Я таю в глубине души слово одно,
Но никому не могу доверить его…
(Ким Со Воль)
Чонгук проснулся около трех часов дня — достаточно рано, как для послеконцертного отдыха. Это «утро» встретило его с невообразимой легкостью. Просто было во всем: в мыслях, в самоощущении, даже его временная комната казалась на удивление комфортной и спокойной, безопасной в каком-то роде, но все же безлично пустой. Из-за своей привычки все держать под контролем, Чонгук иногда не знал, чем себя занять, когда не нужно приводить вещи в порядок. В такие моменты он терял чувство контроля и еще больше ощущал свою слабость по отношению к событиям, происходящим вокруг. Невозможно контролировать все. Но хотелось бы. Отодвинув тяжелые шторы, он не обрадовался лишь погоде. Океан не штормило, но небо затянуло серыми тучами, а по отрывчато гнущейся редкой растительности у дома Чон определил ветреность погоды. Весна не спешила приласкать своим цветением временных жителей прибрежного штата США. Вчера они вернулись домой не слишком поздно, как и оговаривалось — все по парам. Чонгук поехал с Сокджином, Чимин с Хосоком, Юнги с Намджуном, а Тэхёна, все-таки, увезли в больницу. Чонгук не успел проводить макнэ лично, потому что так и не вернулся после того, как забрал толстовку из гримерной. Тот самый мираж, который заметил Чимин в дверном проеме, оказался другим, незнакомым им человеком. [20:02] эй, слышал тебя увезли уже.не круто, хотел проводить. как ты себя чувствуешь? думаешь, вместе полетим домой?[20:19] я норм. не знаю, Гук. не все зависит от меня)
Эта переписка немного успокоила его. Очевидно Тэхён был в хорошем расположении духа, а значит скоро пойдет на поправку. Первым сообщением Чонгука по пробуждению было «как дела? я только проснулся», ответ не приходил все сорок минут, что он провалялся в постели, изучая соцсети на предмет новостей по хештегу, связанному с концертом. Он уже и забыл, как это — бездумно лежать на кровати, лениво скролить ленту, писать комментарии (конечно же, не от своего лица лично). К большому удивлению Чонгука, ни в одном популярном издании не упоминался обморок Тэхёна. О нем вообще ничего не писали, кроме как нейтральных очерков »…выступление BTS ознаменовалось представлением нового участника Ким Тэхёна» или чаще — хвалебных отзывов »…эти невероятной глубины баритон и соответствующая современным стандартам (и выше) внешность…». Очень, очень странно, но хорошо. Вяло гупая босыми ногами, Чонгук вышел из комнаты. Общая часть дома встретила его неприветливой пустотой и все тем же пасмурным видом прозрачных стен. Пока искал вокруг себя признаки жизни, Чон думал о том, что было бы неплохо показать Тэхёну город, он ведь не был раньше в Америке, и вчера довольно заинтересованно отреагировал на такой вариант коротания последнего дня их поездки. Он зачем-то прошелся вдоль гостиной, проверил те комнаты, в которых были едва приоткрыты двери, и решил продолжить поиски соседей на кухне. Кухня тоже оказалась пуста. Чонгук потянулся за телефоном, чтоб поочередно постучаться каждому в личку, и задать вполне разумный вопрос: «А где?». Как только открыл колонку со скудным количеством переписок — у входной двери послышалось шарканье, поворот ключа, и все остальные предсказуемые действия в своем логическом порядке. Чонгук потянул шею в сторону прихожей. — О, проснулся, — Намджун уронил апельсин из кучи картонных пакетов прижатых к груди, но весьма грациозно переобулся в домашние тапочки и пробежался к кухне, пока не вывалились остальные продукты. — Обычно ты спишь до вечера. — А где все? — Хоби поехал смотреть город, у Джина вроде встреча какая-то, Чимина я со вчерашнего вечера не видел, может гуляет, Юнги скоро вернется с остатком закупок к ужину, Тэхён еще в больнице. — В больнице? Я думал, что его привезут перед нашим вылетом. Завтра же рейс. — Нет. Наверное, он полетит своим ходом. Сегодня его менеджер заезжал. Забирал что-то из вещей в больницу. — Что из вещей? — Чонгук тормозил. Он поднял апельсин, выкатившийся прямо к его ногам минутой ранее, и ведомый одним только своим тревожным чутьем отправился в комнату Тэхёна. Та естественно пустовала, но была перелопачена так, будто здесь жили месяц, и не убирались два. Спальное белье, полотенце, халат — все валялось в не предназначенных негласным «комнатным уставом» местах. Во всем этом бардаке он сразу умудрился заметить отсутствие чемодана. Это ничего, конечно, не могло значить. Может менеджер Чхве настолько рохля, что предпочел не везти часть вещей на своих плечах, а просто перетащить в чемодане на колесиках. Но где тогда остальные вещи? Чонгук неспеша и без фанатизма разложил местные вещи по более-менее предназначенным местам, и ему вроде как даже стало легче, но интуиция все равно позвякивала колокольчиком для посетителей из придорожного кафе. Он пошел в ванную, там все было чисто. Чисто до нельзя. Пусто. Где все вещи Тэхёна? Быстро вернулся в комнату, к шкафу. Пусто. Где его вещи? Чонгук подлетает к прикроватной тумбочке и дергает верхний ящик. Конверт. Тот конверт, о котором говорил Тэхён. На нем тонкой паутинкой почерка надпись: «Чон Чонгук» и больше ничего. Чон останавливает себя, стоит ли смотреть содержимое? На конверте его имя, но ведь Тэ не предупреждал о том, кому предназначено? Чонгуку интересно, но он решает не угадывать. Достает из домашних штанов телефон, набирает номер Тэхёна. Длинные гудки. Ооочень длинные гудки. Короткие гудки. Сбросил. — Эй, как насчет завтрака? — раздается их кухни. Чон возвращается и беспокойно сжимает в руке конверт. — Комната Тэхёна пустая. — Ну да, он же в больнице, — Намджун стоит спиной и что-то сосредоточенно нарезает. Волосы неаккуратно собраны сзади в пучок, клетчатая рубашка идеально вписывается в атмосферу этой кухни. — Нет, ты не понял. Комната пустая. Вообще. Этот ублюдок забрал все его вещи. Намджун оборачивается, откладывая нож и скрещивая руки на груди. — Полегче, Гук. Ну может Тэхёну надо задержаться здесь подольше, и он будет возвращаться в Сеул прямо из ближайшего к больнице аэропорта? — Ты сам-то в это веришь? Нас бы предупредили. — Не паникуй раньше времени. Позвони ему. — Я звонил. Намджун молчит, вопросительно понимая бровь. Чонгук цыкает, запихивает конверт в карман, набирает номер Тэхёна и ставит вызов на громкую связь. В этот раз Ким снова сбрасывает. Чонгук жует несуществующую жвачку, набирает еще раз. Теперь серия длинных гудков не прерывается короткими, Тэ просто не берет трубку. — Как тебе такое? Намджун напряженно думает. — Вы не ссорились? — Да нет, — уклончиво отвечает Чонгук, потому что внутренние сомнения есть всегда, когда речь об отношениях с Тэхёном. Ничего не ясно. — Погоди немного, я закончу, и обзвоним менеджеров. Чон кратко кивает и идет в свою комнату, чтоб одеться на выход: толстовка, свободные штаны