Круг Магов

      Вечером Ричард отправил Роланда домой, а сам, простившись с друзьями, отправился на одну из своих подработок. В этот день возня в книжном магазине потребовала от него чуть больше времени, чем обычно, поэтому, когда он выбрался оттуда, было уже темно, а в небесах висело темное пятно глыбы Тору, освещенное сиянием далеких планет. Прогуливаясь по Слепому Дракону, укутанному светом фонарей и немногих освещенных окон, он лениво рассматривал дома, фантазируя о том, как будет жить в одном из них; наблюдал за тем, как его горячее дыхание обращается в пар, прислушивался к скрипу снега под ногами, и чувствовал себя пусть и усталым, но весьма удовлетворенным собою и миром вокруг. Рука после укуса той дьявольской птицы еще болела, и, сняв повязку, он долго рассматривал свои руки, покрытые мозолями и синяками, в свете фонарей, пытался вытащить въевшуюся грязь из-под ногтей.       С зеленой завистью он думал, что другие люди, друзья, прохожие, брат, все они обладают тем, чего Ричард был лишен — его красотой, способностью любоваться его очарованием и наслаждаться его прелестью, и зависть к ним была в нем практически так же сильна, как и любовь к самому себе — вернее, конечно, к тому «себе», каким его знали другие, и каким ему не суждено было познать себя.       Глядя в зеркало, Ричард неизменно искал юношу, прекраснее которого не могло быть на свете, но, всякий раз видел что-то настолько жалкое и недостойное внимания, что порой трясся от желания себя покалечить, изрезать в кровь это уродливое, худое, серое тело, уставшее от тяжелой работы, голода и холода, с торчащими костями, с потускневшими кудрями и кровавыми ранами на обветренных губах. Как часто он умолял богов, чтобы с укреплением его способностей пришла возможность околдовать и собственный разум, предстать прекрасным принцем и перед самим собою тоже! Увидеть белые сияющие руки, которые столько женщин страстно целовали, увидеть тело, которым восхищались, которое так желали…       Многие говорили, что красота — это проклятие, но Ричард, тщеславный и самовлюбленный по сути своей, больше всего на свете обожал свою красоту.       Дома кругом становились все более заброшенными и пустыми, а скоро впереди появился черный образ стены, окружавшей квартал Горностаев; войдя в него, Ричард полной грудью вдохнул воздух этого заброшенного и всеми забытого места, чувствуя себя здесь если не королем, то уж точно феодалом, и с новыми силами собрался повернуть к дому — но услышал краем уха тяжелое дыхание где-то неподалеку.       Рука сама собою легла на рукоять меча, и ноги сами по себе ускорили свой шаг, но скоро Ричард понял, что все было бесполезно. Что-то шло за ним, довольно шумно и открыто ступая, но, оборачиваясь, он ничего позади себя не видел; тогда, устав от этой нелепой игры в кошки-мышки, в которой ему приходилось довольствоваться жалкой ролью добычи, он остановился, повернулся, обнажил меч и громко воскликнул:       — Немедленно покажись, ты, падаль!       И оно — что бы это ни было — показалось.       Гигантские крылья распахнулись, открыв чудовищное тело, и ночь озарилась ярким светом от его сияющих глаз. Огромная, почти с Ричарда размером, голова на бесконечно длинной шее наклонилась, почти касаясь подбородком земли, и круглые, слишком похожие на фонари, глаза уставились на него с гневом и злобой; из приоткрытой пасти несло гнилью и текла слюна, крупные, устремлявшиеся к небу черные рога напоминали деревья, а тело было так велико, что даже в свете этих глаз можно было разглядеть только шею и передние лапы, по размеру близкие к трехэтажным домам, а еще зубы, торчащие из смрадной пасти, словно уличные столбы.       Подобной… дряни Ричард не видел даже во снах.       Сжимая свой меч, он уже понимал, что для этой твари даже самый большой двуручный палаш будет все равно, что зубочистка, и терялся в догадках, откуда оно взялось в тихом Драконе и что ему может быть от него, Ричарда, нужно; а тварь, не теряя времени даром, подняла к небу свою лапищу с явным намерением раплющить светящуюся кудрявую букашку ею, и зарычала угрожающе.       Ричард красноречиво произнес:       — Вот черт.       И бросился наутек.       Лапа пролетела за его спиной, лишь по случайности не задев и не прихлопнув, ударив в спину поднятым потоком морозного воздуха; Ричард развернулся, в панике соображая, как с этой дрянью сражаться, и выставил вперед меч, хоть и понимал, что толку от него немного. Чудовище гневно зарычало и подняло лапу снова, а Ричард успел спросить себя, неужели у этой дряни нет больше никаких способностей, кроме умения махать своими лапами, и заодно удивился, почему его задняя часть, явно занимавшая несколько кварталов, не вызвала оживление в рядах их жителей и не наделала шуму. Собрав в кулак всю свою храбрость, он дождался удачного момента, когда лапа оказалась совсем рядом, запрыгнул на палец монстра и бросился бежать по нему вверх, к плечу, хоть чудовище и принялось трястись, стараясь сбросить назойливую вошь.       