Pretty glasses

Сирены выли, аварийные лампы мигали, а Харлин хотелось лечь на пол и зажать уши руками. Она не могла найти себе места: тревога извещала о нападении кайдзю, а Ньют… Чертов Ньют, почему ему не сиделось в надежном Шаттердоме? Куда его понесло в эту жуткую ночь, почему именно сейчас? Все вопросы были риторическими и Квинзель вовсе не ждала на них ответов. Она только дошла до ЦУПа и пыталась узнать, чем могла бы быть полезной здесь и сейчас, не желая больше отсиживаться по кафетериям. К маршалу Пентекосту было не прорваться, зато доктор Готтлиб оказался тут как тут. И это было тем, что действительно встревожило Харлин. — Герман! — она быстро пересекла помещение, ловко лавируя между сотрудниками. — А где ваш коллега? — Простите, мэм? — Готтлиб слегка нервно улыбнулся. — О чем речь? — Ньют… Доктор Гейзлер сказал, что вы с ним… То есть, он и вы должны поехать в центр Гонконга, за какими-то редкими препаратами из кайдзю, чтобы… — Квинзель растерянно замолкла на половине реплики, уже понимая, что Ньютон ей солгал. — Насколько я знаю, он собирался найти этого человека, торговца частями кайдзю. Ньюту нужен новый мозг, так как старик Остроголов скончался после его… эксперимента, — Готтлиб нервно кашлянул и неловко переставил свою трость. — В городе есть некий Ганнибал Чоу, я боюсь, наш друг отправился не в центр, ведь такой бизнес ведут в самых темных местах. — Но кайдзю, — Харлин беспомощно огляделась. Рядом с Пентекостом она увидела Райли, Мако и семейство Хансенов. Хотелось бы ей стать на минуту пилотом, хотелось бы обрести хоть что-то, такое же быстрое в передвижении, как Егеря. — Их двое. Они приближаются к Гонконгу. — Это все известные факты, Харлин. Егеря должны справиться с ними обоими, нам, наверное, нечего бояться, — Готтлиб говорил с таким видом, будто бы сам не верил своим словам. Харлин на минуту отвернулась, боясь, что не сумеет удержать лицо. Внутри у нее все свербило и переворачивалось. Что происходит? Почему за несколько недель, большую часть из которых они даже не общались, Ньют Гейзлер успел вдруг так засесть в ее разуме и сердце? Она больше не следила за ним, как за любопытным экземпляром для своей практики. Нет. Она увидела его другим. Милым парнем, который помогает хромому коллеге носить поднос с едой в столовой. Хорошим специалистом, который настолько горит своими идеями, что рискует буквально всей своей жизнью, чтобы отвести опасность от родной планеты. Там, на лестнице, она увидела в нем… Это было глупо, но в тот ужасный вечер, когда братья Вай Тен пропали вместе с Егерем (их нашли через сутки, мертвыми, конечно же), именно тогда Харлин окончательно разглядела Ньюта — мужчину, защитника, даже немного рыцаря. Он был таким смешным, когда приносил ей теплую минералку, когда травил жутко нелепые и вовсе непонятные шутки, пока они на двоих пили крошечный запас виски из гладкой стальной фляжки. А теперь этот удивительно теплый для вечно мерзнущей Харлин человек где-то там, в городе, на который движутся два чудовища. Два чудовища, которых будет очень сложно остановить. Не в силах больше оставаться тут, в кризисном центре, Харлин развернулась на каблуках и отправилась прочь, покинув Германа Готтлиба. Она не слышала, как один из диспетчеров, стащив с себя наушники, закричал, обращаясь к Пентекосту: — Сэр, этого просто не может быть! Кайдзю Отачи словно… словно идет к какой-то цели! Герман, прекрасно слышавший этот возглас, вздрогнул. Кажется, он прекрасно понимал, что (точнее — кто) является целью огромного инопланетного ящера. — Черт тебя раздери, Ньютон, — пробормотал Готтлиб и, насколько ему позволяла больная нога, быстро заковылял прочь. Доктора Квинзель он нашел в ее кабинете. Она сидела, включив трансляцию новостей какого-то подпольного канала. Герман остановился на пороге, не решаясь переступить