и тонкая ветровка. Зачем все это — не знает, снова интуиция нашептывает порядок действий. Через десять минут Намджун выносит к гостиничному столику две яичницы и салат. — Тебе в куртке-то не жарко? Чонгук, дергая ногой, пересаживается с дивана на пол. Ему не нравится чувство утопания в настолько мягкой мебели, а аппетита нет от слова «совсем». Ким начал обзванивать с ассистентов, и постепенно подбирался к главному менеджеру. Приветствия и вопросы не разнились от звонка к звонку, как и отрицательные ответы сотрудников компании. Глухо. Ни-че-го. Чонгук продолжал названивать Тэхёну, слушал длинные гудки снова и снова. — Приемное отделение. — Эм, да, добрый день, — решил попробовать связаться через больничный персонал. — Меня зовут Чон Чонгук. Вчера к вам поступил пациент, участник группы BTS. Мне нужно связаться с ним. Его зовут Ким Тэхён. — Погодите секунду, — на другом конце провода быстро печатает клавиатура. — Его выписали час назад. — Хм, вы уверены? — Господин Чон, вы сомневаетесь в ведении документации нашей клиники? — Нет. Погодите. А кто его забрал? — колено продолжает беспокойно дергаться. В ответ несдержанный вздох раздражения, копошение, неразборчивые разговоры разных людей. Чонгук настукивает пальцами по мягкому ворсу ковра и висит на линии почти две минуты, пытаясь окликнуть девушку. Отвечает ему все тот же голос. — Его забрал опекун. Он оставил нам визитку, чтоб мы могли переслать результаты анализов на почту офиса компании. — Понятно, спасибо, — собирается положить трубку. А может он в офисе? — Девушка, погодите! На какой офис вы будете отправлять? — Не поняла. — Адрес какой у офиса? На визитке же не только почта, но и географический адрес? — Оушн Авеню 761. — Хён, разве у ВН есть офис на Оушн Авеню 761? — Господин Чон, это всё? — Нет-нет, погодите. — Гук, у нас вообще нет офисов в окрестностях города. Один из филиалов базируется в соседнем штате, на этом все. — Алло, девушка, надпись на визитке. Что это за компания? — N. M. D. Entertainment. — Вы уверенны? Вздох: — Молодой человек… — Хорошо, спасибо. Чонгук бросает трубку и вскакивает с пола. — Хён, пробей все, что знаешь про N. M. D. Entertainment, — тащит с полки ключи от арендованного минивена. — Мне кажется, Тэхёна похитили или что-то типа того. — Что? Что за бред? — Позвони, как только узнаешь что-то. Я еду на Оушен Авеню. — Чонгук погоди! Макнэ наспех переобувается у порога, Намджун выбегает за ним в прихожую. — Что ты узнал? — Его забрали. Забрали без его же ведома хрен знает куда, и я уверен, что этот ебаный менеджер в курсе дела. — Ты звонил менеджеру Чхве? — Конечно звонил, — Чонгук уже одной ногой на улице, Ким собирается выскочить за ним в одной рубашке и спортивных штанах. — Жди, я поеду с тобой. — Нет, пожалуйста, я не хочу терять на это время. Оставайся дома. Узнай о компании, позвони туда, позвони нашему адвокату, объясни все главному менеджеру, он наверняка не в восторге от поведения Тэхёна. А я разберусь. Намджун пристально смотрит на резко повзрослевшего бывшего макнэ и кратко кивает ему, закрывая за Чонгуком дверь. Пять минут спустя домой возвращается Юнги. — Чонгук еще спит? Не удивительно, — Мин разговаривает сам с собой, по пути на кухню. — Блин, я думал ты хотя бы разделаешь курочку к моему приезду. Эй? Намджун настойчиво листает список контактов. — Не спрашивай. Просто не спрашивай, — спрыгивает с барного стула, чтоб уйти в свою комнату. — Ужин сегодня полностью на тебе.***
— Что-то узнал? — телефон стоит на громкой связи. Чонгук уже заехал на территорию города, и теперь хаотично мотая головой от дороги к карте, следует указателю навигатора. — Только то, что это новообразованная компания. И то, что контрольным пакетом акций владеет семейство Кан. — Блять. Я так и знал, что он вчера не просто так в гости заходил, — Чонгук пропустил нужный поворот и немного сбавил скорость, пока выстроится обновленный маршрут. — Ты виделся с Нгоком? — Да, он ошивался там, где я максимально не ожидал его встретить. — И что говорил? — Хотел побеседовать с Тэхёном. — Это все, что ты от меня скрываешь, или мне нужно знать что-то еще? — А ты уверен, что хочешь знать больше? Съязвил, но не нарочно. Намджун понял этот вопрос по-своему, с намеком на то, что дела группы касаются его все меньше. Чон притормаживает на светофоре и хмуро смотрит на зашторенное редеющими тучами предзакатное солнце. Он запускает пальцы свободной руки в волосы и те, расходясь по макушке, пропускают все больше волос. Молчание лидера лучше, чем чтение моралей. Но молчание пока не дало ответ ни на один вопрос мироздания, оно даже не помогало при утреннем выборе вкуса чая. Лучше говорить. — Прости, я не это имел в виду. — Что бы ты там не имел в виду, но я хочу знать всё. Чонгук кивнул так, будто Намджун сидел напротив него, и принялся рассказывать, петляя между улицами незнакомого города. — Я уже на месте, — спустя полчаса. — Это ведь не вся история, да? — Не вся. Я пока не готов говорить обо всем. — Хорошо. Чонгук, будь осторожен. Никогда не знаешь наверняка какую подставу готовит эта крыса Кан. Я хочу, чтоб вы оба вернулись домой. — Я тоже, хён, — опускает забитые напряжением руки с руля. — Наберу тебя как только разберусь со всем. Разговор окончен. Теперь Намджун знает по крайней мере то, в чем Чон сам уверен в минимальной степени. Знает о том, что они сблизились с Тэхёном. Что были моменты недопонимания. Знает в целом все, кроме прошлого с Чимином, о котором Чонгук не решится говорить самостоятельно. Время выходить, но рука зависла в воздухе над дверной ручкой автомобиля.А ведь до того момента, как обнаружилась пропажа Тэхёна, он чувствовал себя нормально? Не нормально чувствовать себя нормально после случившегося вчера. Только сейчас, осторожно проговорив почти всю свою историю о двух близких сердцу людях он понял, что не знает наверняка, стоит ли ему сейчас идти за Тэхёном. Может он тоже, как и Чимин однажды, понял, что Чонгук к нему неравнодушен, и решил оставить его? Также молча уйти, только в этом случае намного дальше? У Чонгука не было четких и значительных оснований, только абонент, не отвечающий на звонок по любой из возможных пустяковых причин, но разве в прошлый раз было не так? Быстро и неожиданно, без шанса на самозащиту. Маленький брелок в виде ослика свисал с зеркала дальнего вида, медленно прокручиваясь вокруг своей оси. Вот кто точно уберег бы его сейчас от неправильного поступка, но звонить Хосоку стыдно, неловко. Старший Чон для него больше друг, чем хён, но не смотря на это слишком много раз решал проблемы, абсолютно его не касающиеся. Хосок точно приедет, если узнает все. Чонгук толкает пальцем маленького ослика, и тот крутится в противоположную от него сторону. В этих днях была какая-то странная закономерность, от чего появилась безумная