Лик

– Ты чувствуешь? – это был не тот голос, который Стив хотел бы услышать. Он походил больше на треск дерева среди лесной глуши. Голос заставил повернуться на источник звука: это так скрипит кора или это кто-то подкрадывается сзади? – Весна скоро. – А я так и не закрыл ни одного дела, – настоящий скрежет внутри стен нравился парню намного больше всех этих разговоров, ровно как и привычная россыпь из пыли и осыпавшихся в грунт подгнивших листьев. – Именно. Капитан ходил вокруг да около, прислушиваясь к движениям глаз своих подопечных, к их дыханию, к их мыслям. Он хотел, чтобы его поздравили с днём рождения. Все, кажется, об этом забыли. – Экклс! – психологу не повезло впервые за год прийти позже всех, и наверняка сейчас тот получит по шапке. Здесь было слишком мало места для этих двоих: что любитель выпить на работе не отличался атлетическим телосложением, что начальник. – Не хочешь объяснить, почему ты приходишь позже срока? – Ох, ну Вы знаете… – кишащие внутри лёгких трубчатых костей птиц паразиты вили свои собственные гнёзда в губчатой структуре живых тканей, существенно увеличивая вес крошечной синицы. – Просто сегодня такой день… – Какой день? – лицо капитана заметно похорошело: как он ни пытался скрыть собственные ожидания с радостными прогнозами суровой мимикой, блеск в глазах и общая энергия выдавали его с головой. Он немного покраснел и упёрся кулаками в бока. – Особенный… – Вэнс пытался вспомнить, что человек перед ним может ожидать кроме хороших показателей коллектива на бумажках, но не смог. Он решил пойти ва-банк и вытащил из своей сумки дорогой коньяк, который точно хотел бы выпить самостоятельно. Или со Стивом. – Такие дни бывают нечасто. – Ну хоть кто-то помнит! – Уокеру пришлось чуть отъехать назад на своём кресле, чтобы широкая ладонь капитана не задела его лицо. Мужчина развёл руками в объятии, и единственное, что разделяло психолога и главу всея участка – их собственные животы и бутылка. – Премию этому человеку! Полицейский заметил в зелёных глазах промелькнувшее удивление, а после пухлые губы растянулись в самодовольной улыбке – оторванная от сердца выпивка окупилась. – С днём рождения, капитан! – все, кто в этот момент находились в помещении, завопили поздравления и принялись хлопать. Эрик грустно отложил свою трубку и старательно скрывал улыбкой боль, поглядывая на наполненную травой чашу. – Стивен, я знаю, что ты умеешь закрывать не только дела с душевнобольными – ради Бога, умоляю тебя, принеси мне на стол полностью законченный материал – это всё, чего я от тебя прошу, – Экклс не мог сдержать улыбки и смотрел на детектива, точно перебирая в голове причины, по которым тот не сможет закончить ни одного из повешенных на него преступлений. Точно смотрел на него и слышал, как из его лёгких выдавливается переполненный трупными испарениями воздух. – Я постараюсь. Сероватые лица вокруг кишели неестественной жизнью: кто-то переживал за возможные штрафы, кто-то радовался выполненной работе, а у Уокера не было сил не то, что открыть одну из папок с материалами – у него не было сил даже думать о предстоящих делах. Вэнс советовал пройти обследование у психиатра, но детектив не видел в этом никакого смысла. В конце концов, у него полно других забот. Когда это началось? Камни и поглощённое стекло разрушали оболочки пустого желудка, наполняя его птичьей кровью. Синица перестала есть несколько дней назад, и ей не оставалось ничего, кроме как сидеть на месте в ожидании смерти, время от времени дёргая крыльями в попытках прогнать колкую боль. Черви разрастались в её костях, разрушая своим телом хрупкие ткани, купаясь в просочившейся через трещины загустевшей в заразе гнили с кусочками омертвевшей кожи и струпьями. Птица умирала изнутри, переваривая саму себя. Паразиты разорвали мелкое тело на куски, раздробив трубчатые кости, продавливая их осколки наружу через мышечную