разливается волна нежности к напарнику.       За замашками фанфарона у этого парня прячется самая предупредительная личность, какая только может быть. Он всегда замечает, если у нее подавленное настроение – вопреки усилиям, которые она порой прикладывает, чтобы это скрыть, – и никогда не оставляет ее грустить, не испробовав все средства, чтобы вернуть ей улыбку.       Ледибаг с глубочайшей уверенностью знает, что он всегда будет рядом. Чтобы поддержать ее, подбодрить, быть опорой в малейшие мгновения слабости.       – Но стало гораздо лучше с тех пор, как ты здесь, – продолжает она с полной нежности улыбкой.       Черный Кот немедленно расслабляется. Его лицо освещается, а пронзительно зеленые глаза начинают искриться радостью.       – А у тебя? – спрашивает Ледибаг.       Кот мгновение колеблется.       – Тоже – так себе, – наконец, отвечает он и с лукавой улыбкой заключает: – Но стало гораздо лучше с тех пор, как ты здесь.       Ледибаг смеется, и хрустальный звук ее смеха приводит в восхищение ее напарника. С широкой улыбкой на губах она слегка поворачивается, чтобы быть лицом к Коту, обнимает его за шею и притягивает к себе, чтобы нежно поцеловать.       Все ее заботы, временно забытые, немедленно улетают.       У Ледибаг будет полно возможности подумать о трудностях с Альей позже. Сейчас она пользуется моментом, наслаждаясь нежными поцелуями с Черным Котом на крышах Парижа.       Проходят дни, и Алья отчаянно пытается разузнать побольше о таинственном парне, с которым встречается Маринетт.       Но напрасно.       К ее великому несчастью, лучшая подруга с таким упорством защищает свои секреты, с каким даже сама Алья не пытается их узнать. Маринетт избегает малейших вопросов, делает вид, будто ничего не понимает, сбегает, когда допросы становятся слишком настойчивыми.       А хуже всего, Алья с бессилием видит, как на руках подруги появляются новые синяки. Каждый раз она пытается добиться от Маринетт ясных и четких объяснений этим синякам. И каждый раз подруга выдает всё более и более абсурдные оправдания.       Однажды она поскользнулась на бутерброде.       В другой раз ударилась рукой о низкий столик.       Потом на нее упал больной голубь. Два раза.       Это слишком для Альи. Устав безрезультатно крутиться вокруг проблемы, она решает спросить подругу напрямую.       – Маринетт, твой парень бьет тебя? – без предисловий интересуется она.       Маринетт резко подпрыгивает. Удивление на ее лице не могло бы быть более очевидным, но оно быстро исчезает, уступая другому выражению. Маринетт хмурит брови, краснеет, а потом направляет на Алью сверкающий гневом взгляд.       – Что ты такое болтаешь? – глухо рычит она.       – Маринетт, – увещает Алья, мягко кладя ладонь на ее руку. – Я не слепая… Этот парень, о котором ты отказываешься рассказывать, эти синяки, для которых у тебя нет никаких объяснений… Может, ты и влюблена в него, но это ни в коем случае не оправдывает, что он…       – Он не бьет меня! – раздраженно восклицает Маринетт.       Алья с трудом сдерживает глубокий вздох.       Отрицание, конечно.       Она должна была этого ожидать, особенно когда речь о ее лучшей подруге.       Маринетт одновременно упряма, слишком милосердна и слишком оптимистична. А хуже всего, у нее есть досадная склонность терять всякий здравый смысл, когда она влюблена.       Опасный коктейль. Опасный для нее самой.       Тем хуже. Маринетт может прятать голову в песок сколько угодно, но она должна открыть глаза на ситуацию. И для этого у Альи есть план.       Адриан может только восхищаться упорством Альи.       Почти каждый день он слышит, как она расспрашивает Маринетт о парне, с которым та встречается. Иногда она задает прямые вопросы, спрашивая о имени и возрасте. В других случаях проявляет больше коварства – или тонкости, как она предпочитает говорить – и пытается вытянуть информацию обходными путями, в случайном разговоре, не имеющем к этому никакого отношения.       – Эй, а у исторички симпатичный новый цвет волос, – слышит он немного слишком воодушевленный, чтобы звучать естественно, голос Альи. – Я всегда обожала рыжие волосы. А ты, Маринетт?       Адриану даже не надо поворачиваться, чтобы догадаться, что происходит у него за спиной. Слыша молчание, которое служит ответом Маринетт, он без труда представляет, как та испепеляет взглядом лучшую подругу.       – Хорошая попытка, Алья, – наконец, устало парирует она. – Я не скажу тебе, рыжий он или нет.       В течение следующей недели Адриан замечает у Маринетт новые привычки. Она больше не остается поболтать с подругой наедине, но всегда устраивает, чтобы с ними был кто-то третий.       Эта стратегия, конечно, предназначена для избежания новых допросов и бесчисленных внушений. Вероятно, Маринетт надеется, что Алья не станет касаться темы ее таинственного молодого человека в присутствии других одноклассников.       Но она явно недооценила Алью.       Однажды в обеденный перерыв, когда Нино и Адриан едят в обществе подруг, Алья поворачивается к Маринетт.       – Послушай, – бросает она, – я знаю, ты не любишь, когда я затрагиваю эту тему, но думаю, что мы должны поговорить о твоем парне.       