Птичье дело

Такое клише – влюбиться в лучшего друга. Соловей и раньше не особо себя любил, но теперь все границы самоненависти для него стерлись. Низкорослый и уродливый маргинал, еще и, как в этой стране его звали при любом удобном случае, хач. Одному богу известно, как сильно он избивал расистов, использующих это слово. Соловей был бы рад любить свои особенности, но, с недавних пор, сил идти в своем мнении против общества не было совсем. Ему хотелось верить, что родись он с другим телом и другой личностью - страдать бы не пришлось. Трахаться без разбора со всеми, кто на это согласен – не лучшее лекарство от неразделенной влюбленности, но и не худшее. А вот звать любовника к себе точно не стоило. Этого парня он еле знал: познакомились в тиндере, поплакались друг другу о зазнобах, и приняли решение не страдать в одиночестве хотя бы этой ночью. Если бы Соловей знал, что Елисей, глупый дурак, решит вернуться домой, а не остаться с этой прекрасной женщиной, он вернулся бы один. Смутившись звуков появления второго жителя квартиры, парень из тиндера сбежал к себе. Соловей не был в обиде – ему самому было неловко и тошно от мысли, что Елисей мог услышать. В ту ночь Соловей лежал на подушке и с поганым чувством в груди понимал – он просто хотел, чтобы вид его комнаты больше не наталкивал на мысли об одиночестве. В этих ужасных мыслях он засыпал и просыпался три недели подряд. Во сне он воображал будущее. Когда-нибудь его чувства затихнут. Такое бывает – они же не вечные. Возможно, он возненавидит Елисея после этого, и бессмысленной злобой испортит их дружбу. Возможно, сможет справиться со своими эмоциями. А может быть он полюбит кого-нибудь другого? Он воображал будущее, но ни в одном из вариантов не видел себя рядом с Елисеем. Дураку было ясно – умные славянские парни достаются умным славянским девушкам, а не татарским гопникам. В то же время в соседней комнате Елисею снилась Забава, затягивающаяся «багатырем» и смеющаяся хриплым каркающим смехом.