***
— Пап? Что ты здесь делаешь? — спрашивает Генри, но вскоре понимает, что это всего лишь сон. — И я безумно рад тебя видеть, — привычная ухмылка занимает место на лице отца и Генри качает головой: есть вещи, которые не меняются даже в самых критических и отчаянных ситуациях. Между ними повисает привычная неловкая тишина. — Как мама? — первым нарушает тишину Генри, не просто же так он в его сне. — Сдержанна, уверенна и расчетлива. — Как и всегда, — Генри невольно улыбается. Он успел соскучиться по маме и тому спокойствию, которое следовало за ней по пятам и окружало всех и вся. — Я ведь хреновый отец, да? — Кол не шутит, он для самого себя необычно серьёзен и Генри вот-вот готов забеспокоиться. — Я всегда знаю, что нужно сказать Эрике, что нужно ей дать, как завести разговор, а с тобой... мы как будто вращаемся на разных орбитах. — Пап, все в порядке, не нагоняй, — он не любит всех этих неловких, задушевных разговоров и хочет побыстрее уйти от темы или проснуться. — Если бы все было в порядке, мы бы не оказались в такой ситуации, ты бы не подверг свою жизнь опасности, — отец начинает злиться. — Это была необдуманная шалость, никто не знал, что она приведет к подобному, — Кол грустно усмехается и треплет сына по волосам. — Генри, с магией не все в порядке, когда не все в порядке с её обладателем. Если астральная проекция выкидывает тебя в другое время или измерения, значит ты бежишь от собственной реальности, — он вдруг резко чувствует себя таким виноваты и не решается посмотреть отцу в глаза. — Я не хотел разочаровать тебя. — Ребёнок...— обреченно тянет Кол, — засунь себе своё обостренное чувство ответственности и вины куда подальше и просто... — он переводит взгляд на материализовавшиеся настенные часы, — просто поговори со мной, пока у нас еще есть время. — Генри немного растерян и, по правде, двух слов связать не в состоянии. — Что бы ты хотел знать? — хрипловато выдает он. — Почему бы тебе не рассказать мне о Диего? — И Генри уже не в силах не улыбнуться. — Я, вроде, по-настоящему нравлюсь ему, пап.***
Спустя пару дней все для заклинания готово: травы собраны, луна в нужной фазе и остается только надеется, что у Хоуп и Фреи с другой стороны все пошло по плану. Эстер объяснила ему, что это равносильно тому, что тонуть. Он войдет в реку, его легкие заполнятся водой, тело будет нестерпимо жечь, а потом станет спокойно и тепло, а очнется он уже дома. Генри все это казалось через край утопичным, а еще самоубийственным, но вариантов лучше ни у кого не нашлось. Ему просто хотелось поскорее все это закончить и забыть, как страшный сон. Он стоял босой и раздетый по пояс у самой кромки воды, Эстер кровью чертила руны на его груди, а от запаха трав голова шла кругом, Генри должен был думать о доме, о семье - это было частью ритуала. Он вспомнил Хоуп. Год назад она попросила его прилететь в Новый Орлеан. Все думали, что она оправилась от событий, связанных с Пустотой, но Генри знал, что это было враньем. Ей было больно. Больно и стыдно. Она засыпала в страхе, а просыпаясь, взваливала на себя груз ответственности за все разрушения, смерти и потери. Однажды утром он нашел её в комнате. Она плакала, вцепившись руками в металлические прутья кровати, и с трудом могла сделать вдох. — Что ты видишь, Хоуп? — спросил Генри, подводя её к зеркалу. — Себя, — ответила она и попыталась вырвать ладонь из его рук. — Хоуп... — с нажимом произнес он. — Трибрида. Я вижу ведьму, оборотня и вампира в одном, — сказала кузина и поспешила отвести взгляд он своего отражения. Генри перехватил её подбородок двумя пальцами и повернул обратно к зеркалу. — Смотря на девушку перед собой, я вижу спутанные ото сна волосы, вижу пятно от зубной пасты на твоем воротнике, потому что ты умывалась в спешке. Просто, кто-то не спал всю ночь, работая над новой картиной. Тебя выдают пальцы и кисти, измазанные в краске, а еще кляксы на твоих кедах, — Генри кладет подбородок на плечо Хоуп, обнимает поперек живота и продолжает, — смотря на тебя, я вижу мою кузину художницу. Девочку, которая расписала задник моей виолончели и разукрасила стены нашей игровой комнаты нелепыми глазастыми планетами. Я вижу это девочку каждый раз, смотря на тебя. Каждый раз, последние 16-дцать лет. Теперь твоя очередь увидеть её. Из воспоминаний его выдернули крики позади. Еще не обернувшись, Генри уже знал, кого он там увидит - семью Майклсон. Непобедимую. Нерушимую. Семью, о которой сложат легенды. Семью, которой в будущем будут страшиться. Семью, которая в будущем станет его. Его семье . Сдержанный Финн, о котором по ночам все ещё плачет солнечная тетя Фрея. Гордый Никлаус. Дядя, который уж точно не рассказывает сказок на ночь, но зато с большой охотой говорит о войнах, подвигах и походах. Дядя, которого уважаешь так же сильно, как страшишься. Он научит его защищать свою семью, пока будет защищать её сам. Язвительная Ребекка. Та самая, что подарит ему щенка на его пятилетие, что не переставая будет шутить о его первой девчонке и первая узнает о его парне. Благородный Элайджа. Дядя, что научит его фехтовать и без конца отдергивает за ругань. Дядя, что научит его ценить семью, ценить «всегда и навеки». Он не находит в себе сил смотреть на Кола, поворачивается к нему спиной, делает еще пару шагов, погружаясь в воду и замирает. Оставляя след в прошлом, можно напрочь стереть настоящее, исковеркать будущее. Но ведь они прямо за его спиной, такие...такие юные. Он должен молчать. Он должен, черт возьми, молчать. Его сознание цепляется за эту здравую мысль, как за соломинку, но он может думать лишь о напуганном парне - подростке, загнанном в угол собственной сущностью, живом и вечно смеющимся, а теперь разрушающим себя изнутри. — Ее назовут Давина, — тихо, но так чтобы Кол услышал, начинает Генри, — Она будет удивительной. Сильной и несгибаемой. Доброй, — он сам начинает непроизвольно улыбаться, вспоминая её глаза, — У неё будет невинная и чистая душа. И она простит тебя, и она спасет тебя, — Генри делает еще несколько шагов в воду, заходя по пояс, и продолжает, — А ты будешь смотреть на нее. Смотреть на неё и думать, как же она бесконечно прекрасна. И ты будешь любить ее. Любить её больше самой жизни. — Откуда ты знаешь об этом? Ты говоришь так, словно мы встретимся в твоем времени, — Кричит ему в спину Кол, а холодная вода уже обжигает ребра. — Мы и правда встретимся, — Генри поднимает глаза на сияющую луну и поворачивает голову, в упор глядя на Кола — Вот только я буду называть её «мама».