мысль вернуться домой и оставить все как есть, не повторять случившееся, не вмешиваться в судьбу. Чонгук сидел, изолированный в машине, и поддавался собственному инстинкту самосохранения. Ожившие вчера воспоминания мазали по нему обездвиживающей штукатуркой, равняли с машиной. Как же способна удивить свирепость сознания, с которой оно старательно подчищает болезненные моменты из головы, как грифельная школьная доска. Сколько не вытирай сухой губкой, контур надписи все равно останется. Самодовольный голос в голове насмешливо спрашивал: О ком думаешь? О том, кто бросает тебя, или о том, кого бросил ты? — Если страх не облечь в слова, его не победить, — проговаривает одну из любимых фраз своего ни то терапевта, ни то шаманки, ни то самой странной знакомой из всех. Как бы там ни было, она права. Чонгук откинул голову назад и приоткрыл окно, чтоб вдохнуть свежего воздуха. Он начал растирать себе ноги, чтоб увеличить кровообращение, и нащупал в кармане смявшийся у краев конверт. «Чон Чонгук». Больше ничего. — Прости, Тэхёни. Он аккуратно открыл конверт и вытащил из него кусочек белой фотобумаги. Больше никаких подписей и записок, один только маленький момент, запечатленный на блестящем покрытии. Да, все-таки эффект присутствия души в фотографиях на мыльницу не перебить ничем. Снимок был лишь слегка размазан по краям. Песок у берега реки Хаган, взъерошенные волосы Чонгука и его глаза, удивленно смотрящие в камеру. Красные щеки, черные глаза. Он дал бы себе на этой фотографии не больше 15: никакого контроля над эмоциями, абсолютное удивление и какая-то даже ребяческая усмешка. О чем же они тогда говорили? Рядом лежал Тэхён. В тот день последний снимок он сделал завалившись на бок и выставив руку четко напротив лица старшего, может макнэ и не хотел попасть в кадр. Он смотрел на Чонгука. Такой же раскрасневшийся и лохматый, с немного приоткрытым ртом, шнурком от толстовки на щеке и взглядом, полным восхищения, интереса и…невысказанного желания. Пальцы, держащие фотографию, задрожали от эмоций, которые испытывал их владелец. Тэхён смотрел на него так еще тогда, когда Чонгук о нем не думал. — Ты останешься со мной? Страх нужно было высказать. Страх взрослого человека кажется таким мизерным, в сравнении со страхом ребенка. Маленькие дети боятся чудовищ, призраков, подводных монстров. От этого не спрячешься за бокалом вина или веселящей таблеткой. Взрослые боятся нищеты, позора, неоправданных своих и чужих надежд, будущего. Дети же боятся того, что происходит сейчас. Страх Чонгука был знаком любому возрасту, но каждый реагирует на него по-своему. Как поступит ребенок? Будет манипулировать, выдумывать причины привязать к себе. Как поступит взрослый? Это ему еще предстояло узнать. Страх быть ненужным и недостойным жил в нем задолго до того, как ушел Чимин, и живет сейчас. Боязнь настолько сильная, поглощает Чонгука и заставляет жить другим человеком, лишь бы продолжить существование, лишь бы заполнить собственную пустоту чужой начинкой. Он себе не нужен. Может в этом и дело. Однажды он не признался себе в собственной ненужности, и потерял любимого. Взрослый Чонгук не позволит этому повториться. Взрослый он предоставит Тэхёну выбор. Не высказав себя, он не сумеет услышать слова прощания от еще одного человека, иначе окружающий мир так и продолжит быть для него местом изгнания, а не домом.***
В словосочетании «американская мечта» ключевым словом все же остается «мечта», и никакая кричащая реклама успешной жизни не раскроет вам правду о том, что бизнес-центры и офисы по всему миру — это абсолютно идентичные, бездушные стеклянные коробки. Тэхён сидел в одной из таких просторных клеток и наблюдал за тем, с какой ленивой медлительностью, не оставляющей никакой надежды на иной исход событий, его менеджер перебирал бумаги. Некоторые из них были необходимы для его личной подписи — расторжение контракта с одной компанией, и заключение с другой. Некоторые Ким даже не имел возможности прочитать, все делали за него. Кан Нгок, одетый в лощеный темно-серый костюм, стоял спиной к длинному столу и перекатывался с носка на пятку, нараспев захваливая успех еще несостоявшегося сотрудничества. Создавалось впечатление, что за окном он видит картину фантастического будущего, а не хмурое небо уходящего дня. Чеболь не дурак. Знал, что просто так ему не переманить Тэхёна, потому большая часть его демагогии была ориентирована именно на айдола, а не на менеджера, готового сдать всего себя с потрохами, лишь бы получить хотя бы аванс за предстоящую сделку. Деньги правили материальным миром, но Кан точно знал, что за новоиспеченным участником BTS стоит нечто большее, чем желание зарабатывать себе на жизнь. Тэхёну было противно. Он чахнул в духоте этого зала как зеленый бонсай, высаженный в непригодной почве. Понятие предательства поездом носилось по его позвонкам и не давало расслабиться в удобном кресле. Он действовал наобум, быстро согласившись на предложение менеджера сменить компанию, но никто не предупреждал, что вот так быстро Тэхён окажется в стане врага. Встать и уйти? Куда он уйдет? Без денег, чтоб уволить старого менеджера и нанять нового, без связей, чтоб сменить компанию и спустя день в качестве участника группы BTS, найти себе новое поприще, без каких-либо умений заниматься чем-то кроме сцены. Тэхён вертит ручку в руках и видит только такую перспективу: он останется и без друзей, которым не объяснить эту слабость — невозможность находиться рядом с человеком, который не ответит на чувства взаимностью. — Я не хочу на него работать, — который раз, едва не кроша зубы от злости цедил, и пытался выдумать причины не ставить очередную подпись. — Тэхён. Послушай, я знаю, что плохо заботился о тебе раньше. Но поверь, господин Кан знает, как зарабатывать деньги, - деньги, деньги, деньги. — Тебе больше не о чем будет переживать, — менеджер говорит это, и заискивая косится на чеболя, в надежде что тот внимательно слушает их разговор. Тэхён смотрит на одутловатые, потеющие руки человека, что должен отвечать за успех его карьеры, и с отторжением отводит взгляд, жалея, что не взял эту жизнь в свои руки до того, как она перестала ему принадлежать на все сто процентов. — Дело не в деньгах, я хочу уйти из BigHit не из-за этого. — Тебе угрожали! Вспомни, как тебе угрожали. Они совсем не заботились о твоей безопасности. Ты что хочешь и дальше получать дохлых крыс в подарочной упаковке? — Их не мог пронести никто из чужих! — огрызается Тэхён, а сам непроизвольно вжимается в кресло. Менеджер знал почти все рычаги давления на него. — Вот именно! Айдол не знает, что ответить. Он не научен спорить в том, в чем еще не до конца разобрался. Самая очевидная догадка о том, кто мог угрожать ему, не приходит на ум: может на эмоциях, может от нежелания окунаться в ту