Маринетт тут же сильно краснеет. От смущения? От гнева? Адриан не мог бы сказать. Зато, учитывая едкий взгляд, который она бросает на Алью, у нее явно нет никаких сомнений в том, в каком направлении двигается разговор.       И ни малейшего желания его продолжать.       – А я думаю, что не следует особо о нем говорить, – возражает она почти злобно. – Кроме того, я уверена, это будет скучно Нино и Адриану, – и она указывает рукой на обоих мальчиков.       – Вовсе нет, – отвечает Алья, прежде чем друзья успевают открыть рот. – Кроме того, мы с ними уже говорили об этом.       – Алья! – возмущается Маринетт, краснея еще больше.       – Маринетт, – успокаивающим тоном говорит Алья. – Я думаю – МЫ думаем – что надо…       – Алья, – рычит Маринетт. – Сейчас не время.       – Знаю, ты отказываешься признавать, – невозмутимо продолжает Алья. – Но ты находишься в губительных отношениях. Ты не можешь позволять причинять тебе боль и не…       Маринетт сжимает кулаки, и Адриан инстинктивно немного отодвигается. Обычно его одноклассница – настоящее сосредоточие хорошего настроения и оптимизма. Всегда улыбающаяся девушка, чья радость жизни заразительна.       Но сейчас ее громадные лазурные глаза напоминают грозовое небо. Они темнеют, сверкают яростью, угрожают испепелить Алью на месте, если она осмелится произнести еще хоть слово. Со стиснутыми зубами и агрессивно вздернутым подбородком, Маринетт, кажется, готова превратиться в настоящую фурию.       – Алья, – отчеканивает она дрожащим от гнева голосом, – НИКТО не причиняет мне боль. И меньше всего ОН. Это недоразумение.       – Тогда откуда? – тут же отвечает ее подруга. – Откуда все эти синяки?       – Я тебе уже говорила, – вздыхает Маринетт. – Я просто…       – Неуклюжая? – договаривает Алья, осторожно приподняв бровь.       – ОЧЕНЬ неуклюжая! – подтверждает Маринетт, явно выведенная из себя. – Честное слово, Алья, доверяй мне хоть немного!       Алья на мгновение прерывается и испускает легкий вздох.       – Я очень хотела бы, – наконец, говорит она со страдальческим выражением на лице. – Но Маринетт… Почему ты никогда не говоришь мне точно, откуда эти синяки? И почему ты никогда не рассказываешь мне о своем парне, если между вами нет ничего странного?       Явно исчерпав аргументы, Маринетт открывает рот, закрывает его, снова открывает, снова закрывает, не произнеся ни слова.       Адриан, со своей стороны, сидит, онемев от удивления. Он ни разу еще не был свидетелем подобной перепалки между подругами и, честно говоря, не желает повторять этот опыт. Зато он серьезно начинает задаваться вопросом, не стоит ли немедленно вмешаться и попытаться урегулировать ситуацию.       В поисках одобрения он бросает на Нино короткий взгляд и вопросительно приподнимает бровь. На лице друга тут же появляется выражение ужаса. Явно поняв послание Адриана, Нино энергично мотает головой, приказывая ему не вмешиваться в ссору.       Пока Адриан готовится продолжить переговоры с помощью новых гримас и знаков бровями, Алья снова начинает говорить.       – Маринетт, – настаивает она, наклонившись к подруге. – Тебе нужна помощь…       – Мне. Не. Нужна. Помощь, – шипит Маринетт сквозь зубы. – И мой парень НИКОГДА не причинил бы мне боли, – ее взгляд сверкает от гнева. – Наоборот! Если бы ты знала, Алья… Это… Это самый чудесный на свете человек. Самый храбрый, самый необыкновенный… Это… Знаешь, я очень им восхищаюсь. Он в каком-то смысле мой герой, – она с нежностью улыбается. – Скорее я боюсь, что однажды он пострадает, пытаясь меня защитить, – добавляет она более мрачным тоном. – Не то чтобы я нуждалась в защите! Вовсе нет! Но он не причиняет мне боли, уверяю тебя.       – Маринетт… – обеспокоенно говорит Алья.       – Ладно, я больше не голодна! – внезапно восклицает ее подруга с явным желанием прекратить разговор.       Маринетт живо встает, хватает свой рюкзак и вешает на плечо.       – Воспользуюсь этим, чтобы доделать упражнения по математике, я не успела закончить их вчера, – продолжает она со слабой извиняющейся улыбкой, которая никого не убеждает. – До скорого!       Не отрывая взгляда от опустевшего стула Маринетт, Алья машинально крутит между пальцами карандаш. Звонок, возвещающий окончание занятий, едва успел замолкнуть, а подруга уже далеко. Она вскочила со стула, как срываются от стартовой колодки, пронеслась через несколько метров, отделявших ее от выхода из класса, и исчезла раньше, чем Алья успела сказать хоть слово.       Кто угодно на месте Альи уже, наверное, опустил бы руки. Особенно после фиаско, которым стал обед.       Но Алья упорная. Очень, очень, очень упорная.       Пусть Маринетт не желает слышать голос разума, Алья не собирается, ничего не предпринимая, позволять ей цепляться за потенциально опасные отношения. Во второй половине дня Алья долго размышляла. О своей лучшей подруге, о том, с кем она встречается, об этой ситуации, гораздо более тревожащей, чем хочет признавать Маринетт.       Она должна открыть подруге глаза. Заставить ее понять, что она непременно должна расстаться с этим парнем, пока события не приобрели драматический характер. И у нее есть еще один план. Но на этот раз ей непременно нужна посторонняя помощь.       – Эй, – внезапно бросает она двум соседям спереди. – У вас есть несколько свободных минут? Вы мне будете нужны кое для чего.