По сравнению с его размерами Ричард и в самом деле чувствовал себя какой-то плодовой мушкой на человеке, но желание выжить было в нем сильнее страха. Хотя несколько раз тело монстра уходило из-под ног, своими неловкими движениями гигант фактически подставлял себя под Ричарда и даже удобно подталкивал снизу, значительно ускоряя восхождение. Добравшись до плеча и лишь слегка задыхаясь от бега, Ричард оттолкнулся сам, подпрыгнул так высоко, что у самого дух захватило от страха, занес меч, зажмурился, и вонзил его прямо в чудовищный глаз-фонарь, радуясь тому, что из-за огромного размера глаза невозможно было промахнуться с одного удара. Меч вошел в глаз по самую рукоять.       Раздался нечеловеческий вопль, ручьем хлынула кровь, и вдруг чудовище испарилось, словно его вовсе и не было, а Ричард, оказавшийся в воздухе, отчаянно охнул и полетел вниз, успев осознать, что его песенка спета.       Когда до встречи с твердью земной оставалась всего пара мгновений, чьи-то руки вдруг подхватили его под мышки, дернули и подняли вверх, к небу, а воздух вокруг оказался полон белоснежных перьев. Где-то звякнул, упав, меч, голова закружилась, ноги на мгновение будто отнялись, и, когда неизвестный спаситель поставил его на землю, Ричард от неожиданности рухнул на колени, затравленно озираясь в повисшей кругом непроглядной тьме, пугаясь собственного учащенного сердцебиения. Где-то позади него зажегся свет, и стала видна земля, укрытая перьями; обернувшись, Ричард увидел позади себя Соусакану, и испуганно покраснел, ведь она была обнажена по пояс, но быстро позабыл об этом. Другое привлекло его куда больше: за спиной Соусаканы было видно два белоснежных крыла.       Немо разевая рот, он попытался что-то сказать или спросить, но не смог выдавить ни слова, только квакал, будто жаба; Соусакана, державшая на руке небольшое белое пламя, смотрела куда-то вперед, за его спину, и взгляд ее был так напряжен, что это напряжение передалось и ему. С трудом отведя взгляд от ярких крыльев, он тоже взглянул в темноту, но ничего не разглядел; тогда Соускана, обойдя его и вытянув вперед пылающую магией руку, разогнала тьму, и Ричарда сковал шок: там стояла Джули, с красным лицом и непривычной злобой в глазах, а под ней, на земле, лежал совершенно голый молодой парень, чуть слышно стонал и держался за лицо — его глаз явно истекал кровью — а к горлу его был приставлен меч Ричарда, который крепко держала Джули. Секундное оцепенение отхлынуло, Ричард вскочил и сделал несколько шагов к подруге, но Соусакана крылом преградила ему путь и воскликнула:       — Джули! В чем дело?       — В чем дело? — заикаясь от гнева, спросила та, продолжая крепко держать в руке меч, будто желая отрубить парню голову. — Это Даниэль де Роз!       Ричард знал, кому принадлежало это имя, но видел его будто впервые; Даниэль же, слегка поднявшись, удивленно взглянул вверх и попытался целым глазом рассмотреть девушку над собой:       — Джулиана…       — Что, твой одноклассник? — переспросила Соусакана, приближаясь — Ричард почувствовал, что боится остаться в темноте, и пошел за нею, как за источником света, более яркого, чем его собственный, — а куда делся тот монстр?       — Этот монстр пострашнее, — скрипя зубами, выдавила Джули. — Этот беспощаден…       Соусакана приблизилась, отвела руку с мечом, села на одно колено перед Даниэлем и сунула ему под нос пылающий огнем кулак, требуя:       — Ну-ка объясни, какого черта здесь случилось?!       Даниэль явно хотел ей ответить, но качнулся и упал без сознания. Ричард подумал о том, что домой он в этот день не попадет.       Соусакана сложила руки на груди, и ее белые крылья рассыпались на бесчисленное количество перьев, опавших на снег. Ричард хотел расспросить ее об этом, но чувствовал, что время не подходящее; Джули сняла с себя куртку и отдала наставнице, чтобы та не шокировала людей голой грудью, после чего, водрузив истекавшего кровью Даниэля на ее плечо, они дотащили его до ближайшей больницы, на ходу придумав, что понятия не имеют, какого черта с ним случилось, и просто встретили его голого и окровавленного посреди города. В больнице сказали, что время упущено, и глаз Даниэля потерян безвозвратно; Джули пробормотала, что так ему, подонку, и надо, Ричард спросил, не знают ли они с Соусаканой, что это было, и выяснил, что не знают. Сперва они хотели остаться и дождаться, пока Даниэль придет в себя, чтобы узнать все из первых рук, так сказать; но Соусакана напомнила, что одну дома ждет сестра, а другого — брат, и, условившись встретиться завтра здесь же, Джули и Ричард ушли, простившись с ней и почти не разговаривая друг с другом по пути.       