стрессовую ситуацию. Тогда рядом оказался Чонгук, сейчас его нет. Ким мрачно следит за тем, как стопка бумаг перед его лицом взрастает листок за листком, увеличивает его расстояние от Чонгука на километровые полосы газет о скандале. «Растущая и перспективная компания не смогла удержать подающего надежды дебютанта». В зал заглянула миниатюрная секретарша в бледно-персиковом офисном костюме, и быстрым шагом засеменила в сторону начальника, бережно поддерживая кофейную чашку двумя руками. — Господин Кан, к вам посетитель. — Я же просил все отменить на сегодняшний вечер. — Он не по записи, — девушка снизила голос и остаток фразы договорила Нгоку на ухо. Даже со спины было видно, как напряглись его плечи, а руки моментально оказались в карманах брюк, пряча раздражение. — Не пускай. Скажи приму через час. — Но он… — Им Ёнджин! Я сказал! — оглянулся на молчаливых гостей и снова перешел на спокойный тон. — Через час. Секретарша кивнула, но со своим заданием не справилась. Никто не справился бы с Чонгуком, который твердо решил найти (спасти) Тэхёна, и помешать любым его связям с самым опасным представителем сеульской молодежи. — Прости, что без стука, — небрежно бросает Чонгук, когда не выдержав и 20 минут ожидания, врывается в зал, и тут же переключает все свое внимание на Тэхёна, а макнэ и не дышит, глядя на него. Нервная система у обоих бросается в полет шмеля. Тэхён, до этого сидевший в максимально закрытой позе: заброшенная на ногу нога, скрещенные на груди руки, теперь сел ровнее и стал выглядеть в целом выше, увереннее, не считая ладони, теперь крепко сжимавшие подлокотники стула. Тяжело было понять — он никогда не встанет с этого места или наоборот — хочет оттолкнуться от него. Весь внешний вид Тэхёна, бесспорно красивый, но неуместный — его короткий вельветовый пиджак темно-синего цвета, черные футболка и брюки, делали его лишним в этом зале. Как предмет интерьера, который занесли показать, похвастаться, и в скорейшем времени убрать подальше, чтоб заняться «действительно серьезными делами». У Чонгука сердце сжималось от такой обстановки, им обоим здесь не место. Почему многие люди если любят, то делают это без остатка? Цепляясь за эффект ореола, они впечатляются одной яркой чертой человека, и исходя из нее видят все в нем абсолютно прекрасным. Источником света в Тэхёне для Чонгука был его взгляд. В карих глазах столько силы и энергии, что он мог бы пойти за ними на любой риск, будучи при этом голодным, уставшим, максимально незаинтересованным в жизни. Эти глаза будто сами говорили Чонгуку, что с ним все в порядке, и может в нем играло чувствительное и мелочное эго, но никто не был с ним таким, Чон такое замечает и запоминает. Никто не говорил Чонгуку, что он хороший, даже когда он поступал неправильно и ошибался. Тэхёну не надо было этого говорить, за него все делали глаза. Внимательно смотрели, изучали, успокаивали, делали все, чего Чонгуку так не хватало. Сейчас эти же глаза смотрели на него со страхом, и Чон не знал, как пережить такую смену. Тэхён смотрел со страхом неотвратимо провинившегося человека. — Надо поговорить, Тэ, — не смотря ни на что, добрый, очень добрый голос, просящий довериться. В Чонгуке ни тени обиды или недопонимания, ни вопросов о том, почему макнэ не отвечал на его звонки. С теми же испуганными глазами, Тэхён слепо тянется за чужой рукой, но лицо его остается беспристрастным. Все это напоминает сцену из диснеевской «Спящей красавицы», где принцесса, абсолютно зачарованная и отрешенная, подносит руку к практически смертельному для нее веретену. — Тэхён, сиди на месте. Мы почти закончили все формальности. — Я ничего не подписывал, — отвечает, но смотрит только на Чонгука. Чонгук радуется таким словам и мягко улыбается Тэхёну. О многом хочется поговорить наедине. — Господин Ким, вы же понимаете, что большая часть прессы в данный момент сдерживается от того, чтоб в подробностях рассказать о вчерашнем инциденте только потому, что я их прошу об этом? Кан подходит к ближайшему стулу и облокачивается о его спинку. Ему так спокойно от происходящего, как и удаву, наблюдавшему за жертвой, абсолютно точно бегущей в тупик. — Ты что, наизусть эту фразу вызубрил? — Чонгук ухмыляется и крепко сомкнув ладонь вокруг руки Тэхёна, тянет его за собой. В своих фантазиях Чон уже несколько раз повторил на чеболе все увечья, нанесенные ему в день рождения Хосока, мол, «вспоминай, сукин сын, что я тоже брат своих хёнов». — Ким Тэхён! — жилки на лбу менеджера рискованно вздуваются. Он пыхтит и поднимается со стула следом, но Кан отрицательно машет ему головой. — Не напрягайтесь так, менеджер. Мы знакомы всего ничего, но я по общему состоянию и по глазам вижу, что ваш милый подопечный достаточно скромная личность, однако он ни за что не поделит господина Чона с Пак Чимином. Думаю, им надо обсудить этот вопрос, и уже через, — посмотрел на наручные часы, — пятнадцать минут мы вновь увидим Тэхёна в этом комфортном кресле, за процессом подписания нашего контракта. Напоследок Кан победоносно улыбается Чонгуку, будто знает больше, чем говорит, и айдолы выходят из зала, шумно хлопая дверью. Чон несется по этажу в сторону лифтов ликуя тому, что битва выиграна без каких-либо потерь. Он и не замечает, с какой напористостью тащит за собой инертного Тэхёна: как безвольную, не тряпичную, деревянную куклу, что хлесткими, но тяжелыми движениями способна навредить даже сама себе. Минутный триумф заканчивается, как только они подходят к светящимся красным кнопкам вызова. Тэхён что-то нечленораздельно говорит и делает шаг назад, Чонгук отпускает его, еще не до конца осознавая этот жест. На беззвучный вопрос Тэхён отвечает так: — Хорошо, нам довелось встретиться еще раз, но мне придется уйти. — Куда? Молчание. — К нему что ли? — кивает в сторону офиса, из которого они недавно вышли. Он даже сам всерьез не относится к своему вопросу, это ведь абсолютно невозможно. Тэ неоднозначно ведет плечом. Почему Чонгуку недостаточно просто услышать слово «уйти»? — Мне надо уйти. Чон не может на это смотреть, внутри все лопается от возмущается. — Тэхён, не разочаровывай меня, у тебя контракт с нашей компанией, и Кан не станет выплачивать компенсацию за его расторжение. Он выкинет тебя за ненадобностью, как только убедится, что мы все в максимальной степени отчаянья. Приезжает лифт. Чонгук берет Тэхёна под локоть, чтоб проводить его вперед, но Ким уверенно вырывается и по инерции отшатывается назад, пряча виноватый взгляд. — Даже если так… Гук, обещаю, я сделаю все, чтоб менеджер не заставил меня на него работать. Но и в BigHit я не останусь. — Чем ты так напуган, Тэ? Вчерашнее еще не повод бросать все на полпути. Ты же дебютировал, все уже состоялось, ты большой молодец. Какие могут быть проблемы? Тэхён подавил желание грустно ухмыльнуться