***
Чем ближе к августу, тем больше времени Аэд проводил вне дома. Покуда студенты отдыхали от него на каникулах, сам профессор часто брал с собой в парк ноутбук, но вместо поиска информации в интернете или составлением учебного плана на будущий год поставил программу для записи музыки и старался что-нибудь сочинить. Чаще всего музыкальные эксперименты звучали похоже на скрипку, которой ему, видимо, не хватало, а запись не удовлетворяла, потому что он хмурился, но сочинять не переставал. Инис тоже ударилась в творчество, правда, не музыкальное, а в письменное. Идея зрела давно, но за всеми проблемами реализовать это никак не удавалось. Сейчас же, когда воцарились мир и покой, было самое время. Порой девушка выходила на природу вместе с бывшим мужем, но гораздо чаще сидела дома или выбиралась в библиотеку, когда нужны были кое-какие уточняющие детали, искать которые в интернете Инис посчитала профанацией. Можно, конечно, было спросить у Аэда, и даже нужно, но показывать работу ему она пока не хотела. По крайней мере, пока не будет написана хотя бы половина. А еще приближался день рождения Аэда, и Инис готовила подарок. Самостоятельно ей было его не достать, так что пришлось попросить помощи родителей. Отец охотно помог, радуясь тому, что Инис оживилась и уже стала почти прежней. Так что дня рождения мужа девушка ждала с особым нетерпением. Но дню рождению предшествовал Ламмас, который Аэд не мог пропустить ради приемной матери. И хотя он не видел Тальтиу, как и иных родственников и друзей, уже год, а первый срезанный сноп пшеницы было не достать, он все-таки с утра озадачился печеньем, похожим на то, какое пекли в замке, и ближе к полудню приготовил для них двоих. А ближе к вечеру в дверь постучали Элен и Дэни Лоренс — соседи вернулись от родственников, у которых жили все это время со дня апрельского урагана, пока в их квартире шел ремонт (порой изрядно мешавший другим жителям дома). Элен вручила Аэду коробку свежих водорослей, которые он, узнав о тогда еще предстоящем возвращении, просил привезти, чему тот был особенно рад. Желая поделиться этой радостью, Аэд предложил Инис устроить пикник как тогда, в июне, и пригласить заодно и соседей. Правда, кое-что радость подпортило, когда он позвонил миссис Харрис и другим знакомым, которых всегда навещал в Ламмас, и с сожалением извинился за то, что и в этом году, как и в прошлом, не сможет приехать. Инис, помогавшая ему в готовке, и помимо печенья организовавшая еще и другие вкусные вещи, разумеется, была не против, и обещала приготовить еще что-нибудь вкусное. Да и соседка обрадовалась и тоже вызвалась готовить. В общем, в этот раз еды было еще больше, отчего Инис веселилась и подтрунивала над бывшим мужем, который и в прошлый раз ворчал, а сейчас и вовсе за голову был готов схватиться. Впрочем, никто не лопнул и все остались довольны. А в его день рождения она со смущенной улыбкой вручила Аэду деревянный футляр со скрипкой. Инструмент не походил на современные новоделы, которые массово производят на фабриках. Это была ручная работа, причем древнего мастера. Лицевая поверхность светлого дерева не была гладкой, по ней шли узоры, в которых буквы огама сплетались с травяным орнаментом. Струны чуть отливали медью, а настроечные винты были сделаны из настоящей кости. Сам инструмент был удивительно легким и теплым на ощупь. Когда Аэд взял скрипку и понял, какой именно древний мастер сделал ее, то потерял всякий дар речи. Когда же сыграл несколько первых нот, то обомлел вовсе, услышав, как инструмент поет голосом Инис, ведь для струн Айргедмар взял ее волосы. Ни минуты ни медля, Аэд начал играть, и музыка вырвалась далеко за пределы дома, и соседям, прохожим — всем, кто слышал ее — в одно мгновение захотелось плакать от такой красоты и в иное — смеяться и танцевать. Плясать хотелось и самому скрипачу, и он, вспоминая, закружил вокруг милой возлюбленной, а музыка, что рождалась в тот день, шла от самого сердца, потому что никакие слова не могли выразить то, что желала душа. Вечером, когда на небе зажглись яркие звезды, во сне к прежнему летнему Королю пришла Эрин. О чем они говорили, в подробностях он не рассказывал, но сообщил, что Эрин, как и все, кого они знали, на них не в обиде и будет рада, если однажды они оба вернутся. Инис еще и не видела, как ее бывший муж плачет от счастья. А после того утра его волосы окончательно потеряли свою седину, вернув хоть и очень пока еще блеклый, но родной светлый цвет. Попросив Айргедмара сделать для Аэда скрипку, Инис сама не ожидала такого эффекта, но была счастлива. Это было достаточно и Аэду, и ей самой. С этими мыслями она встретила свой двадцатый день рождения. И уж этот день рождения не был омрачен ничем. Наоборот, он начался с того, что носа девушки коснулся очень вкусный аромат. Прямо на подушке, стоило открыть глаза, она увидела на художественно вырезанном листе (настоящем листе, не бумажном) фигурку из марципана, изображавшую маленькую знакомую птичку. Следующая фигурка — марципановая рысь — нашлась в шкафу, куда Инис полезла за свежим бельем. Третья — марципановый дрозд, поразительно похожий на «дядюшку Мара» — ждала в ванной на полке под зеркалом, четвертая — миниатюрная Бирог, но с крыльями феи — сидела на щетке для волос. А на кухне, где сладкоежку ждал завтрак, ее встретила целая «толпа» марципановых фигурок, среди которых она узнала ворониху-Этайн, добродушного пса-Киана, своих двух весьма недружелюбных к недругам собак, целую волчью стаю — семейство О’Доннелл, родственников Альдер и старшего из шаманов. Брес и Бригита выглядели темным и светлым языками пламени, формой похожие на них самих, ледяные же колдуны напоминали морозные вихри, а старший ведун отчего-то предстал в виде шишки из далеких сибирских лесов, которую легко можно было принять за настоящую, даром что каждая фигурка сверху была шоколадной. Как только девушка добралась до кухни, в квартиру вернулся Аэд, который, очевидно, отлучался. Пока Инис не успела заметить слишком много, он прошмыгнул в спальню, а затем возник в кухне, загораживая собой дверной проем. — Вот же, совсем чуть-чуть не успел, — сказал он, наблюдая за ней с любопытством. — С днем рождения, любимая. Сонная и счастливо улыбающаяся Инис обняла его и поцеловала в подбородок: — Не успел что? — ее лицо сияло таким детским восторгом, что и слов не требовалось, чтобы понять, как она рада. — Трудно не проснуться, когда по дому витают такие ароматы. Но как ты успел? — она снова поцеловала бывшего мужа, на этот раз в губы, и кивнула на стоящие на столе фигурки, к которым присоединились и найденные по дороге на кухню. — Спасибо, любимый… Это удивительный подарок. И как ты только так тихо и незаметно успел все сделать? — Старые привычки не так-то легко забыть: умелый воин должен уметь передвигаться бесшумно, — улыбался тот, целуя в ответ. — А не успел я вернуться до того, как ты проснулась, но теперь и неважно. Давай-ка за завтрак, потом увидишь, что еще я припрятал. — Воин ты мой, — Инис подарила бывшему мужу еще один поцелуй и подошла к столу, изнывая от любопытства, но прекрасно понимая, что спорить с ним бесполезно. Проще подчиниться и действительно позавтракать, чем затевать спор, упирая на то, что это ее день рождения и сегодня они могут пожить по ее правилам. А когда завтрак был закончен (ни одну фигурку укусить Инис так и не решилась), девушка посмотрела на мужчину: — Теперь покажешь? — вся она прямо дышала нетерпением и любопытством. — Конечно, — он посторонился и пропустил ее в спальню. Когда она вошла, на постели ее встретило платье. Нежно-голубого цвета, невесомое и яркое, оно было сплетено из тончайшего ирландского кружева. На голубом фоне цепляло глаз немыслимое число деталей: расцветали стебли с листьями, трава и цветы, среди которых под воротом, чуть левее от центра лифа, чей силуэт будто обнимали и поддерживали изображенные ветви, пряталась птичка малиновка. Платье имело рукава, расширяющиеся к кистям, узорчатый пояс, неотделимый от самого платья, и ажурный подол чуть ниже колена, где трав и цветов было больше. Подкладкой служила легкая приятная ткань, похожая на шелк, но еще более незаметная и удобная, под ней тело дышало, и платье ни в чем не мешало хозяйке. При виде такой красоты Инис аж задохнулась от восторга. Не в силах вымолвить ни слова, она с потрясенным и совершенно счастливым лицом подошла к платью, села рядом и стала гладить осторожно, трогая каждую веточку, каждую травинку, почти что не дыша. И только когда все платье было общупано и обласкано, как ладонями, так и взглядом, Инис повернулась к Аэду и прошептала: — Спасибо, любимый… Оно словно из сказки вышло… — девушка снова посмотрела на платье, а потом кинулась к мужчине, благодарно его обнимая и целуя, куда попало, от переизбытка чувств. — Моей работы здесь немного, все важное сделали мои матери и Бригита. Я только придумал, как это все должно выглядеть вместе, — сказал Аэд, покружив именинницу по комнате. — Давай, примерь его. Надо же выяснить, угадал ли я с фасоном. — И все равно, — Инис еще раз поцеловала мужчину и вновь вернулась к платью, — я уверена, что все ты угадал верно, — девушка сняла свое и осторожно взялась за новое, переодеваясь в него. Село платье как влитое, идеально подойдя и по размеру, и по фасону. Но оно и не удивительно, если придумал все муж, а сделали его матери и Бригита. Из их рук не могло выйти ничего дурного. — И как я выгляжу? — Инис счастливо рассмеялась и закружилась по комнате, раскинув руки и сияя. Легкое кружево, словно крылья, взлетело вместе с ней. — Лучше и придумать нельзя. Погоди, надо показать мастерицам, — взяв со стола смартфон, он принялся ходить вокруг девушки, фотографируя с разных ракурсов, потом показал: — Смотри, какая красавица! Они будут рады, — и отправил фотографии адресатам. Показал ей флакончик с золотистой жидкостью, который поставил на стол: — Брес донес до Этайн, что я молодею, и она прислала подспорье, пока я сам не могу менять внешний возраст. Признаться, что думал об этом, так что она позаботилась своевременно. — Хорошо, что у нас такая родня и такие друзья, — Инис обняла бывшего мужа и прижалась щекой к его плечу, — и хорошо, что у меня есть ты, — она закрыла глаза и тихо всхлипнула, а потом мотнула головой. — Нет, сегодня я даже от счастья плакать не буду, — Инис снова поцеловала Аэда и улыбнулась. — Спасибо за подарок, любимый. Лучше и придумать нельзя. — Я очень рад, что тебе пришлось по душе, — он был искренне рад за нее и радовался вместе с ней.***