В эту ночь они оба спали беспробудно.       На следующий день, что было неудивительно, Даниэль не появился в школе. Ричард ждал Джули у ворот Академии, чтобы вместе пойти в больницу, но она вышла не одна, а в сопровождении всех троих де Роз. Агнесса удивленно спросила, что случилось. Ричард начал:       — Вчера…       Но Джули резко перебила его, с улыбкой говоря:       — Вчера у нас возникли неотложные дела на сегодня, поэтому, ребята, не злитесь, мы придем чуть позже. Увидимся! Не съедайте всю еду, пожалуйста, позаботьтесь о товарищах!       И за руку увела Ричарда прочь.       Когда они остались более-менее наедине, он удивленно спросил:       — Почему ты не дала мне рассказать?       А Джули ответила со вздохом:       — Она и так достаточно ненавидит Даниэля, наверное.       — У нее есть причины!       — Но они же семья! Он ее брат!       — Такого брата и врагу не пожелаешь.       — Я знаю, — вздохнула Джули, — я очень хорошо это знаю, но не… но не стоит давать ей еще больше поводов его ненавидеть, понимаешь? Жить с ненавистью в сердце трудно. К тому же, мы толком не выяснили, что вчера произошло. Может, всему есть объяснение.       Ричард пожал плечами и махнул рукой. Что взять с этих женщин! Вечно готовы все простить и понять.       В больнице их встретила Соусакана, судя по всему, дежурившая там с самого утра, и сообщила, что Даниэль недавно пришел в себя.       — И уже успел подействовать мне на нервы, — добавила она. — Неприятный, неприятный парень.       Джули понимающе кивнула и прошла в палату.       Даниэль де Роз, в больничной пижаме, с белой повязкой на выколотом глазу, лежал в кровати, согнув одну ногу в колене и закинув сверху другую, лениво качая ею в воздухе, и, судя по его лицу, был очень недоволен. Ричард вошел следом за Джули, окинул его взглядом, и чуть слышно вздохнул. Даниэль среагировал:       — А! Это вы!       — Это мы, — бодрясь, ответила Джули, приближаясь к нему. — Мы пришли за ответом!       — Тогда вы не по адресу, — буркнул Даниэль. — От меня вы услышите только: «идите к черту».       — Даниэль, это серьезно!       — Джулиана, иди к черту.       — Даниэль, что было вчера?       — К черту-у, Джулиана.       — Ты, сволочь, — разозлилась Джули, — да ты хоть понимаешь, что ты натворил?! Я видела тебя голым!       — Экое чудо, я тоже видел! Хочешь взглянуть еще раз? — он подорвался на кровати и собирался стянуть с себя пижаму, но Ричард поспешно перегородил Джули собой и спокойно произнес:       — Сударь, вы подонок.       — А тебе, ублюдок, я в следующий раз все зубы повыбиваю, — во весь голос закричал Даниэль, — за то, что приставал к моей сестре!       Ричард и Джули вздрогнули, и он специально повернулся к ней, чтобы они смогли недоуменно переглянуться.       — Твоей сестре? Я ее не трогал!       — Да конечно, — Даниэль, словно обезумев, дернул простынь под собой, но она была крепко прикреплена к кровати завязками, — я сам видел, как ты прижался к ней сзади, урод, ей всего двенадцать лет!       Джули почувствовала, как в ее голове что-то щелкнуло, и ахнула:       — Это ты был тем воробьем!       — Чего? Был воробьем? — нервно переспросил Ричард, серьезно хмуря брови, и разразился пламенной речью. — Послушай, ты, Джек Воробей, даже если ты видел нас тогда, и прочел в моих действиях что-то неприличное, то тебе, друг, надо к врачу. Она мелкая еще, я и не думал ничего такого. А ты больной!       Он говорил очень быстро, возмущенно и немного весь раскраснелся, хотя, конечно, в сиянии его волшебных глаз все равно можно было утонуть. Джули с трудом понимала, что творится, зато Даниэль очень понял, разозлился до чертиков и замахнулся кулаком:       — Я тебе сейчас покажу!       Но Ричард сильным ударом под ребра отправил его обратно в кровать и обратился к Джули:       — Объясни мне, как он мог быть тем воробьем? И тем монстром, это тоже был он?       — Я не знаю, — с сомнением ответила она, — но все указывает на это! Подумай сам, Ричард: ты ударил чудовище в глаз — и у Даниэля больше нет глаза, в подвале Лисицы были только мы и воробей — и именно воробей набросился на тебя, после того, как ты обнял Агни…       Даниэль взревел, похоже, готовый орать по любому поводу:       — Ты грязная крестьянская свинья, не смей называть так мою сестру!       