этому отчаянью в словах Чонгука, который продолжал плутать вокруг, над, поперек, но не у самой сути проблемы. — Дело не в том, что было вчера. Я давно понял, что не могу больше быть с тобой в одной группе. Вот так откровенно, но максимально неожиданно для Чонгука. Меньше суток назад, нет смысла утаивать от себя такого факта — он думал, что сердце Тэхёна откроется для него не только как для хёна, но и как для более близкого человека, да что скрывать — Чон хотел этого. Сейчас Ким смотрит на него с непосильной подавленностью, а Чонгук не знает как реагировать на то, что он опять облажался. — Что я сделал не так? — спрашивает, но не хочет слышать ответ. Ему кажется, что еще один такой сожалеющий взгляд, и он либо поцелует Тэхёна, либо сравняет с ближайшей стеной, но в любом случае сделает то, о чем будет жалеть. — Что? Нет, ты, ты замечательный, Гук, — Тэхён удивлен не меньше. Его глаза слегка округляются, а сам он активно подбирает слова, чтоб не обидеть Чонгука, но и не сказать ничего лишнего. Взгляд останавливается на маленьком шраме, по которому хочется нежно провести пальцами и поцеловать. Тэхён поплывет, если не уйдет сейчас же. — Тогда в чем дело? Ты оставил ту фотографию, — на которой, я точно знаю, запечатлен важный для нас обоих момент. Тэхён с серьезностью изучает лицо Чонгука, когда понимает, что тот открыл конверт, предназначенный человеку, с которым хотели распрощаться. Вот такая она, эта его слабость. Ему стоило уйти молча, но отчего-то захотелось оставить маленькое сентиментальное воспоминание о себе, что-то хорошее, прежде чем навсегда стать предателем. Тэхён видел романтичное во всем, что делал для Чонгука, как и любой влюбленный человек. — Это на память, — тупо проговаривает и топчется на месте. Чонгук не спешит повторно вызывать лифт. — Что тебе наговорил обо мне твой менеджер? Что такого ты обо мне узнал, что тебе стало настолько невыносимо находиться рядом, и ты решил уйти? Уйти, после того как обнимал меня вчера и просил остаться. Что. Произошло. Тэхён? — Мне всегда с тобой невыносимо, Чонгук, а ты и не замечал, правда? Как ведром холодной воды. Всегда — это очень много времени, что они провели вместе. Но зачем тогда было это все? Зачем фото в конверте и остывшее какао на тумбочке? Чонгук поджимает губы. — Молодец я только в том, что не докучал тебе своими чувствами, даже когда очень хотелось, знаешь. Я точно знаю, что влюбился в тебя, еще тогда, как только мы встретились на моей первой танцевальной тренировке. Тэхён говорил очень много. Разобрал для Чонгука по полочкам буквально каждый их момент. Признался в том, как искал и создавал возможности стать ближе к нему, как Чонгук сам того не зная задевал его чувства, заставляя влюбляться глубже и сильнее. Тэхён сказал, что моментами искренне ненавидел Чимина, на каком-то первородном инстинкте ощущая от него опасность для себя. Рассказал и о том, как рискованно пытался подавать Чонгуку знаки и напоминать о себе, наплевав на то, что это могут заметить остальные. А Чонгук слушал, уставившись в пол, и почти поглощался мелким узором монохромно серого кафеля. И страшно было, и непонятно, хотелось кашлять от возмущения, может даже смеяться, но он стоял каменным изваянием и смотрел себе под ноги, в одном кармане сжимая конверт с фотографией, в другом ключи от машины. — Гук, я жил какими-то дебильными надеждами, не скрою. Глупо было ожидать, что ты явишься весь такой передо мной, взаимно влюбленный, завернутый в противомикробный пакет, абсолютно без опыта и травм других, старых отношений, но знаешь…опять же, иногда мне так хотелось неправильно истолковать твою заботу. Прости меня. В ранних воспоминаниях Чонгука Тэхён был необычным прототипом образа «из харизматичного бродяги в загадочного принца», и он нравился всем в любом своем воплощении. У него были сначала пшеничные, а затем бледно-розовые волосы, макнэ не был таким предусмотрительным, потому причинял больше беспокойства, но зато он был куда более понятным. Зачем извиняется, дурак? — Куда бы я не смотрел — везде ты. Макнэ продолжает тираду, он даже не расслышал что ему так тихо сказал Чонгук. Тэхён раскраснелся, он впервые говорил так много, когда Чон молчал, но и то, что необходимо было высказать, подходило к концу. Кувшин с подавленным внутри почти переполнился, и для полноты ему не хватает лишь происходящего момента признания, как жирной, гладкой капли, пускающей от себя множество кругов по воде. — Ты везде, куда бы я не пошел, — снова повторяет, пользуясь заминкой в тираде Тэхёна. Чонгук медленно поднимает голову, чтоб посмотреть ему в глаза. — Где бы я ни был, везде все так или иначе приводит к тебе. Тэхён слышал собственное дыхание лучше, чем слова Чонгука. Происходящее не соответствовало здравому смыслу. Захотелось сесть за горшок с ближайшим искусственным растением и сделать вид, что его абсолютно ничего не смущает. Чонгук же понятия не имеет о том, какое впечатления на макнэ производят его слова. Даже если Тэхён сам об этом уже сказал, в максимально доступной для айсбергов форме. — И я боялся этого, потому что так уже было раньше. Так начиналось у меня с Чимином, когда я начал терять себя. На самом деле, я думал, что мне уже не свойственно ощущать что-то подобное, что так происходит у других, адекватных людей. — Чонгук, что ты… — Знаешь, это как вампиры в кино. Они вроде забавные, когда это не касается тебя, но как только ты представляешь малейшую вероятность того, что такое существо находится где-то рядом с тобой — становится не по себе. Становится страшно, потому что любовь ассоциируется с болью. Макнэ молча ждет продолжения. Признаться честно, он вообще не ожидал, что Чонгук хоть что-то скажет ему в ответ, тем более что-то настолько сложное и запутанное, над чем придется сосредоточенно думать, пытаться понять. Пока удавалось с трудом. Из ближайшего кабинета выходят трое сотрудников и направляются к лифтам. Они с подозрением косятся на незнакомых парней, и те неловко отходят в сторону, к небольшому зазору между прозрачной стеной и лифтами. Там оказывается тесно, но никто бы не догадался доходить до этого края коридора — зачем, когда кнопка вызова лифтов расположена намного ближе. Итак, между ними полметра. — Пока я ждал у моря погоды, берег себя, думал, что мои страхи исчезнут, я упустил из виду твои чувства, но вот это, — Чонгук вытягивает перед лицом Тэхёна фотографию, отдавать ее не собирается. Просто показывает, и прячет обратно в карман. — Это о многом мне говорит. — Чонгук, я знаю о том, что Чимин для тебя… — С Чимином у меня нет будущего, и мы оба так считаем. Тэхён удивленно дернул подбородком. Кажется, у него заканчивались аргументы чтоб уйти, а Чонгук неожиданно замолчал. Может ждал еще какой-то реакции. — Посмотри на меня, в глаза, — попросил, и использовал все свое