Наступила осень, начался очередной учебный год. Аэд вновь исполнил угрозу и, поскольку Инис и в самом деле перевелась на очное обучение, стал преподавать ей грамматику испанского языка. Ее новые друзья-студенты сочувствовали ей, потому что профессор Маккейн не делал различий между «родственницей» и молодежью, слушавшей курс, а в требовательности превосходил любого преподавателя Тринити. В начале октября Инис отправилась в Испанию, чтобы два с половиной месяца учить язык там, а за три дня до Самайна в Валенсию, где она находилась, прибыл Аэд, взявший отпуск на все положенные законом четыре недели в год. В перерывах между делами они исследовали всю страну, и Аэд рассказывал об истории взаимоотношений двух стран, заодно показал места, где высадились последние правители свободной Ирландии, среди которых был и отец Айвэна, последовавший совету, полученному от «правителей Сида» четыреста лет назад. Йоль они встретили уже дома. Инис сама сделала традиционный венок, украсив его красными лентами и свечами, и приготовила праздничный стол, за которым в этот раз они снова сидели вдвоем. Хотя для Дэни и его матери подарки тоже были готовы, вручать их она собиралась после Рождества. Ночью же, когда Этайн — новая Королева — давала жизнь Солнцу, они с Аэдом сидели, обнявшись, и ждали. Мысленно Инис желала бывшей свекрови легкого разрешения от бремени и испытывала чувство стыда за то, что не сдержала свое обещание и той снова пришлось стать заменой. Но с другой стороны, роль летнего Короля исполнял ее муж вместо сына, а сын был жив и здоров. И, наверное, раз Этайн приложила руку к чудесному платью, то она и не сердилась на Инис. За Йолем пришли и другие праздники, которые они с Аэдом отмечали по-своему, но неизменно, соблюдая все традиции Колеса. Аэд продолжал молодеть, из-за чего скрывал свой возраст уже постоянно, чтобы и соседи ни о чем не догадались. Инис дописала свою историю и дала прочитать ее бывшему мужу. И он занялся этим с таким основательным старанием, что девушка готова была отнять у него рукопись, которая с каждой прочитанной страницей пестрела все большими правками: Аэд оказался очень придирчивым критиком, который некоторые моменты и вовсе заставил исправлять. Но, положа руку на сердце, с этими правками действительно все стало лучше. К тому же придирчивый критик браковал не столько историю, сколько недостаток подробностей, которые его память хранила. Правда, имелись в книге и пустые места, чьих событий ни Аэд, ни Инис не помнили — речь шла о том самом путешествии в прошлое и встрече с Дехтире. Правда, однажды, перед Имболком, когда Аэд перечитывал спорное место и раздумывал, чем заполнить пробел, в квартире возник Брес, который сказал, что может открыть эту тайну, хотя утаили ее ради них же обоих. Инис подумала и согласилась: пусть Брес восполнит тот пробел, хотя слушать ту историю было достаточно тяжело. Она снова почувствовала себя виноватой оттого, что не сумела сдержаться и все испортила. В остальном же «братец», хоть и в привычной язвительной и насмешливой манере, выразил свое удовольствие от написанного, а еще попросил несколько глав для Бригиты — порадовать на день рождения. Инис просияла и, разумеется, дала. А потом до поры до времени она убрала рукопись в стол, дописывая то, что случалось дальше, после чего вновь стала уделять все свое внимание только учебе, подработкам и бывшему мужу. За Имболком пришла Остара, после которой ночь начала уступать дню. Помня великолепный музыкальный концерт два года назад, Аэд упросил Инис отправиться в парк, где долго играл на подаренной скрипке, а прохожие танцевали. Потом он завел длинный прекрасный мотив и предложил девушке пройтись танцующим шагом по парку, как когда-то она шла на прогулке Королевы. Цветы, конечно, под ее ногами не распустились, но представление понравилось всем. Теперь Аэду можно было дать не больше сорока лет, но об этом знала лишь Инис, которая дома видела его таким, каким он и был. С приближением Бельтана он стал задумчив и часто поглядывал на бывшую жену, размышляя о чем-то. Эти поглядывания не несли в себе ни малейшей печали, хотя мотивы не проясняли. Инис видела эти взгляды, но ничего не спрашивала и не требовала ответов. Во-первых, это было бесполезно, а во-вторых, все равно муж все сам расскажет. К тому же она вновь сосредоточилась на учебе и предстоящим экзаменам, поскольку требовательным был не только сам Аэд, но и другие преподаватели, часть из которых читали ей онлайн-лекции. Причем ее «болезнь» их ничуть не смягчала: раз Инис рискнула выйти на очное обучение, значит, все не так плохо. Кое-кто из не дружелюбных сокурсников шептал за спиной, что профессор Маккейн явно ей помогает и подыгрывает, потом выяснилось, что те, кто слухи и распускал, сами провалились и сплетничали не только о ней. Накануне Бельтана те же самые друзья-приятели, с которыми Инис познакомилась в первый день во время поисков бывшего мужа, принялись зазывать пойти с ними в паб, где обещали не только море пива, но и песни и танцы по случаю мая, где выберут самую красивую девушку и назовут королевой. Причем зазывали не в какой-нибудь рядовой паб, а в «Медную голову» — старейший во всем Дублине, а то и в Ирландии. Но Инис отказалась без сожалений и раздумий. Может быть, ей и хотелось бы посидеть в пабе, но это можно было сделать в любой другой день. А Бельтан для нее был куда более личным праздником, провести его хотелось с Аэдом, а не с друзьями, так что домой она вернулась в срок, по дороге завернув только в супермаркет и купив вина и фруктов. А еще она могла надеть свое голубое платье и порадовать этим видом и себя, и Аэда. Оказалось, что тот каким-то образом прознал о разговоре с приятелями, потому как, первым делом оценив, как замечательно она смотрится в этом платье, вторым делом сказал: — Давай сходим в «Медную голову» ненадолго. Выборы майской королевы — это очень важно, ты помнишь? А потом, еще и полночь не грянет, мы убежим и побудем вдвоем. — Ты