его. Наверное, Харлин не ждала гостей, пусть дверь и была открыта нараспашку. — Харлин, извините, — он постучал кулаком по створке. — Я, наверное, не обрадую вас, сейчас, но вы единственная, к кому я сейчас могу пойти. Квинзель повернулась к Готтлибу в своем вращающемся кресле. — Что такое, Герман? Что-то с Ньютоном? — Пока нет, — математик тревожно сдвинул брови. — Но, я боюсь, может случиться, — присев на тумбу для бумаг, стоящую аккурат у входа в кабинет, Готтлиб в сухих кратких нотах рассказал Харлин о том, что натворил Ньют в тот день, когда она обнаружила его в судорогах и полной прострации. Нужно было отдать Квинзель должное — ее нервозность куда-то делась, уступив место прохладной, почти безжизненной рассудительности. — Боюсь, Отачи ищет именно его, — вздохнув, Герман поднялся со своего неудобного места. — И нам нужно очень постараться, чтобы найти его раньше. Харлин больше не требовались слова. Она решительно стянула с плеч свой белый халат, собрала длинные белые кудри в тугой хвост и взяла свою сумочку. — Мы разберемся с этим, Герман. Никакая кайдзючная сука не посмеет встать между Харлин и Ньютоном. — Ты больной на всю голову, — у Ганнибала Чоу холодная рука и ее прикосновение к лицу очень неприятно Ньюту. Но этот Чоу такой… подавляющий, что Гейзлер не смеет пикнуть лишнего, когда торговец отталкивает доктора биологии прочь. Ньют закусывает губу и закусывает удила, не собираясь отступать от своих требований. — Мистер Чоу! — он бежит следом, насколько вообще может успеть. Но Ганнибал остается непреклонным. Он ругает Ньюта последними словами. — Это двусторонняя связь, придурок! — кричит высокий седой торговец. Из-за криков Чоу почти не слышно полупанических реплик его личного то ли ассистента, то ли черт весть какого еще прихлебалы и ему приходится повторить. От услышанного кровь стынет у Ньютона в жилах. Два кайдзю. Целых два. Теперь у него только один шанс — отсидеться в убежище, а потом… Два кайдзю! Два вспомогательных мозга, если Егеря удачно с ними разделаются! На минуту Ньют испытывает почти детскую радость. А потом его подхватывает паникующая толпа. За последние несколько часов Ньют натерпелся страху. Столько, сколько еще в жизни ему не приходилось испытывать. Все пережитые ужасы — средняя и старшая школа, буллинг в колледже, неловкие социальные ситуации и прочие конфузы — стали вдруг одной невнятной серой массой. Зато щелкающие над головой челюсти малыша-кайдзю были столь реальны и осязаемы, что Ньют едва не выкашлял легкие из-за резкого аммиачного запаха. Ему бы такой уверенности, сколько у Ганнибала Чоу, но где этот ваш Ганнибал? Ах да, его сожрал кайдзювский тугосеря, ура, мать вашу! Гейзлера до сих пор трясло так, словно он был камушком, попавшим в барабан стиральной машины. Не два, а три инопланетных чудовища. Какие потери понес Шаттердом? Живы ли Райли и Мако? Как там остальные пилоты? ТОК уже лишился «Багрового тайфуна» с китайчатами-тройняшками, потеря даже одного Егеря отзовется сильной брешью во всем этом проекте. Ньютон мог бы думать обо всем этом, но его мысли упорно сбивались на то, что мозг детеныша достаточно развит, чтобы войти с ним в дрифт, но для этого нужна такая куча аппаратуры… — Ньют! — Харлин выпрыгивает из фургона на ходу и бежит, расталкивая зевак, папарацци и охрану. — Ты жив, Ньют! — фурия в синем жакете сметает мокрого, едва живого Ньютона в охапку и сдавливает так, словно пытается выдавить из его тела остатки жизни. — Это, ну привет, — изрекает придавленный Ньютон. За спиной Харлин он замечает Германа и неловко машет тому наполовину свободной рукой. Квинзель, впрочем, уже через секунду умудряется устыдиться своей горячности, и с легким позором отступает назад. — Как ты тут? — спрашивает она, неловко натягивая рукава жакета на пальцы. — Ну так, — Ньют поправляет очки. — Потрепало нас немного. Какие