самообладание, чтоб не прикоснуться к щеке Тэхёна, чтоб помочь ему выполнить просьбу. — Я не безразличен тебе. — Да. — А ты не безразличен мне. — Чонгук, нет. Не путай, это другое чувство. Чон все-таки делает это. Под шумы отдаляющихся и вновь прибывающих лифтов, гудения блеклых ламп и стерильные запахи чужой для него высотки, Чонгук берет лицо Тэхёна в свои руки и перед тем как продолжить говорить, просто наслаждается этим моментом. Он хочет все время касаться Тэхёна. Бескровные пальцы макнэ замыкаются на его запястьях, в ленивой попытке освободиться. Тэхён грустит потому, что сам несколькими минутами ранее признался в том, что если Чонгук будет вести себя так, он не сможет ему отказать. Просто не в силах. — Тэхён ты мне нравишься. Пухлые губы открываются, чтоб снова возразить, но нет. Слушает. Поднимает взгляд, и из-под густых ресниц Чонгук наконец-то видит это. Не страх, а надежду. И любовь. — И я не могу это спутать ни с чем другим. Мне нравится и то, как ты заставляешь меня чувствовать себя хорошо, и то, как я хочу быть с тобой. Хочу, чтоб тебе было хорошо. Хочу смотреть на тебя и касаться. Хочу, чтоб ты снова жил в моей комнате, или чтоб это была наша комната. Хочу, чтоб ты много фотографировал и рассказывал о том, что пишешь в своих блокнотах. Хочу показать тебе места, в которых бывал. Хочу много говорить с тобой, Тэ. — У айдолов не может быть таких отношений, — как последняя попытка, макнэ пусть и для галочки, но говорит это. Ему абсолютно плевать, он готов уже сейчас заявить всем о них, если этого захочет Чонгук. — Я не обещаю тебе идеальных отношений, — из романтично окрыленного, Чон снова переходит на серьезный, вдумчивый тон. Руки его опускаются с лица на шею, плечи, спину и поясницу Тэхёна. — Мне тяжело находить баланс между «своим», «чужим» и «общим». И тяжело снова открываться, пусть я даже очень сильно хочу этого с тобой. Но я обещаю, что не причиню нам вреда. Сказав это, Чонгук медленно притягивает Тэхёна ближе, чтоб поцеловать, но тот в последний момент опускает лицо вниз и прижимается к хёну для крепких объятий. Чонгук впадает в восторг от такого поведения Тэхёна. Целует его волосы и расплывается в улыбке. Это чувство ни с чем не спутать. Кажется, он владеет миром, и мир совсем не против. Ему так тепло, что весна уже определенно вступила в свои права. Чонгук знает, что это приведет только к хорошему в его жизни. — Больше всего я боялся, что ты никогда снова не посмотришь на меня, — прошептал Тэхён через… никто не знает сколько они стояли там, соединившись как два ответвления дерева с одним корнем. Он слушал биение сердец: сердце Чонгука и сердце, которое Тэхён отдал ему — теперь оба в безопасности, под грудной клеткой Чонгука. Когда они вышли из здания, на улице уже начало темнеть. Чонгук отзвонился Намджуну и предупредил, что они приедут немного позже, чем ожидали. Он хотел заполнить остаток вечера новыми воспоминаниями об этом городе. — С сегодняшнего дня хочу смотреть только на тебя. Маршрут навигатора, ведущий от невпечатляющих высоток к жилым окраинам города была абсолютно пуст, а потому Чонгуку казалось, что он едет по этому цветному пейзажу целую вечность. Небо за окном меняло окрас, на исходе этого дня Чонгук чувствовал себя необыкновенно смелым и способным на все. Они просто катались, делая редкие остановки у придорожных кафешек, чтоб купить что-то съедобное или бестолковое, но на память. Это было так здорово, что создавалось ощущение, будто кто-то сдерживал Чонгука раньше от этих маленьких, но приятных мелочей, запрещал делать то, что он делает сейчас. Но абсолютно точно единственным, кто правда мог бы запретить делать Чонгуку то, что он хочет — это он сам. Было уже далеко затемно, когда дремавший Тэхён открыл глаза и сразу заметил руку, тянущуюся к его ладони. Они держали платонически вежливое расстояние с того момента, как оказались в машине, и теперь Чонгук снова берет его за руку. Кажется, что это уже не просто прикосновение, а толчок к чему-то важному между ними. — Не отпускай. Достаточно доходчиво? Чонгук понял, не отпустит. Этим двоим предстоит узнать друг о друге все, и это только начало. У судьбы на них большие планы? Никто не знает наверняка. Еще два месяца назад Чонгук не поверил бы, скажи ему что он захочет быть к кому-то настолько скандально близко. Жизнь меняется, как русло реки, жизнь удивляет, как безграничный океан. Чон останавливает минивен у дома и на несколько секунд закрывает глаза. Сквозь маленькую щелочку окна доносятся шумные звуки друзей, выбегающих встречать их с поездки. Может отругают за уже остывший ужин, может крепко обнимут, потому что уже так давно не общались, а может все сразу. Чонгук улыбается и счастлив. Сегодня вторник — вечер того дня, который по традиции вся группа проводит вместе. Первый счастливый вторник этого года.***
Часами ранее
Я слухала твій альбом
із тим, кого вже нема.
Так добре було разом,
не слухаю, бо сама…*
(Бумбокс — Твій на 100%)
Редко когда закатное небо застилает настолько ярким и красивым светом, что не уходит в тропические цвета розового и персика. Сегодня верх весь желто-голубой и Чимин восхищенно наблюдает цвет солнца в паре с таким вызывающе красивым небом.Уже темнеет. День погибает, смазывая все свои лучшие цвета в океан, погибает прошлое, потихоньку унося любимые запахи за ветром. Чимин смотрит на горизонт с такой внимательностью, будто из воды скоро к нему явится старый друг, которого он давно заждался. Перистые облака провожают звезду за горизонт, потоки ветра вихрем разгоняют мелкую ракушку, усыпающую косу, а та в свою очередь взмывает вверх и больно врезается в кожу Чимина, пролетая мимо. Хорошо, что не начался дождь. Пришлось бы вернуться домой. Ломтики ракушек острые, взлетают не высоко, но он все равно закрывает то уши, то лицо, чтоб не пораниться; от ветра, что настойчиво врывается в его тело, Чимину не скрыться. Он сидит и терпит то, что с таким трудом делает вдохи. Он не хочет домой. Ни в одно из тех мест, что можно было бы назвать «домом». Здесь и сейчас. Время больше не останавливается, а линейно идет своим чередом вокруг Чимина. Сейчас Чонгук мчится вслед за своим раскрывшимся чувством. Пак мысленно посылает ему в след прощение и любовь. Ничего, что ты ушел. Кем Чимин будет, когда вернется? Чимин не знает. Чимин растворяется в мире вокруг.