ткань и перья. Птица захлебнулась в собственном желудочном соке и испражнениях червей. В участке было ужасно скучно: полицейский пялился на бумажки, пока бумажки смотрели прямо на него, смеясь над его нерасторопностью. Может быть, они правы – в конце концов, он мог бы сказать, что берёт работу на дом, и с чистой совестью ничего не делать под одеялом, вдыхая запах травяного чая с мёдом. Дома хотя бы можно что-нибудь посмотреть. – Я бы посмотрел документалку про природу какую, – Эрик был совсем рядом с детективом и смотрел на последнего с какой-то плохой мыслью. Он крутил её в своей голове точно так же, как и сейчас крутит трубку в своих руках. – Вот там-то столько твоих сородичей. – Да ладно тебе, нормально же общались, – Стив слышал, как сползает с лица кожа старшего под гнётом его мимики, и от этого звука ему отчаянно захотелось есть. – Ты не пробовал взболтать? – Что? – где-то сбоку треснул сгнивший лист фикуса, разломившись пополам. – Как банку с куриным бульоном, – Уокер закинул голову и начал разглядывать потолок. Планокур поднял руку и остановил её на уровне своей груди, не понимая, что ему делать: проверить температуру у друга или прикрыть ладонью собственное лицо. Он выбрал первое. – И вот этому существу моя сестра дала, – тёплая ладонь коснулась бледного лба, игнорируя чёрные пряди. Стив закрыл глаза и утонул где-то в себе, в уже не раздражающих звуках, в собственном желании раствориться в них. – Это было нетрудно, – Портман отстранился и хотел было отвесить подзатыльник, но пришлось несколько раз ткнуть пальцем детективу между глаз. Тот поморщился и отвернулся. – Я вообще-то хотел, чтоб всё было культурно, – среди серых туч время от времени выглядывало солнце, что наверняка хотело послушать наивные убеждения относительно своей родни старшего. – Чтоб она из-за тебя перестала заниматься всякими вещами, которыми занимается. А ты!.. – А я почти что женат, и тебя это не смущает. Эрик хотел уж возразить, но в этой ситуации было нечем. Он не хотел признавать, что хотел познакомить их исключительно из желания насолить Ирэн, и уже запятнанная честь Шейлы на самом деле для него пустой звук. Хороший друг. И методы интересные. И после этого он ещё что-то говорит про «нельзя так поступать с невинными людьми», что «аутисты не заслуживают того, чтоб их использовали как наживку», и «ты берёшь и обманываешь сразу сотни людей – как после этого ты можешь что-то говорить о морали?». Навязчивое добродушие и трубка с коноплёй в руках – лучший способ прикрыть собственное лицемерие. – Ребята, посмотрите, – в участок зашёл довольный полицейский, работающий здесь уже год. В его руках была коробка, обёрнутая в праздничную, запачканную землёй бумагу. – Какой-то придурок решил выкопать червей у Потомак, а накопал ящик. Увесистый такой. – Давай сюда, – другой сотрудник, работавший здесь чуть дольше, отодвинул свои скучные протоколы в сторону и освободил место для «подарка». Вокруг стола начали собираться люди, а один из сапёров недовольно ворчал, что сейчас принесёт всё необходимое и проверит – вдруг, рванёт. Его никто не слушал. Большинство полицейских разглядывали из-за спин коллег праздничную обёртку, провожая взглядом каждое движение неопытных ребят: один чиркал ножницами по бумаге, второй – вытаскивал освободившуюся от бремени коробку. Сотрудники, работавшие здесь дольше, чем скопившийся у стола сброд, сидели на своих местах и качали головой. Эрик переглянулся с ними, пожав плечами. – А вы не думали сначала сфотографировать первоначальный вид, а уже потом раскрывать ящик? – Стив был согласен с парнем из другого конца отдела. Все были с ним согласны. Двое молодых ребят переглянулись меж собой и виновато опустили руки, прикасаясь к обёртке, пытаясь вернуть всё на место. У них не получилось. – А, ладно – такое не забывается, – полицейские продолжили открывать «подарок», и чем меньше бумаги становилось