Он снова попытался наброситься, но Ричард снова едва не отправил его в нокаут, на этот раз почти совсем лишив сил; распластавшись по постели, Даниэль прошептал угасшим голосом:       — Я убью тебя, дель Драгон.       И попытался перевести дух. Ричард, не видя смысла рисковать собою и подругой, увел ее прочь. Соусакана поджидала у дверей, прислушиваясь.       — Он так орал, что я все поняла, — сказала она спокойно. — Он решил, что у тебя есть что-то с Агнессой? Мило. Забота по-братски.       — Мы думаем, он может превращаться, — высказала Джули, оборачиваясь и поглядывая на прикрытую дверь палаты. — Превращаться в кого угодно. Ты когда-нибудь слышала о таких способностях?       — Никогда, — призналась Соусакана, — но звучит глупо. В любое существо? Такого точно быть не может.       — В детстве я читала сказку о солнцерожденном, Пойрасаае, — задумчиво сказала Джули, — и у него был бессмертный слуга, змей Гвидон, который тоже менял обличье на любое; но я была уверена, что ни Гвидона, ни Пойрасаая не существует в реальности.       — Я не уверена насчет змея, но я знаю, что Солнцерожденный — не выдумка, — вдруг сказала Соусакана. — Однажды он убил весь совет Архиграда, опоив их золотым вином, и это известный факт, мы даже проходили его в школе. Но все может быть хорошо приукрашено. Нужно поискать информацию об этом «змее» в книгах…       Джули пожала плечами, не зная, что ответить. Ричард покосился на дверь, обнял ее ненавязчиво и повел прочь.       — Соусакана, — обратился он к женщине, когда Даниэль уже точно не мог их слышать. — Ты раньше не говорила, что у тебя есть крылья.       Соусакана замерла в растерянности.       — Это не то…       — Ты, выходит, ангел, — продолжил он. — Ангел с белыми крыльями, но без нимба. Я думал, это большая редкость.       — Белые крылья в любом случае редкость, — подтвердила Джули. — Никогда бы не подумала, что Соусакана настолько чиста душой.       Соусакана замерла, ее взгляд взволнованно забегал из стороны в сторону, а затем, явно силясь найти причину для ухода, она воскликнула:       — Вы голодные, дети? Я пойду, куплю вам еды.       И, не дожидаясь ответа, быстрым шагом покинула коридор. Ричард и Джули переглянулись с усталыми улыбками.       — Теперь я буду за тебя бояться, — вздохнул Ричард, — этот парень совершенно не вменяемый. И всерьез обещал тебя убить! Не похоже, чтобы он просто сотрясал воздух, я уже вполне мог быть лепешкой на снегу, из-за того, что обнял его сестру.       — Брось, — засмеялась Джули, — ты справился с ним, и я справлюсь. Я — воительница, а не какая-то там кисейная барышня! Один полоумный одноклассник не сможет мне навредить.       — И давно ли ты стала воительницей? — засмеялся Ричард.       — Пару месяцев назад, — серьезно ответила она, но, не желая развивать эту тему, демонстративно отвернулась и пошла навстречу Соусакане, подходившей с бутербродами в руках. Ричард чувствовал обиду на то, что сегодня никто не хочет нормально с ним разговаривать, но голод был сильнее обиды.       В тот день, добравшись до Рыжей Лисицы, Ричард и Джули так и не рассказали никому из своих друзей, что с ними произошло и куда они уходили днем. Вечер был испорчен для Джули тем, что в доме внезапно не оказалось еды, и пришлось спешно готовить ужин для себя и сестры, пока Адриана возилась с какими-то покупателями в магазине. Уставшая и измученная, она уже собиралась ложиться спать, когда снизу послышался стук в дверь, и, в одной теплой пижаме, она была вынуждена пойти и отворить, на случай, если принесли какую-то важную весть; но вместо важной вести на пороге была Кимберли.       — Слушай, это, безусловно, чудно, что ты не чувствуешь холода, как и похоже, усталости, — сварливо заявила ей Джули, зябко потирая руками плечи, — но я — обычный человек, и я хочу под одеялко и дать храпака!       Кимберли яростно сверкнула глазами.       — Я знаю, он что-то сделал с тобой!       — Даниэль? — Джули сама не поняла, как пришла к этому, но, очевидно, угадала. — Откуда ты знаешь?       — Я выросла практически вместе с этим существом, — прошипела Кимберли, и для Джули было настолько дико видеть ее настолько злой, что она, растерявшись, даже передумала ее прогонять, — нельзя этого так оставлять!       — Я и не оставляю, — возразила Джули, после чего громко чихнула и поежилась, — Кимберли, раз уж ты здесь, то заходи в дом! А то я точно простужусь и не смогу совершить акт мести.       Кимберли кивнула и прошла внутрь, а Джули ногой смела за порог налетевший внутрь снег и закрыла дверь на засов.       — Проходи на второй этаж, Ким, мне после такого проветривания нужно выпить чего-нибудь горячего… Только веди себя потише, а то сестру разбудим.       Когда Джули обернулась, Кимберли все еще стояла позади нее и явно не собиралась никуда уходить. Разозлившись на нее за это, она цепко впилась в ее узкий локоток и сама повела наверх, не встретив, впрочем, сопротивления, и вдруг поймала себя на мысли, что Ким, должно быть, впервые была у кого-то в гостях.       Не подумав о ее чувствах, Джули прямо спросила об этом, и Кимберли ничего не ответила, но ее раскрасневшееся лицо ясно дало понять, что Джули снова попала в точку. Это было очень мило и даже немного забавно — взрослая девушка, ни разу не ходившая к подругам!       — Садись, — сказала ей Джули, войдя в кухню и указав на один из стульев, стоявших у стола, а сама принялась возиться с чайником. — Ты ешь пироги? Я сделала пирог, там, вроде, немного осталось. И давай, расскажи мне, почему Даниэль такой, какой он есть.       Кимберли была вся красная и молчала вплоть до тех пор, пока Джули не села перед нею и не вперила ей в лицо нетерпеливый взгляд; тогда, сложив пальцы над чашкой чая и по всей видимости делая вид, что согревает их таким образом, Кимберли шумно сглотнула, закрыла глаза и пустилась в объяснения, постоянно замолкая, запинаясь и оговариваясь, но все же продолжая длинный рассказ:       — Он был таким с детства… Он задирал нам юбки, кидал в нас камни, дразнился, обзывался… Он вел себя хорошо только в присутствии тети Эльзы, но стоило ей отойти или даже оставить его с дядей Мельхиором, как он превращался в настоящее чудовище…       — Почему он такой? Его что, в детстве часто вниз головой роняли?       — Не знаю, Эльза и Мельхиор прятали его от нас до трех лет.       Джули хотела переспросить, что имеется в виду под этой фразой, но Кимберли подняла на нее настолько многозначительный взгляд, что Джули без всяких слов поняла: есть что-то, что ее ночная собеседница просто не имеет права произнести вслух, и совсем уж невежливо будет, если она станет настаивать на ответе.       — Ладно, я поняла. Положим, он родился подлецом. Но почему его просто не поставили на место?       Кимберли обхватила белыми руками чашку с чаем, поднесла ее ко рту и бесшумно отпила, прикрыв помутневшие от удовольствия голубые глаза.       — Я думаю, он не исправим. Единственное, чего тетя Эльза смогла добиться — это уважения с его стороны к Агнессе, которую он поначалу ненавидел сильнее всех, и даже это потребовало много, много лет воспитания…       — А теперь, когда Агнесса ушла из дома, он совсем сорвался с цепи?       — Не знаю, возможно; они часто дерутся, и она уже много раз уходила из дома, но обычно быстро возвращалась, проголодавшись и устав. Так надолго, как в этот раз, она не исчезала никогда. Должно быть, он волнуется.       Джули помолчала, пытаясь логически принять одно важное решение, а затем, решив, что для этого самое время, все же решила поведать Кимберли, что произошло на самом деле.       — Ким, ты знаешь, — она принялась крутить в пальцах ручку чайного ситечка. — На самом деле, вчера…       И, пусть и всего в двух словах, Джули описала ей все события, связанные с Даниэлем; Кимберли слушала молча, и в какой-то момент Джули даже начала волноваться, что подруга разозлится из-за выколотого глаза брата, но вместо этого после конца рассказа она посмотрела на Джули с заметным удовлетворением во взоре и уточнила:       — Вы выкололи этому существу глаз?       — Точно, — кивнула Джули, пытаясь понять эту реакцию, — Ричард вонзил меч по самый эфес…       — Понятно. Вы верно сказали, он может превратиться в кого угодно, в любое существо, в тебя и меня; но, похоже, эти превращения пока даются ему с трудом и иногда не получаются. Знаешь, как он забрался в нашу раздевалку?       — Как?       — Прикинулся одной из учительниц и забрал ключ из учительской, а потом пропустил своих дружков. Это ужасная способность для такого парня, как…       — Это несправедливо! — разозлилась Джули. — Как можно победить его, если он может превратиться в какого-нибудь гиганта?!       — Во-первых, можно выждать, пока он устанет и вернется в свою форму, — загибая пальцы, стала рассказывать Кимберли, с видом чемпионки по борьбе без правил с Даниэлем де Роз, — во-вторых, его изменения не затрагивают его силы, в том смысле, что даже нарастив себе кучу мускулов, он не станет физически крепче, если только чуть-чуть. Зато это работает наоборот, то есть, если он превратится в паука, его можно раздавить…       — Хорошо, и как нам убедить его превратиться в паука?       