В своей белой толстовке он похож на неподвижный камень, часть этого пляжа. Чимину оказалось просто принять то, что случилось, но это облегчение принесло за собой надвигающуюся пустоту. Еще чуть-чуть и Пак войдет в нее совсем один, смело и обреченно, потому что ему больше некуда пойти, потому что он решил отпустить свой свет. Душа Чимина с искренней, но полной боли и слез улыбкой готовится смотреть как между ними с Чонгуком выстраивается преграда — невесомая, но прочная, дающая пропуск ко всему, кроме самого ценного. Он столько времени шел к этой точке, абсолютно не планируя то, что будет сразу после нее. Как он будет существовать в этой реальности через час? Через день? Пак сжимает в твердеющей от напряжения руке дорогую сердцу вещь и понятия не имеет. Он не знает ни-че-го, кроме того, что допустил ошибку. Чонгуку не стоило знать о его чувствах. Чимин жалел, что признался ему так: со слезами, с болью. Его макнэ не заслужил ответственности за это. Прямо в эту минуту что-то уходит, что-то становится призраком, выходя из его грудной клетки. Пустеет, пустеет. Страшно. Он слаб.Это чувство трудно сравнить с чем-то, Чимин хочет закончиться вслед за уходящим днем. Он плотно сжимает зубы, удерживая свой рык. Хватит, Чимин. Это ничего уже не изменит. Тебе придется с этим жить. Тебе придется вернуться в сеульскую весну, начать носить более легкие вещи и смотреть на солнце, согревать себя. Ты будешь работать и общаться с друзьями, угощать хёнов ужинами собственного приготовления, может заведешь собаку? Ты будешь…чем ты станешь? Чимин прятался ото всех в месте, где с трех сторон его окружает океан, а за спиной– путь к тому чувству, которое он только что поклялся держать при себе всю оставшуюся жизнь. Только отдавая Чонгуку этот покой Чимин сможет искупить вину за причиненную боль. Он все еще может все испортить. И эта возможность будет у него всегда, потому что Чонгук простил, Чонгук впустит, если Чимин попросится. Чонгук не успеет предотвратить, если Чимин захочет навредить Тэхёну. Чимин не хочет. Пройдет несколько дней, а затем месяцев и лет. Раны заживут, они будут видеться как прежде, будут вместе выступать, ходить по магазинам. Они продолжат быть частью жизней друг друга, но отныне Чимин поклялся себе. Больше он не проблема. Как ни странно, но только придя сюда, Пак пинал ботинком мелкую ракушку, желал им всего плохого, хотел, чтоб ничего из того, что происходит сейчас, не могло свершиться. А потом он падал на колени и просил прощения у океана, чтоб тот донес его голос на другой конец города, чтоб Чонгук услышал. Еще момент и Чимин сорвался бы вдогонку за ветром или любовью, бежал бы из последних сил, пока легкие не попросились бы наружу. Пока прах, оставшийся от его сердца, не осыпался пылью под ноги. Пока холодные отрицания здравого смысла не взяли верх и не остановили его агонию. Господи. Каким долгим был бы тогда этот путь. Чимин начал осознавать, что на самом деле уже прошел его. Позади хрустели шаги, тонущие в вязкой ракушке. Ветер замедлял поступь идущего. Единственный, кто мог бы сейчас окунуться с ним в омут эмоционального искупления был Хосок, проживший параллельно с Чимином и Чонгуком весь этот путь. — Пожалуйста, Хоуп. Я…я не хочу опять слушать. Я сделал все, что мог. Дальше дело за Чонгуком. — Не знаю, разочаровал я тебя или обрадовал, — хмыкнул Сокджин, щурясь от неприятных покалываний ветра. — А, это ты… — Ну, значит разочаровал, — безлично улыбнулся. Чимин похлопал рукой по ракушкам рядом с собой и продолжил следить за горизонтом. Хорошо, что пришел именно он. — Не уверен, что это то, что мне сейчас нужно, Джин-хён. — Более того, это вряд ли то, чего ты сейчас хотел бы. Но знаешь, Чимин…боюсь, что мы остаемся с теми и с тем, что нам предоставляет жизнь. Чимин медленно поднял голову вверх, будто переспрашивая, правильно ли он понял. Джин садится рядом. — На небесах только и говорят, что о море. Как оно бесконечно прекрасно**. — Океан больше. — И глубже. С приходом Джина ветер стал утихать. Ким занял себя тем, что находил среди надломленных ракушек целые и бросал их в воду. Так они просидели еще несколько минут. — Я не знаю, как мне теперь с этим, — Чимин заговаривает так же неожиданно, как и запинается посреди предложения. Разум чист. Мысли сами появляются в нем понятными строчками прописей. Стоит называть все своими именами. — Я правда люблю его, Джин. — Знаю. Пак отстраняется и немного поворачивает корпус, чтоб посмотреть на хёна. Безусловно тот мог догадываться о многих вещах, мог уже не раз услышать историю от Хосока. Возможно, все уже знают, но Джин ответил так, будто не просто знал о случившихся чувствах. Он знал. Чимин любит. Младший ждет продолжения, еще какой-то реакции, но ее не наступает. Джин перестал выискивать ракушки и теперь просто смотрел вперед. — Я думаю, что мы подвластны чувствам как никто другой, Чиминни. Сколько не лепят из айдолов золоченые фигуры, да только коснись этого мнимого совершенства и вся позолота осыплется. — Ты о чем? — Любить. Это не табу, — Джин произносит слова, будто цитируя. — Мы все любим и платим за это. Хосок заплатил состоянием, Юнги дружбой, Намджун… — старший слегка встрепенулся, качая головой и поджимая губы. — Никогда. Что бы там не случилось, Чиминни. Никогда не жалей о своей попытке. Пак не считал нужным понимать все, из сказанного он лишь убедился в том, насколько Сокджин проживает происходящее. Для него это «заново», а не впервые. Хён знает о том, что чувствует Чимин и младшему от этого становится немного легче.Они пересекаются взглядами. В бледных глазах Чимина зарождается надежда на какой-то дурацкий счастливый конец для него, пусть и без Чонгука, но с чувством, что все будет в порядке. Он хочет услышать эту гарантию, узнать о каком-то способе, лекарстве с побочным эффектом амнезии. Сокджин без сочувствия смотрит в ответ. Так просто не будет. И он знает это как никто другой. Сокджин не врет — поступает как настоящий друг, но Чимин ненавидит эту правильность. Он еще пару секунд выжидает, а затем его губы задрожат, по обветренным щекам побегут кипящие капли соленой воды. Чимин даст себя обнять, чтоб обрамленный мягким пухом капюшон хёна помог его крикам растворится в воздухе. Чимин будет кричать, пока привычная сладость его голоса не превратится в копоть. Океан окончательно успокоился. Старший смотрел на воду, упершись подбородком в чужую макушку. Чимин держался за него как за последнее, за то, в существовании чего он еще не сомневался. У него нет ничего, кроме этого пляжа и Сокджина. Ким стиснул зубы, чтоб не впустить чужую боль достаточно глубоко, чтоб эти слезы не задели его собственные шрамы. — Что же я натворил, Джин? Почему все так поздно…и больно…все…ах, Джин…нет. Сокджин облегченно выдыхал за Чимина лишь в том, что тот позволял себе скорбеть, не глуша внутри ничего, не борясь с чувствами, а принимая их. Пусть он не скажет этого вслух, но Джин видел в Чимине силу, которой он в себе когда-то не нашел. Чимин не утонет. Ким гладил друга по волосам и слегка покачивал его в объятиях, чтоб успокоить. Ничего не обещал и не гарантировал, просто целовал Чимина в макушку и успокаивающе шептал его имя. Когда крики стали воем, а вой перешел на мелкие икания и шмыганье носом, Чимин началхрипло пересказывать