на коробке, тем меньше энтузиазма было у годовалых сыщиков: на стыках деревянных пластин виднелась бурая жидкость, которая уже давно успела застыть. Начинало пахнуть гнилью, и Уокер вдохнул поглубже: он чувствовал оттенки содержимого. Там было и сырое мясо, что смешивалось бледно-красными разводами с подгнившим насыщенным бордовым, и костная ткань, отдающая прохладной колкостью в рецепторах и чистотой ощущений. Было что-то ещё, что явно выбивалось из общей цветовой гаммы, но что?.. – Там максимум половина тела, – Портман повернул голову к другу и принялся рассматривать спокойное выражение лица последнего. – Больше туда просто не влезет. Его услышал только старший. – Пиздец, – только ребята успели открыть ящик, как из него сразу вырвался омерзительный запах слегка разложившихся органов, среди которых во всю кишели непонятно откуда взявшиеся личинки, половина из которых была мертва. Полицейские расступились, прикрывая лицо ладонями, благодаря чему все, кто сидел поодаль, могли рассмотреть содержимое. Эрика больше удивило то, что брюнет безошибочно отгадал тайну внутри ящика, а не сам вид «подарка»: внутри было аккуратно отделённое от конечностей художественно раскрытое туловище, изнутри которого выглядывали надломленные наружу рёбра в определённой последовательности: ряд через ряд кости стремились ввысь, не давая крышке ящика раздавить содержимое. Продырявленные жвалами органы блестели в каком-то масле – то ли трупный сок не мог впитаться куда-либо, то ли их чем-то смазали для поддержания первоначального вида. – Стивен, – старший наклонился к детективу и тихо заговорил, смотря другу прямо в глаза, пытаясь найти в них ответ на ещё не заданный вопрос. – Откуда ты знал, что так оно и будет? – Предположил. Разумеется, коробку отдали Уокеру. Кому же ещё? На регистрацию и оформление коробки, заказ экспертизы и создание дела в базе ушёл час. Парень хотел, чтобы так оно и оставалось: в конце концов, что он может сделать, если такие ящики просто закопаны в землю? Не будет же он рыть вдоль реки. Ему хотелось есть шоколад с солёной карамелью и пить что-нибудь с градусом. Бродячая собака наткнулась на развонявшееся тело синички, в трупном соке которой извивались едва заметные, перепачканные в земле тела червей. Вот уж где самая настоящая жизнь – в ароматах с красным подтоном, каждый из которых имеет что-то своё: начиная от тёрпкой древесной неги, заканчивая искристым, преломлённым в стекле солнцем. Вэнс его споил. Нужно было просто лежать в кровати, позволив всеохватывающей ткани поглотить себя, а не вот это вот всё. – Дрозды или тишина? – психолог упирался локтем о письменный стол и выглядывал из-за компьютера, с мечтательным выражением лица рассматривая полицейского. – Тишина, – Стив закрыл глаза и сконцентрировался на своих ощущениях: тепло наполняло его конечности, разливаясь в мышцах и отдаваясь лёгкостью в голове. На мгновение в его черепушке промелькнула мысль о бесконечности этих чувств, но она сразу же искривилась в бесконечную агонию с волдырями и слезшей кожей от слишком высокой температуры. Мужчина открыл глаза. – Я так не хочу этим всем заниматься. Просто хочу лечь и умереть: только кто со мной заговорит – у меня так начинает болеть горло. Что-то рвётся наружу, а я не в состоянии понять, что. – Это что-то – оно материальное или это ты образно? – в зелёных глазах Экклса появился недобрый блеск, из-за чего всё его лицо посерело, подчёркивая глубину радужки. В кабинете ненадолго повисла тишина. – Оно появилось недели три назад, может, четыре, – стены хорошо чувствовали их обладателя, поэтому начали плавно спускаться вниз, упираясь в книжные полки и стеллажи: все цвета вдруг потускнели, и только зелёный цвет глаз был всё ярче и ярче. – Я знаю, что скоро оно разорвёт меня так же, как я рву свои протоколы и пишу их заново. И оно перепишет. – Сколько времени тело лежало в ящике? – Вэнс