уверен? — Инис передала ему пакет. — Я не собиралась никуда идти, вот, даже вино и фрукты купила. Но если ты хочешь, то давай сходим. Посмотрим на выборы, интересно будет на это со стороны взглянуть. — Мне думается, что мы не пожалеем об этом, — ответил Аэд, забирая пакет. — А это пригодится нам позже. «Медная голова» находилась на берегу реки Лиффи, в паре десятков ходьбы от Тринити-колледжа и в десяти — от квартиры. Видное со стороны улицы «Нижний мост», ведущей, собственно, прямо к мосту, маленькое каменное одноэтажное здание с зубцами на крыше и выкрашенный в белое г-образный дом в три этажа по-соседству, на стене которого живописно изобразили стилизованный свиток с названием заведения, скрывали за собой прямоугольный двор, через которые можно было попасть через старинный длинный проход под упомянутыми выше зубцами. Стоило ступить под каменный свод, как асфальт сменялся каменной мостовой, хотя по стенам висели современные доски, испещренные рисунками и рекламными надписями. Во дворе, уставленными бочками, слева от входа расположилась открытая терраса под крышей, где стояли тяжелые столы и стулья. Та часть постройки с зубцами, которую не занимал проход, имела стену и два окна, выходящие на улицу, но не имела четвертой стены — и там разместили музыкантов одной из местных дублинских групп, по случаю кануна майского дня одевшись в зеленое. Алые двери напротив, ведущие в отель при пабе, были распахнуты настежь, как и крепкие двери справа, через которые люди сновали со двора в собственно паб. Повсюду: на стенах, стойках, столах — развесили и расставили живые цветы, а девушки-официантки нарядились как феи. — Инис! — неведомо как вошедших заметили приятели девушки. Они замахали и позвали за стол, где уже распивали первый круг пинт. Аэда, конечно, они не узнали, хотя он и напомнил им кого-то, кто на память упрямо не приходил, но встретили по-умолчанию дружелюбно и обоим немедленно заказали по пинте. — Мы рады, что ты передумала, — заявил один из них, тот, что считал себя знатоком пледов. — Познакомишь нас со своим другом? — Меня уговорили, — Инис смущенно улыбнулась, посмотрела на Аэда и вздрогнула, только сейчас обратив внимание на то, что выглядит он иначе. — Знакомьтесь, это Аэд, — девушка, тем не менее, взяла себя в руки и вновь улыбнулась, — а это Лукас, — говоривший ранее приветливо помахал рукой, — Энни, Майкл, Адам, Рейчел и Кейли. Каждый из представленных весело салютовал кружками, а сходству имен друга Инис с ее же родственником-профессором никто не удивился, хотя Аэд — редкое и древнее имя, но на фоне моды на все кельтское не такое уж непривычное. Зато в компанию их приняли с распростертыми объятиями, освободив достаточно места. Инис сразу втянули в разговор девчонки, восхищаясь платьем. Тему девушка охотно поддерживала, но на Аэда то и дело бросала чуть тревожные и любопытные взгляды. Немудрено: теперь ему едва ли можно было дать тридцать, и не было ясно, повинно ли в перемене волшебное зелье Этайн или же он помолодел сам — раньше, чем закончился очередной фестиваль. Он вел себя с каждым одинаково ровно, весело болтал, обсуждая все что угодно, смеялся вместе со всеми. По заведенному обычаю, когда в пабе собирается компания, каждый проставляется за всех по очереди, так что каждый платит лишь раз, но получает столько же, как если бы платил сам за каждую пинту, и все пьют на равных: никто не остается в обиде, но никто и увернуться не может — да и кто бы хотел? Около восьми часов вечера хозяева паба всех позвали во двор, где гостей ждали танцы, соревнования, а самое главное — выборы королевы. Всех претенденток собрали на середине двора, и Аэд ничтоже сумняшеся выпихнул Инис, на ее взгляд ответим лукавым и хитрым своим. Девушек попросили сыграть в известную игру «лишний стул», каждый из которых украсили разноцветными лентами, только в финале, когда девушек оставалось лишь двое, победить должна была та, которая успеет усадить на стул парня, а сама усядется к нему на колени. Инис, хоть и мерила Аэда возмущенным взглядом (что он еще удумал, выталкивая ее на это дурацкое состязание?), но быстро втянулась в эту не менее дурацкую охоту за стульями. В конечном итоге после метаний под задорную музыку и выкрики из толпы осталось только две девушки — сама Инис и еще одна, незнакомая, поглядывающая на соперницу весело и задорно. Инис тоже улыбнулась ей в ответ. Зрители и вовсе не думали ни о чем, кроме самого развлечения, музыканты же играли все быстрей и быстрей — а соперница уже высматривала в толпе парня, которого готовилась выдернуть и усадить на последний оставшийся стул. Инис точно знала, кого будет выдергивать, а потому даже не сомневалась и по сторонам не смотрела, сосредоточив свой взгляд на бывшем муже. Сам вытолкал ее, так пусть теперь отдувается. И когда задорная музыка смолкла, давая отмашку, девушка опрометью метнулась к мужчине, ухватила его за руку, с триумфом усадила на стул и плюхнулась на колени ему сама за пару мгновений до соперницы. Зрители взорвались радостными криками и аплодисментами, а смущенная Инис уткнулась лицом в плечо Аэду. Он же ее обнял за плечи и при всех крепко поцеловал. — У нас есть королева! — закричали ирландцы и пустили по кругу полные кружки пива, а новоявленной королеве возложили на голову цветочный венок, сплетенный вокруг картонной короны, на которой было написано название старейшего паба. После «выборов» все пустились в пляс под веселые рилы, хватая за руки ближайших соседей, собирая не то