историю, память о которой хранил подарок Чонгука. Он помнил все в мельчайших подробностях, некоторые диалоги даже инсценировал. Когда речь зашла о том, как Чимин обманул чеболей и выиграл спор, парень разжал маленький кулачок и протянул браслет Сокджину с откровенно испуганным и детским взглядом, как если бы он был пятилеткой, что держала в руке необратимо сломанную, любимую игрушку. — Представляешь, они не угадали цену браслета! Тогда я выиграл, и потом мне это пригодилось. Знаешь, я, можно сказать что шантажировал Нгока. Он ведь проиграл мне желание из-за какого-то браслета. Как нелепо. Конечно же, браслет не был просто «каким-то». Старший внимательно слушал и изредка задавал уточняющие вопросы. Он выглядел так, будто говорил не все, что хотел сказать. — Это самое лучшее, что вообще может бы… — Нам придется оставить его здесь, Чимин. Слова «Я сожалею» застревают комом в горле, когда Пак в недоумении сжимает кулак и притягивает его к груди, сощуривая опухшие глаза. Чимин может подраться за этот браслет. — Нет. Это мое. И, — поиск непробиваемых аргументов, — я не отдам его. — Если ты не отпустишь его, больно будет не только тебе. — Ты разговариваешь как книга для самопомощи. Но я справлюсь и так, Джин, — хрипит в ответ. — Я ценю твою поддержку. Спасибо. — Малыш, единственный способ действительно остаться частью его жизни, а не просто получить неловкое прощение, это уподобиться его лучшим качествам. Доброта и сила. — Что за чушь! — Будь добр к себе. Будь сильным ради него. — Ты можешь сколько угодно советовать мне, как и кого я должен отпустить, но не смей говорить, что я должен забыть абсолютно все. — Чимин. Ты не и не должен забывать, но этот браслет… — Не сюсюкайся со мной, — Чимин рычит, ерзая куда-то в сторону, но Джин не отпускает его. — Ты справишься. Ты очень силен, раз уже смог столько пережить. Какая-то часть Чимина хотела верить в слова о силе, но больше всего он желал искренности. Хотел, чтоб исчез этот тон разговора с истеричкой. Пак злился на Сокджина за эту правду и за то, что старший думает, будто Чимину не очевидно то, что нужно сделать. Очевидно. Только он совсем не хочет. — И как же? Как ты справлялся с этим? — язвит. Чимин надевает браслет на руку, чтоб удобнее было размахивать ей для передачи эмоций. Джин не меняется в лице. -Мне кажется, что я горю, Джин. Вот здесь, — Чимин коснулся своей груди так, словно она была исполосована глубокими порезами и тут же убрал руку. — Я хотел уйти в армию когда все случилось у…нас, — грустная улыбка. — Намджун попросил меня остаться. И я остался. — Ты любишь его? — Чимин, — на секунду младший подумал, что сейчас его ударят. — Ты любишь его? — Как бы жестоко не прозвучало то, что я сейчас скажу, но люблю я или нет — это уже неважно. Прошу, не повторяй моих ошибок… Живи. Чимин яростно сверлит глазами Джина, а затем издает нечленораздельный звук и размякает в руках хёна, чувствуя, как по щеке вновь бежит слеза. Он точно уже никуда не уйдет. Он будет сидеть посреди холодного пляжа с Сокджином и доверять ему свои мысли, чтоб оставить их здесь навсегда. Много, много мыслей, которых он стыдится, но которые будут понятны хёну как то, что на смену дня приходит ночь. — Я ненавижу то, что он не здесь, — позже будет сказано как самая постыдная вещь. — Знаю. Но еще ты хочешь, чтоб он был счастлив, — Джин шмыгает носом. Чимин не видит — от холода это или от слез. — Думать о том, что у них ничего не выйдет, мечтать об этом — бесспорно легче. Но поверь, Чиминни. После каждой подобной неудачи его сердце будет надрываться, так же, как и твое. Ты будешь видеть его страдания ежедневно, станешь винить себя. Легкие Сокджина с большим трудом наполняются воздухом. Чимин чувствует это тяжелое дыхание, но, прижимаясь к груди хёна, он слышит и сердце, спокойно стучащее между ребер. — Лучше пусть все будет в порядке. Как можно скорее. И у тебя тоже. Браслет снова оказался зажат в ладони. В своем раннем монологе Чимин представлял это проясняющееся будущее. Ему и с Тэхёном предстоит видеться еще не раз, не два. Они тоже будут общаться, даже жить в одном доме, решать как отпраздновать дни рождения друзей, дарить друг другу улыбки. Скорее всего, больше не будет ничего, что позволило бы Чимину чувствовать себя частью того мира Чонгука, его комнаты, его мыслей и планов.BTS– это семья, но место рядом с его макнэ будет только одно. Тэхён. Чимин должен будет попросить прощения и у него. — Когда Чонгук вернется, будь готов к тому, что теперь все будет иначе. Мы не знаем, как закончится их история. Но все будет иначе. — Тебе, наверное, моя проблема кажется такой ничтожной. Сокджин удивленно заморгал, прижимая подбородок к груди, чтоб посмотреть на Чимина. — Хм, не буду отрицать, тебе повезло немного больше. У тебя хотя бы будет возможность увидеть его по-настоящему счастливым. М? Чего молчишь? — Да я тут подумал…у тебя ведь даже не было шанса удержать Намджуна. Фраза повисла в воздухе. Оба задумались над тем, что они только что на полном серьезе сверяли степени своих несчастий, будто это что-то могло изменить. — Хорошо, что ты пришел вместо Хосока. — Я тоже так думаю.Некоторое время спустя
— Пора возвращаться домой. Скоро ужин. — Иди. Я вернусь. — Чиминни… Почти стемнело. Ты замерз. — Я в порядке. Всё в порядке. Я в порядке, я просто… Сокджин понимающе кивнул и многозначительно взглянул на сжатый кулак Чимина. Младший сделал вид, что не заметил этого. — Мы будем ждать. Юнги и Хосок… Намджун тоже переживает. После того, как Сокджин прошел большую половину пути к дому, Чимин, дрожа от холода и затекших мышц, встал на ноги. Солнце практически спряталось. Бусинки из бирюзы могли бы давно стать частью его тела, если бы камень мог быть более податливым. Пак в последний раз надел украшение, любуясь тем, как связка маленьких шариков вновь обвивает его тонкое запястье. Он тепло улыбнулся, шмыгая носом, чтоб не пустить очередную волну эмоций, подступающих сгустком. — Я уже скучаю, — последняя капля скатилась с его щеки и упала на ладонь. Чимин снял браслет легко — так, словно он был на два размера больше нужного. Принятие. Вновь сжав сокровище в руке, он замахнулся, чтоб с силой запустить подарок в океан, но затем хихикнул, будто радовался, что смог кого-то обмануть. Нет, он так не поступит. Чимин прижал браслет к губам, зажмурился и ласково выдохнул шепотом все самое хорошее, что он мог бы вложить в пожелания любимому. Пак бережно оставил браслет на самом краю косы и благоговейно провел по нему рукой. Океан повторил жест человека. Худощавая фигура парня стала медленно рассекать пляж, в направлении маленьких курортных домиков. Чимин делал шаги, обходя следы Сокджина и чувствовал, как его сердце замедляет ход. Когда-то они с Чонгуком слушали этот же океан, только звучал он совсем по-другому.