поднял свою грузную тушу и медленно прошёлся по помещению, садясь в мягкое кресло напротив детектива. – Месяц. Из-за лака труп хорошо сохранился, – здесь было никак. Свежий, почти что весенний воздух наполнял всё пространство, а мебель впитывала его в себя, наполняясь прохладой последних зимних деньков. Именно ткань была виновата в происходящем: она хотела быть в центре внимания, протягивая свои волокна к человеческой коже, к молекулам воздуха. – Думаешь, я снова перенял черты убийцы? – Хочу верить, – психолог наверняка собирался с силами, чтобы сообщить о недееспособности Уокера. – Но не верю. Носовые рецепторы улавливали аппетитный запах гнили, а вьющиеся вокруг мухи только усиливали убеждённость в съедобности птицы. Псина наклонила морду поближе и принялась вылизывать лакомый кусок, весь покрытый перьями и мелкими жуками. Подсохшие мышцы не утратили былой сладости, и их стало только приятней есть: мелкие, жёсткие волокна цеплялись за клыки, а вместе с ними в пасть попадали и черви. Они раздражали слизистую и впивались в живое горло, врастая во внутренние стенки. Животному ничего не оставалось, как глотать собственную кровь каждый раз, как тело паразитов соприкасалось с пищей. За то время, что детектив пробыл у Экклса, у него на столе успела появиться очередная бумажка: заключение судмедэкспертизы. Парень бегло пробежался взглядом по содержимому и единственное, что он запомнил, было слово «метастазы». Как бы он не хотел, но это дело перекинули нужному человеку. Конечно, он ничего не знает о медицинской помощи и болезнях, но это может послужить косвенной зацепкой при повторном инциденте. Стив почти что лёг в своё кресло и сложил руки на животе: пространство вокруг давило своей невесомостью, вынуждая прислушиваться к каждой мелочи в участке. Это были и мимолётные щелчки внутри устройств, это были и мажущие прикосновения вспотевших тел к одежде, это был и надоедливый треск канцелярского пластика. Слишком громко. Каждый вздох звучит сиплым облаком из-за образовавшейся внутри альвеол гнили. Слышит ли это кто-либо ещё? Нужно было заниматься заявлениями о пропавших около месяца назад. Было сложно думать. И скрип внутри черепной коробки отчётливо давал понять, что это не из-за лени. Перед Уокером стояла задача установить личность принесённого в праздничной обёртке безымянного туловища. Эксперты сообщили, что умершей девятнадцать-двадцать лет, рост приблизительно сто шестьдесят пять. Возраст, рост, цвет кожи и примерное время смерти – единственные имеющиеся критерии для поиска в базе пропавших без вести. За время трёх часов работы оказалось, что чаще всего пропадают чёрные, прогноз погоды на неделю обещал солнце и переменную облачность, а на Амазоне появилась лимитированная коллекция фигурок из Кошмара на улице Вязов, которую кто-то уже успел забронировать, кто-то – предзаказать следующую партию, а кто-то оставил негативный отзыв из-за вечно отсутствующей атрибутики фансообщества. Кому вообще нужны фигурки Фредди Крюгера? Оказалось, в основном их покупают мужчины за сорок и женщины, решившие сделать подарок мужчинам за сорок. Продуктивная работа привела парня к выводу, что в благодарность за это барахло мужчины дарят этим женщинам спонжи из лебединого пуха. Дальше – лучше: из какой части птицы делают эти пуховки?.. Соответствуют ли эти части месту, откуда растут руки создавших это мастеров?.. Руки Стива точно соответствуют. – Тебе не кажется, что даже Энди работает больше тебя? – Портман был прав. С ним нельзя было спорить на этот счёт: за ту неделю, что детектив делал бумажные самолёты из документации, новичок успел самостоятельно раскрыть несколько мелких дел и был горд собой. У парня чесались руки начать что-то более серьёзное, взяться за достойное его таланта дело, но ему предлагали разобрать кучу Уокера, и тот грустно ретировался. Щенок помнил, что просто так эти дела не раскрыть. – Пусть