новости у Шаттердом? Харлин жмет плечами. — Мы уехали до того, как Егерей доставили к Разлому. Ньют, мистер Готтлиб мне рассказал все про… Про твой дрифт с мозгом кайдзю Остроголова. Я считаю, что это очень опасно, — она сказала это таким строгим тоном, что Ньюта немного флешбекнуло в школьную юность. Немного, потому, что потом голос Харлин потеплел. — Но ты безумно храбрый. Только я хочу потом… ты позволишь мне провести пару тестов? Пожалуйста! — Мы это обсудим, — усмехнулся Гейзлер и внутренне ужаснулся сам себе. «Я что, флиртую?!» — промелькнула паническая мысль, промелькнула и была смыта волной безжалостной горечи от собственного бессилия. — Только толку от моей смелости, Харлин? Сейчас тут такой хороший образец погибает. Все на свалку истории. Харлин загадочно улыбалась, слушая, как сокрушается Ньютон. Она на минутку повернулась к Герману, который молча наблюдал за беседой пары, стоя чуть в стороне. — Мистер Готтлиб, я приведу фургон сюда, а вы поглядите за Ньютом, ладно? — Харлин дождалась ответного кивка и заспешила прочь, снова расталкивая толпу и демонстрируя охране свой бейдж сотрудника ТОК. — Привет, — сказал Ньютон. — Видишь, я нашел мозг кайдзю, — он обвел рукой все это великолепие. — Отачи-младший, надо же, — пробормотал Герман. — Какой интересный экземпляр. — Раньше не было кайдзю-самок, наверное, — Ньютон вздохнул. — Впрочем, мы ведь не заглядывали к ним в раздевалку. Беременных точно не было — Ганнибал бы такую сенсацию не пропустил. А теперь… Такой материал для изучения, Герман… — Знаешь, мы с Харлин привезли тебе кое-что, — произнес Готтлиб и впервые за долгое время улыбнулся, глядя, как к кайдзю подъезжает фургон из Шаттердома. Ньют все понял в первые секунды, даже до того, как Харлин вылезла из фургона — стоило ей открыть водительскую дверь, Гейзлер уже был там и ждал ее. — Мы привезли аппаратуру, — сказала она, закрывая дверцу. — Я знаю, — произнес Ньютон, сделав навстречу светлокудрой один маленький, но важный шаг. Он не помнил себя в этот конкретный момент, но помнил другие моменты до, когда думал, что вот-вот умрет. Нет, у Ньюта не проносилась вся жизнь перед глазами, он только поймал себя на том, что дико не хочет умирать вот так, наврав перед смертью Харлин и не увидев ее больше. Жизнь быстротечна — вот, что помогли понять Ньюту челюсти кайдзю, клацнувшие над его головой. Значит, терять время больше нельзя. Поэтому Ньют поцеловал Харлин — как будто с размаха, как будто с разбега. Отчаянно, жадно и быстро. Две секунды или четыре, эти ценные крохи времени утекают сквозь пальцы слишком скоро. Гейзлер успел пообещать себе, что потом обязательно распробует губы Доктора Блондинки на вкус. — Спасибо, — прошептал он прежде, чем разомкнуть объятия и помчаться разматывать провода и налаживать гигантские электроды. Пробегая мимо Готтлиба, Ньютон довольно ухмыляется. — Прости, старик, но тебя я целовать не буду. Но спасибо. Я тебе просто обязан по гроб жизни. — Это замечательно, Ньютон, — Герман поспешил следом за Гейзлером, насколько мог. — Хорошо, что ты это понимаешь. Пока вы миловались с доктором Квинзель… — Я просто поблагодарил ее! — Ага, так вот, пока ты ее благодарил, я связался с Шаттердомом. Радары засекли еще два кайдзю. Два, но не три, как я прогнозировал. — Все мы ошибаемся время от времени. Не расстраивайся. — Тут что-то не так. Я пока не знаю, что, но скоро буду знать. — Ладно, сообщи мне, как… — Я иду с тобой. — Что? — Иду с тобой. Подключи к дрифту и меня тоже. Рейнджеры ходят по двое в дрифт, всегда в связке. — Ты уверен? Герман Готтлиб еще никогда в жизни не был ни в чем так уверен. Он подтвердил свою решимость коротким кивком. Ньют глубоко вдохнул и протянул ему руку для пожатия. — Тогда скажи — мы его поимеем! — Мы его поимеем! — эхом откликнулся Готтлиб, неловко пожимая ньютонову ладонь.