хороводы, не то живые «змейки», вившиеся по двору и по первому этажу каждого из трех баров. Когда хороводили, то вились вокруг «королевы», когда шли «змейкой», то возглавляли ее самые смелые — это оказались приятели Инис, шумевшие громче всех. Когда же и танцевать, и хороводить устали, а на улице вовсе стемнело, всюду погасили электрический свет и зажгли настоящие свечи. Гости расселись кто где, передавая друг другу тарелки с праздничным ужином, а в центр двора, к жаровне, которая заменяла костер, выступил старый ирландец, который начал рассказывать одну из древних историй. — Мне это все напоминает тот, первый Бельтан, — шепнула на ухо Аэду раскрасневшаяся «королева». И хотя она не собиралась высовываться, удовольствие от победы Инис получила и сейчас млела, прижимаясь к груди мужчины и слушая рассказчика. Не очень внимательно, впрочем, поскольку Аэд явно мог рассказать больше. — Люди помнят очень многое, даже если уверены, что все позабыли, — улыбнулся тот, держа девушку на коленях. Ему, впрочем, было интересно послушать, поскольку рассказывал тот старик о другом, старом Бельтане, когда девушки из одной ирландской деревни бегали на холм, где, по поверьям, жил незримый народ, и сколько бы ни предупреждали их не беспокоить незримых соседей, одна не послушалась и угодила под холм, где стала невестой местного короля. Лишь раз в году было позволено ей навестить родных, и она приносила им богатства из сида, даже спасала несколько раз родной дом от беды, но всегда возвращалась назад. Один человек (продолжался рассказ) узнал о ее красоте и захотел вызволить ее из неволи, для чего в следующий раз, когда девушка та вышла наружу, поднялся на холм и вырезал на стволе растущего там дерева крест. Он представился ей и назвался, объяснил, что узнал о ней, и предложил взять ее в жены. Девушка согласилась, а когда они отправились в церковь, то все, кто шел с ними, услышали грохот и вой с вершины холма. Закончил рассказ тот старик тем, что король и его подданные с тех пор долго не могли выйти наружу, а когда удалось — ушли и с тех пор о них никто больше не слышал. — На самом деле крест или крестное знамение противно ши потому, что раньше принявшие новую веру крестьяне обыкновенно таскали с собой железо, чтобы уберечься от фей, — объяснил на ухо спутнице Аэд. — Сама понимаешь: когда на тебя машут железным прутом, рисуя в воздухе крест, и восклицают «Изыди!» — поневоле станешь шарахаться и от обычных рисунков. Память-то остается жива. — Ага, это как с осиновым колом — проткнули им сердце, и все, объявили человека вампиром, помер же от осины, — тихо фыркнула Инис. История ей не особо понравилась, хотя бы потому, что она знала, что никого бы против воли уводить не стали. В ее понимании злодеем скорее был тот, кто забрал несчастную замуж. — Вообще твои истории мне нравятся больше, они достовернее, — девушка обвила шею бывшего мужа руками и чмокнула его в щеку. — Но эта вполне правдива, — Аэд хитро посмотрел на нее. — Рассказчик не знает, что людям простительно, однако увод прекрасных дев, подмена детей и похищение смертных к себе в слуги вполне в обычае Неблагого Двора. Благой тоже может держать людей у себя, но тех, кто попадает к ним сам и, очарованный музыкой фей, уходить-то не хочет. Гораздо чаще Благой Двор, напротив, награждает людей, ставших помощниками и защитниками от прочих смертных, и тогда такие люди, как говорят, расцветают, используя награду с умом. Другое дело, что о Неблагом Дворе лучше рассказывать зимой, а не летом. — Может быть, ты, юноша, расскажешь историю более подходящую, раз уж считаешь, что моя неуместна? — цепкие глаза старого ирландца вперились в светловолосого с отчетливым вызовом. Тот поднялся, ссадив Инис с колен, поклонился сказителю и произнес: — Не имел я в мыслях обидеть тебя, добрый старик. Мне же не пристало претендовать на твое место, а потому прости за невольное оскорбление. Этот ответ удивил и понравился старику, который, прищурившись, решил продолжить необычную беседу, тем более что звучала она на ирландском, который почти все, кто присутствовал в пабе, хоть и знали, но едва ли часто слышали после окончания школы (тем, кто гэльский не понимал, переводили). — Кто же ты, юноша, что мнит себя знатоком старины? — спросил сказитель, заметив, как всеобщее внимание обратилось на них обоих. — Я тот, кто пришел к огням Бельтана с закатом, и тот, кто покинет их еще до рассвета, — с улыбкой ответил Аэд, догадавшись, что перед ним не такой уж не сведущий человек. — Я тот, кто уходит с наступлением тьмы и кто возвращается вместе со светом. Я тот, кто слушает предания старины, держа на коленях самую прекрасную деву, — он легко и светло посмотрел на Инис — и каждый взглянул на нее. — Свет и тьма идут друг за другом, как сменяют друг друга день и ночь, — продолжил старик. — Сейчас ночь умалилась, уступая правление дню. — Но затем день умалится и поклонится ночи, — добавил Аэд, смотря на него не менее пристально. — Это верно так же, как то, что за летом следует зима, а за зимой всегда приходит весна. — Которая сменяется летом, а лето — зимой, — старик кивнул, удовлетворенный и этим ответом. — И так будет всегда, покуда существует Ирландия. — Потому что именно здесь, по древней земле Эйрэ, катится колесо, что отмечает течение жизни, — закончил Аэд и широко улыбнулся. — Выпьем за то, чтобы оно никогда не остановилось! — воскликнул сказитель, и мало что понявшие зрители осознали одно, что всегда находит отклик в сердце любого ирландца: взмахнули кружками с пивом и осушили их залпом. — Догадалась, кто это был? — шепнул возлюбленной Аэд, прижав к себе Инис и поцеловав ее еще раз. — Нет, — честно помотала головой Инис, после того, как поцелуй прекратился, а те, кто на него обратил внимание, перестали одобрительно свистеть. — А кто? — внимание, которым их одаривали, снова смущало, потому что сейчас они с Аэдом были всего лишь людьми. А еще потому, что от друзей обязательно последуют расспросы, ибо про «жениха», с которым она не может часто видеться, они знали. А теперь знали, как этот единственный и любимый выглядит. — Но, кажется, все в восторге от вашей беседы. — Неужели ты не узнала, о чем мы говорили? Ночь и день, склоняющиеся друг перед другом, смена сезонов, катящееся колесо… — перечисляя, он выглядел все веселее. — Вспомни: есть два дня в году, когда так говорят. И кто именно так говорит. — Это что, Брес? — Инис вздрогнула и неверяще уставилась на сказителя. Первый раз она видела «брата» таким старым. — Именно он, — кивнул Аэд, провожая взглядом темного «близнеца», который, осушив залпом пинту, прощался с гостями и хозяевами паба, направляясь к проходу с заполненного толпою двора. — И само его появление здесь, в эту ночь, да еще перед нами, говорит о том, что Бельтан нынче особенный. Как насчет того, чтобы убежать ото всех, как я обещал, до полуночи? — предложил девушке светловолосый минуту спустя. — Думаю, что никто не обидится. — Давай убежим! — согласилась Инис, тоже провожая названного брата взглядом. — Нас дома вино и фрукты ждут… — она улыбнулась и поцеловала мужа в щеку. Попрощавшись со студентами-приятелями, они покинули паб, где снова начались танцы, и поспешили домой. — Сегодня слишком хорошая ночь, чтобы сидеть дома. В Феникс-парке на берегу Лиффи есть чудесное место. Почему бы нам туда не отправиться? — перекладывая припасы из пакета в корзину, на дне которой очень кстати лежал плед, в который он завернул вино, Аэд поймал Инис за талию и, сняв с нее корону, положил рядом, на стол. — С тобой я готова хоть на край света! — смеясь, Инис обвила шею бывшего мужа руками и поцеловала в подбородок, заглядывая в глаза. — В парк, так в парк, проведем эту ночь на природе, — как тогда, когда они были Королем и Королевой и уединялись для подтверждения брака и клятв. От этой мысли в груди сладко заныло. И пусть сегодня все будет не так, но все равно Инис было очень радостно быть наедине с Аэдом. — Потратим на путешествие меньше часа, зато нас никто не увидит, — подхватив корзину, Аэд убедился, что соседи спят, после чего они с Инис спешно покинули квартиру (потому как не за чем соседям в двенадцатом часу ночи интересоваться, куда делся профессор Маккейн и почему его племянница куда-то спешит с незнакомым им парнем).***
По позднему времени стало гораздо меньше машин, хотя прохожих, наоборот, поприбавилось — сказывалась близость района Темпл-бара, да и Дублин, как известно, ночами не спит. В парке, куда они пришли спустя минут сорок, центральные ворота уже были закрыты, но нашлось немало лазеек пробраться туда, так что он показал девушке удобную дыру на месте двух отогнутых прутьев, залез сам, протащил корзину, дождался, пока Инис присоединится, и повел мимо высившейся слева колонны Веллингтона через луг вдоль Лиффи, набережную которой закрывали дорога, какие-то одноэтажные строения с заложенными окнами, явно необитаемые и неиспользуемые, редкие автобусные остановки и насыпь на каменной «подушке»-стене, окаймлявшей обочину. Все это осталось слева, потому что Аэд вел девушку дальше, мимо территорий яхт-клуба, к излучине Лиффи, где берег порос дикой травой и густыми деревьями и кустами. Над ними ярко светила луна и даже проглядывали среди крон звезды, и ни одной души не встречалось, как не было слышно и шелеста автомобильных шин, ибо кому понадобится ночью ехать через обширный, просторный и почти дикий природный парк? Инис чувствовала себя так, словно время повернулась вспять. И она снова та, кем была два года назад — околдованая внезапным замужеством и влюбленнностью девчонка, которая и знать ничего не знает о незримом мире. Эти ощущения заставляли хихикать всю дорогу. А когда они добрались до места, Инис не выдержала и рассмеялась: — Я словно снова из дома в Литу убегаю, — пояснила девушка, отсмеявшись. — Чудесные ощущения и чудные. И здесь так умиротворяюще тихо, просто благодать… — На этот раз мы убежали вместе, — Аэд подал ей руку, чтобы помочь спуститься по достаточно крутому склону к реке, не достигая воды, но останавливаясь возле трех растущих друг рядом с другом кустов. Оставив спутницу на минуту, он обошел всю эту группу, нашел подходящей и раздвинул ветви. — То, что надо. Замечательное место, — он улыбнулся и скрылся внутри, но буквально еще всего минуту спустя помог Инис попасть в укромное убежище и сесть там вместе с ним на расстеленный плед. — И это еще прекрасней, — через куст Инис пробиралась осторожно, чтобы не порвать платье, и когда они опустились на плед, перевела облегченно дух. — Напоминает ту беседку вокруг качелей… — девушка прижалась щекой к плечу Аэда, задумчиво улыбаясь. — И здесь нас точно никто не заметит, — обняв рукой Инис, свободной он дотянулся до корзины и подтащил ближе. А потом указал на небо над ними. — Смотри, сколько звезд. И каждая сияет и здесь, и везде. — Да, и так тепло, — Инис потерлась щекой о плечо бывшего мужа, разглядывая звездное небо. — И красиво, и странно думать, что с нашего первого Бельтана уже столько прошло времени