Хотя во фразе едва ли было что-то смешное, обе засмеялись, а на глазах Кимберли даже выступили слезы от счастья.       — Я вижу, — весело сказала Джули, — у тебя большой опыт в сражении с ним!       — Я сражаюсь с ним всю свою жизнь, — с кроткой улыбкой сказала Кимберли, — с самого первого момента, когда нас познакомили, и когда он впервые опрокинул морс на мое платье, когда он впервые толкнул меня, и когда убил моего пса…       Джули взглянула на Кимберли с удивлением и шоком, а та, почувствовав, что сказала лишнее, повесила нос и пробормотала:       — Извини, я не хочу…       — Тогда не нужно. Я знаю Даниэля с первого класса, и отлично представляю, как тяжела была жизнь с ним! А вы жили в одном дворце?       — Нет, он же принц нижнего Морана, а я — Верхнего.       — Верхний Моран! Ким, расскажи мне, что это за место? Я много читала, но никогда не была…       Кимберли улыбнулась и пустилась в описания своей родины.       Прежде знания Джули о Моране оставляли желать лучшего. Ей было известно, что Моран являлся одним из немногих государств, не состоявших в СИСТ, хотя и был старше большинства империй на много лет. В древности его населяли настоящие первородные демоны — ужасные, отвратительные и жестокие существа, появившиеся на землях Уники неизвестно откуда. Они вылезали из-под земли, нападали на всех, кого видели, убивали и ели мирных жителей, а сильнейший из них, лорд, приказал возвести на высокой горе неприступную крепость — нынешний дворец Верхнего Морана — в которой поселился и стал требовать от соседних государств дани за то, чтобы его демоны не нападали на них, и дани эти были огромны. Тогда с далекого юга прибыла женщина по имени Зоя, сумевшая не только разбить большинство армий демонов, но и добраться в одиночку до крепости и пробиться через ее стражу к самому лорду. Весь мир был уверен, что бравая воительница убьет его, и на землях Уники настанет мир, но победа ее, пусть и состоялась, выглядела не так, как должна была. Лорд, сорвав с ее головы шлем, без памяти влюбился в ее красоту, а Зоя приняла его любовь и стала королевой; и хотя с момента ее коронации демоны стали гораздо более мирными и перестали требовать высоких даней, попытавшись выстроить полноценное королевство, понадобилась еще не одна сотня лет, чтобы королеву Зою признали героиней, а не подстилкой чудовищ.       А потом, когда земля разверзлась вновь и на поверхность выбрались демоны Сейбона, великая империя демонов пала в бою, лорд (в то время уже король) и королева Зоя были убиты, а на бывших их землях был основан Моран, который впоследствии был разделен на три равноправные части; и сперва, охваченный демонами Сейбона, он считался частью Империи Хаоса, но затем предки Кимберли и остальных де Роз, неправомерно объявив себя потомками истинных демонов, развязали войну за независимость Морана и выиграли ее, после чего на престоле страны началось правление рода де Роз, продолжавшееся по сей день. Как рассказала Кимберли, во дворце Верхнего Морана до сих пор хранились мощи и волшебное оружие Королевы Зои, хотя многое изменилось со времен ее правления. Нижний Моран из-за внезапно проснувшегося вулкана был погребен под пеплом и фактически с нуля отстроен королем Мельхиором, Средний Моран был скошен эпидемией, разразившейся незадолго до рождения принцессы Лилит, и переживал тяжелейший демографический кризис, а Верхний Моран, ее, Кимберли, Моран, страдал из-за найденных в его горах алмазов и того потока алчных людей, желавших легко обогатиться, что хлынул в него несколько лет назад; но, несмотря на все сказанное, Моран в целом оставался достаточно сильной державой, в которую охотно текли люди и капиталы, и даже его история, полная крови и всякой мерзости, в последнее время стала приманивать путешественников и развлекать умы обывателей, интересовавшихся историей Уники до Великой Войны и создания СИСТ.       Когда ее рассказ закончился, была уже глубокая ночь, но увлеченная Джули не чувствовала усталости; она хотела задать Кимберли еще множество вопросов, выложить все то, что думала, когда читала хроники Морана и легенду о Зое, но Ким, словно опомнившись, неспешно поднялась на ноги и пояснила:       — Я думаю, уже очень поздно… Тебе лучше лечь спать. Завтра в школу.       — Но!.. — попыталась возразить Джули, тоже вставая. — Ты так интересно рассказываешь!       Ким была польщена, снова покраснела, но на этот раз в ее глазах все равно была видна определенная уверенность в себе и в своих силах.       — Джули, спасибо тебе за все. Обещаю, завтра, в Лисице, я тебе еще что-нибудь расскажу. Знаешь, Джули…       Обойдя стол, Кимберли приблизилась к ней и вдруг нежно обвила холодными руками ее шею, и сердце Джули забилось непривычно сильно, дыхание перехватило, а голову захлестнуло незнакомое чувство эйфории. С трудом найдя достаточно сил, чтобы двинуться, она лишь обняла Кимберли в ответ, чувствуя, что знает, что та хотела сказать, и прикрыла глаза от удовольствия. Кимберли в ее руках тоже била мелкая дрожь, словно она была не девушка, а пташка.       — Ну, ну, все, хватит. — попыталась успокоить ее Джули, поглаживая по спине. — Я тоже очень люблю тебя, Ким. Давай, все, увидимся завтра. Удачи, спокойной ночи. Ты дойдешь сама?       — Я дойду, — Ким отстранилась и смахнула с ресниц слезу. — Со мной все будет хорошо. Спокойной ночи, Джули, и, и спасибо тебе…       — Да ерунда, — Джули махнула рукой, — мне понравилось болтать с тобой.       Кимберли помешкала еще недолго и ушла восвояси.       Джули отправилась в спальню, сразу же беспробудно заснула, и, вопреки тому, что сон продлился всего пару часов, утром чувствовала себя вполне хорошо и даже не могла пожаловаться на усталость.       Хотя вчера она весь день убеждала окружающих, что не боится Даниэля и не даст себя в обиду, на деле же, уже столько раз пострадавшая от его рук, она меньше всего на свете хотела попасться ему на глаза еще раз, и потому с самого начала школьного дня озиралась по сторонам и пребывала в напряжении, а еще старалась не оставаться в одиночестве, придерживаться компании, а лучше — толпы, в надежде, что перед лишними свидетелями Даниэль не станет предпринимать никаких активных действий. К счастью, он вообще не явился на первые уроки, и ненадолго Джули смогла почувствовать облегчение, даже слегка развеселилась. Возвращаясь в обеденный перерыв из столовой, она шла вместе с Кимберли и Орин, вполуха слушая, как какая-то малознакомая им одноклассница рассказывает о своем недавнем свидании, и периодически обмениваясь с де Роз дружескими многозначительными взглядами и похихикивая безо всякого повода к веселью; а около кабинета, где должен был проходить следующий урок, ее уже поджидал Даниэль.       Он был одет в школьную форму — иначе его бы не пропустили на территорию Академии — но рюкзака при нем не было, а один глаз был заклеен прямоугольным отрезом пластыря; увидев его, Джули в ужасе остановилась в другом конце коридора, завертела головой, ища пути к отступлению, но не смогла трусливо броситься бежать на глазах у Кимберли, которой вчера столько наговорила о своей силе. Даниэль тоже разглядел ее издалека, сунул руки в карманы брюк, оторвался от стены, на которую облокачивался, и, как никогда прежде злой, направился прямо к Джули, сквозь толпу учеников, которые при одном взгляде на него разбегались в разные стороны и давали проход. Страх, который он вселял в сверстников одним лишь своим видом, был просто невероятным.       Джули чувствовала, что сердце в ее груди от ужаса прекратило биться, а перед глазами все плыло, как после слез, но, вздернув гордо подбородок, она решила, что если погибать — то с честью, и осталась стоять на пути Даниэля.       Его голос звучал агрессивно и злобно:       — А-а-а, дель Драгон, — остановившись в паре шагов от Джули, он вынул руки из карманов и демонстративно принялся разминать кулаки, — что, думала, я шучу? Думала, мне что-то помешает убить тебя?       Джули молчала и старалась глядеть на него отважно, но на деле ее взгляд был полон ужаса, и все прекрасно это видели, а кое-кто даже засмеялся. Орин хотела побежать и позвать учителя, но друзья-шестерки Даниэля, появившись из толпы, схватили ее за руки и повалили на пол.       — А! — воскликнула испуганно Джули. — Ее не трогайте, вы, бастарды!       — Не волнуйся за свою дорогую подругу, — скрипя зубами, посоветовал Даниэль, — волнуйся за свою шкуру!       Он занес руку, чтобы ударить Джули, а та в ужасе стояла, словно вкопанная, и смотрела прямо на его кулак; но удара не почувствовала. Кимберли, появившись между нею и Даниэлем, почти так же, как когда-то между нею и драконом, отбила его удар и тоже сжала кулаки, грозно нахмурила брови, отчего стала выглядеть смешной. Даниэль воскликнул:       — Кимберли, дура, не лезь не в свое дело, а то и тебя пришибу!       Кимберли разомкнула губы, набрала в грудь побольше воздуха, и вдруг сказала настолько громким, настолько сильным голосом, словно это говорила не она, а какая-то другая, отважная и шумная девушка:       — Ты переживаешь за свой потерянный глаз? Так приготовься потерять второй!       И на глазах перепуганных школьников весь коридор сковал лед.       — Думаешь, ты самый сильный? — одним резким движением Ким отвела руку назад, готовясь к удару. Эта ручка была совершенно тонкой и слабенькой, и удар ее вряд ли был намного сильнее удара младенца; и на мгновение Даниэль даже позволил себе снисходительную улыбку, выставив вперед локоть для защиты; но вместо того, чтобы ударить прямо, рука Кимберли проскользнула перед ним, а из ее кожи выросли бесчисленные ледяные шипы, разорвавшие одежду Даниэля, как бумагу.       Он вскрикнул, а на покрытый льдом пол упали первые капли его крови.       — Нечестно!       — Думаешь, ты самый сильный?! — пытливо повторила Кимберли, вперив в него яростный взгляд. Ледяной пол пришел в движение, и ледяные пики стали вырастать везде, куда Даниэль пытался встать, пихая его под ребра, в поясницу, по ногам, по животу, всюду; заметавшись в ужасе, пытаясь уйти от этих тычков, он вслепую махнул рукой в воздухе, желая оттолкнуть Кимберли, промахнулся, потерял равновесие, поскользнулся и с коротким стоном упал спиной на истыканный пиками пол. Лед неудачно уколол его в живот, в печень, оставил раны на руках, больно уперся в спину.       Кимберли стояла над ним, и странно было видеть ее такой чужой, такой злой и настолько непокладистой, ее, молчаливую жертву любых издевок и насмешек; испугавшись пуще прежнего, Даниэль плюнул на гордость и начал отползать, разрывая свою одежду об острый пол, но Кимберли, легко ступая по льду, следовала за ним; и когда она вновь заговорила, голос ее уже не просто не был похож на голос Кимберли де Роз, он не был похож даже на голос человека, и звучал так, словно одновременно говорили двое:       — Кем ты себя возомнил, — вокруг ее руки из воздуха появились несколько кусков льда, закружились возле ее белых пальцев, и она бросила их ему в живот. Даниэль вскрикнул и схватился за него руками, пытаясь прикрыть уже и так пострадавшую печень, — как ты посмел забыть свое место! Ты маленький, грязный, жалкий ублюдок!       Школьники, дрожа от ужаса, стояли вдоль коридора и прижимались к стенам, не сводя с Кимберли и Даниэля взгляда. Тот все еще пытался убежать от нее ползком, но его руки скользили по льду, тело отяжелело от ударов, а ноги стали ватными от испуга. Наконец, выбившись из сил, он ослабил руки и упал головой на лед, зажмурившись; а Кимберли, добравшись до него, остановилась рядом, совсем рядом, подняла ногу и наступила широким каблуком своих школьных туфель на ремень его штанов. Даниэль вскрикнул, дернулся, но лед, сковавший пол, всколыхнулся, будто послушное животное, и охватил его руки, приковав на месте.       Странный двойной голос Кимберли звучал еще громче и еще яростнее:       — Если ты забыл, то я напоминаю, — оторвав ногу, она со всей силы опустила каблук на его живот снова и не без наслаждения впечатала его как можно сильнее, вырывая крик из его груди. — Я — принцесса Верхнего Морана, я — наследница его престола, а ты — всего лишь червь под моим каблуком!       В толпе кто-то громко воскликнул «великолепно!», и Джули лишь через несколько мгновений поняла, что это сделала она сама. Кимберли выпрямилась и снова нанесла удар по телу Даниэля, с садистским наслаждением слушая его отчаянные крики. Нужно было, впрочем, отдать ему должное: как бы он ни кричал, ни одной просьбы о помиловании не сорвалось с его губ.       — И если ты еще раз приблизишься ко мне, — склонившись над его головой, во весь голос кричала она, — если ты еще хоть раз тронешь меня, — вытянув руку, Кимберли схватила кузена за щеки и со всех сил их сжала, принуждая его глядеть прямо на себя, — если ты, ублюдок, еще хоть раз пристанешь ко мне или к моим друзьям, я заморожу все твое тело, разобью на мелкие осколки, а эти осколки скормлю своим собакам, чтобы ты наконец-то стал тем, чем и являешься — собачьим дерьмом!       После этих слов, на прощание еще раз наступив на него каблуком, Кимберли как ни в чем не бывало сошла с него, отвернулась, сделала несколько шагов по коридору, и вдруг весь лед, сковавший его и Даниэля, обратился в воду, которая немедленно стала утекать, а из заблокированных прежде дверей классов выбежали перепуганные и взволнованные учителя.       Друзья Даниэля, видя, что Кимберли идет к ним, отпустили Орин и дали деру, по-детски размахивая от страха руками; учителя немедленно бросились к пострадавшему, позвали за лекарем, кто-то выловил Кимберли и начал отчитывать, грозясь исключением из школы, но она смотрела на лица взрослых спокойным, прямым взглядом, совершенно не веря в их угрозы, разве что только не улыбаясь, и лишь сказала:       — Не делайте вид, что я не знаю, сколько денег у вас здесь стоит прощение любых грехов.       А затем была уведена под руку в кабинет директора.