и столько всего случилось. А они светят все так же. И будут светить, — девушка помолчала, вздохнула. — Ужас, мне в августе будет целый двадцать один год! — А мне исполнится тридцать, — хитро взглянул на девушку Аэд, разливая вино, и протянул ей бокал. Прищурясь, он кинул взгляд на напиток. — Надо же, два года прошло. — Тридцать? — развеселилась Инис, принимая бокал. — А по виду и не скажешь. А по паспорту? — девушка перестала смеяться, и серьезно кивнула. — Да, два года… Сложно поверить, да? И четвертый наш Бельтан… — Инис поцеловала бывшего мужа в щеку и отпила чуть-чуть вина. — А сколько скажешь по виду? — тут же спросил он. — Неужели все три с половиной тысячи лет? — чуть улыбнулся и сказал: — Это и есть по паспорту. Одному из. Не может же почтенному и невыносимому ворчуну профессору исполниться всего тридцать. — Я шучу, — улыбнулась Инис, — ты сейчас действительно сильно помолодел. Это потому что яд больше не отравляет тебя? — а вот при упоминании ворчуна-профессора девушка снова рассмеялась. — Кто бы мог подумать, что ты можешь быть таким грозным. — Ну, а как еще вдолбить знания в современную молодежь? — совершенно знакомым профессорским тоном возмутился Аэд и тоже рассмеялся. Немного задумался. — Я думаю, что дело не только в отсутствии яда. А в Колесе. — В Колесе? — удивленно посмотрела Инис. — Мы же вышли из мистерий, но, получается, ты продолжаешь быть с ним связан? — Каждый с ним связан, и оно катится неустанно, как день сменяет ночь, а зиму — лето. Именно об этом напомнил нам Брес там, в пабе, — сделав глоток, Аэд сел поудобнее, опираясь на вытянутые за спину руки. — Соблюдая правильный порядок, мы следуем течению жизни. Мы же почти весь год так или иначе соблюдали обычаи. Короли, Королева, их свита и Гончие — особенные персонажи, но любой из незримого народа вернет себе молодость и будет жить, не ведая смерти, если сам пожелает следовать кругу. — Тогда это замечательно, — Инис улыбнулась, — тогда давай соблюдать, чтобы ты и дальше был здоров и молодел, — она хотела добавить, что девчонкам он и так понравился, но удержалась и не стала портить момент. — Ты тоже не постареешь и будешь здоровой. Яблоко, помнишь? — Аэд притянул к себе Инис. — Скажи, ты придумала, как закончишь свою книгу? — Яблоко — помню, — Инис улыбнулась, обнимая Аэда в ответ. — Нет, не придумала, — она мотнула головой, — пока еще думаю. А что, у тебя есть идеи? — Не знаю, как насчет книги, но у меня есть идеи насчет нас самих, — он перевернулся и сел на колени перед девушкой, коснулся ладонью нежной щеки, смотря в глаза. — Я точно знаю, что не хочу, чтобы нас еще хоть что-то когда-нибудь разлучало. Потеряв тебя из-за собственной недальновидности, я отказался от себя самого и едва ли не натворил дел куда худших. Погоди, я знаю, что ты хочешь переубеждать, но не дам тебе извиняться, — он положил палец на губы Инис, не давая слова сказать. — Больше неважно то плохое, что у нас было: оно сделало нас мудрее, но не должно отравлять то, что имеем сейчас. Важно то хорошее, что мы сумели построить за минувший год. И то, что сможем построить, если на то будет твое желание, — он помолчал, все еще ей не позволяя вмешаться. Взглянул на звезды и черное небо, на зелень вокруг и вновь на лицо рыжей девушки. — Инис, я не могу передать словами, как рад, что ты вернулась ко мне. — А я рада, что ты принял меня и простил, — девушка улыбнулась, кладя свои ладони поверх его и чуть сжимая, — и что мы снова можем быть вместе. И я желаю строить наше будущее вместе с тобой. Потому что ты первый и единственный мужчина, которого я люблю, по-настоящему, со всеми твоими достоинствами и недостатками, темной и светлой половиной, со всем твоим прошлым. И мне не нужен никто другой и никогда не будет нужен, — Инис замолчала и выдохнула, смущенно улыбнувшись. — И если ты хочешь взять меня в жены в эту волшебную ночь Бельтана, то я стану твоей, любимый. — Если того хочешь ты, то я желаю того же, — Аэд подобрался к ней ближе, сидя напротив нее совсем рядом, едва ли не касаясь носом ее носа. — Ты простила меня и спасла, рискуя затеряться во времени, не отходила, я знаю, от постели и присматривала за мной, забывая о собственном сне. У каждого существуют как добрые, так и недобрые качества души, но мне кажется, что мы с тобой научились уживаться и с теми, и с другими. Я верю в то, что ты — моя обещанная Королева, неважно, в мистериях или вне их. Я знаю, что снова желаю взять тебя в жены — и не только на год и один день, — в ночном полумраке им было непросто смотреть друг на друга, но звезды ярко сияли, а луна стояла прямо над ними. Светловолосый мужчина взял девушку за руки и, глядя в зеленые глаза напротив своими медовыми, спокойно и ясно спросил: — Ты согласна стать снова моей, Инис О’Ши, возлюбленная моя, в священную ночь Бельтана? Супругой моей, верным другом, матерью наших детей? На день, на год — навсегда. Инис сначала побледнела, а потом разом вспыхнула от затопившего смущения и счастья. Это признание совсем не походило на то, которое звучало в их первый Бельтан. И от этого сердце заплакало от невообразимого счастья. — Да, Луг Самилданах, Аэд Маккейн, я согласна снова стать твоей, быть твоей супругой, верной подругой и в горе, и в радости, и стать матерью твоих детей, — голосок Инис ломался и прерывался, а горло перехватывало, но на мужа она смотрела прямо, лучащимися любовью и нежностью глазами. — А смерть не разлучит нас. Ничто не разлучит. Никто, — Аэд следил за каждым движением Инис, за тем, как широко раскрылись девичьи глаза, слушал, как дрожит ее голос. Затаившись и поймав ее в охапку, принялся расцеловывать милое лицо, зарываясь пальцами во взъерошенные рыжие волосы, непривычно короткие, несмотря на то, что они здорово отросли за последний год. — Не разлучит, никто и ничто, — согласилась Инис, целуя в ответ, обнимая и гладя плечи, лицо любимого, скользя пальцами по его груди. И, наверное, не было сейчас женщины счастливее ее на всем свете. Отставив корзинку в сторону, на траву под одним из окружавших кустов, он бережно уложил возлюбленную на плед и, вопросительно взглянув на нее, поддел подол тонкого кружевного платья. Луна бросала тени, но на дне медовых глаз Инис разглядела мелькнувшие язычки пламени — они исчезли, стоило мужчине моргнуть. Заметив, что возражений не следует (когда они следовали?), Аэд очень аккуратно выпутал Инис из ажурной сотканной красоты, осторожно сложил и положил поверх корзины, после чего стянул и белье и, оценив получившуюся картину, не выдержал и прильнул к двум волнительным холмикам, запустив ладонь между девичьих ног. Девушка выгнулась ему навстречу с тихим, сладостным стоном человека, который после долгого блуждания по пустыни нашел наконец источник воды. Но, пока разум не покинул ее окончательно, вспомнила кое-что и перехватила руку мужа, улыбнувшись нежно: — Я помню твой взгляд, когда я рассказывала о сыне… И тому Киарану было столько, как если бы мы зачали его сейчас. Потому прошу, любимый, не сдерживай себя, и, пусть мы немного сжульничали, заглянув в будущее, давай зачнем с тобой ребенка? — Инис вновь смущенно покраснела и нежно поцеловала мужа в губы. Взгляд Аэда, каким он уставился на нее, внимательно слушая, одновременно выражал удивление, радость и настороженную опаску, причина которой стала ясна, когда мужчина чуть отстранился: — Ты говорила, что хочешь повременить. Это было два года назад, но… Ты действительно этого хочешь и считаешь себя готовой к настоящему материнству? Не то что бы следующие девять месяцев будут отличаться от… — он резко сам себя оборвал, не желая вспоминать прошлую беременность Инис. — Прости, ты застала меня врасплох, — издал тихий смешок, вроде бы не серьезный — но она видела, с какой жаждой он терзает взглядом ее обнаженное тело и как сильно он напряжен. — Я действительно этого хочу, — Инис нежно погладила мужа по щеке, — и вижу, что этого хочешь ты. А значит, мы оба готовы. И если пройдем через все вместе, то справимся со всем. С воспитанием ребенка в том числе, — ведь дорос же этот самый ребенок до того, что сам женился. Значит, все у них действительно будет хорошо и это правильное решение. А если вдруг они где-то оступятся, то есть родные и друзья, которые помогут. — Раз ты уверена, то и я сомневаться не стану, — шорох ткани подсказал, что Аэд решил уравнять положение. Ласково поцеловав поочередно колени возлюбленной, он мягко развел их и опустился на Инис, занимая собой все поле ее зрения. Хотел было подразнить ее немного, помедлив, но в итоге не выдержал сам. В тот момент, когда их тела соединились, он замер, на пару мгновений переставая дышать, и выдохнул ей прямо в губы перед тем, как поймать своими губами и в объятиях крепко сжать: — Год и девять месяцев ты была не тронута мной, любимая. Но теперь я тебя не оставлю. Инис потянулась ему навстречу, жадно и жарко отвечая на поцелуй. Обнимая и раскрываясь навстречу, и то, что они сейчас решили, только подогревало, добавляя жара. — Не оставляй, никогда, — прошептала она в ответ, едва их губы разъединились, и тут же поцеловала его сама, качнув бедрами навстречу мужу. И была их близость в первую майскую ночь подобна заре после долгой полярной ночи, глотку воды из быстрого лесного ручья, шепоту деревьев в священной роще. Никогда до сих пор Инис, знавшая, как Аэд был нежен с ней, не испытывала столь внимательной заботы, столь чувственных ласк, столь всесокрушающей радости плоти, как в ясную ночь того года Бельтана. Молодой и прекрасный, ее муж был с ней рядом каждую минуту, каждое мгновение бесконечного счастья, которое жарким пламенем омывало переплетенные любовным союзом тела, поднималось из самых глубин естества, щедро питающего и само пьющее из источника удовольствия, что познать дано лишь двоим. В этот раз пламя опаляло особенно горячо, оставляя раскаленный след снаружи и изнутри, лишая сил и придавая новые. И когда сладкое пламя охватило целиком, лишая возможности, да и желания, сопротивляться исступленному восторгу, сознание помутилось, полностью отдавшись страсти. Особенно жгло нутро девушки семя, которое в этот раз несло не только силу, но и новую жизнь. Ночь неторопливо шла на исход, и луна ушла за деревья, не тревожа уставших возлюбленных. Никем не узнанные, не разбуженные даже утренним пением птиц, они спали в объятиях друг друга, и теплый ветер первого утра мая служил для них одеялом. Выглянуло из-за горизонта и начало неспешный свой путь молодое солнце, чей луч пробрался сквозь зеленые ветви и коснулся супругов. Золотое сияние вспыхнуло на плече Аэда, той руки, что обнимала за талию Инис, пробежало по телу и озарило обоих, возвещая о вернувшейся силе ирландского бога. От волшебного света проснулась и Инис, сладко зевнула и, щурясь, посмотрела на мужа. Она давно не видела, как он светится под утренними лучами, и это зрелище наполнило душу радостью. Зашевелился, просыпаясь, Аэд, заметил, что она на него смотрит, улыбнулся и обнял ее крепче, продолжая отдыхать на нежной груди. КОНЕЦ