работает, я не возражаю, – колония червей разрослась до такой степени, что ни одно живое место внутри пса не осталось без их внимания: внутренние органы превратились в решето из пульсирующих, в жизни деградировавших тел, а мышцы наполовину состояли из белёсых сегментов. – Ещё бы ты возражал, орангутанг ленивый, – старший уже забыл, что утром его обиды разбились о стену морали, которую тот сам же и возвёл. От мужчины не пахло терпким запахом травы, даже никаких горьких отголосков не было на его одежде – раздражение от всей этой ситуации не давало ему успокоиться, и поэтому никакая марихуана не могла привести его в чувства. Он давным-давно это понял. Единственное, что ему оставалось, – машинально крутить трубку в руках. – Животное, ты когда в себя придёшь? – Трудно сказать, – брюнет подпёр ладонью подбородок и расслабленно уставился на вредного друга: сейчас был идеальный момент, чтобы утихомирить его пыл и вернуть прежнее расположение духа и снова подарить ему «парфюмированный каннабис» – последний рабочий день в неделе. – Может быть, когда мы с тобой снова сядем перед телеком и будем жаловаться на больную спину, всю ночь заливаясь кофе? – Не может быть… Этот вечер начинался намного лучше других. В своей холостяцкой квартире Портман придерживал «творческий беспорядок», в котором среди кое-где стихийно образовавшихся гор одежды можно было найти вакуумные пакетики и скомканные бумажки из-под травы. И запах всё тот же – приторная горечь зелёных листьев. Как часто здесь бывает Шейла? И что она говорит брату по этому поводу? Ночной кофе – самое лучшее, что можно было придумать. На псине не было живого места и весь её облик выдавал прогнившее нутро, начиная с заполнившего почти всю кожу демодекоза, заканчивая заплывшими в гнили глаз и вязких нитях слюны, тянущимися из бледной пасти. Благо, мягкий вкус арабики отдавал шоколадными нотами, с присущим им застыванием на рецепторах. Хорошо, когда тебя все угощают. – … ну а когда я уберу вообще? Утром на работе, днём на работе, вечером на работе, а в выходные вызывают на работу, – Эрик пытался всем своим возмущением показать, что его тоже не устраивает этот беспорядок, но деваться было некуда: его друг мягко улыбался, расплывшись от насыщенного вкуса напитка и просто слушал. Пусть послушает и это. – Вот была бы у меня жена… – Она бы тебя пилила за то, что ты везде разбрасываешь вещи, и ходил бы ты битый собственными носками, – в мимолётной тишине кухни послышался относительно громкий звон металла о столик. Эрик положил свою набитую каннабисом трубку рядом с керамической чашкой и чуть повернул голову в сторону, не сводя взгляда с гостя. Он хотел было возразить, но кому? – Ты это уже проходил, да? – эти улыбки не нуждались в толковании: каждый из этих двоих знал, что так оно и было. – Я вот о чём хотел поговорить – это давно надо было сделать, – в приглушённом свете было видно клубы психотропного дыма, и Стива начало немного накрывать. Голова стала тяжелее, а металлические иглы внутри снова начали царапать изнутри черепную коробку. – Ты вообще изменял Ирэн раньше или это только сейчас так? – О-о-о… – парень отставил кружку и улёгся на спинку стула. Он чуть помедлил, но всё же ответил. – Ты знаешь, меня никогда не надо было долго просить, – Портман слушал и внимательно разглядывал самые мелкие детали на лице собеседника: он видел, как сложно было найти подходящие слова, видел, как появляются на лбу морщины и только сейчас заметил, как потускнели ранее яркие карие глаза. – Вот только в последнее время всё стало так легко. Больше нет угрызений совести, мне не за что себя винить. К чему спрашиваешь? – Вэнс сказал, что ты прав насчёт его квалификации, – коротко и ясно. Уокер кивнул головой и потянулся за кофе. – Он попросил составить общее впечатление о тебе на основе нашей дружбы. – Он мне тоже говорил, что всё пиздец, но мне так не кажется, – животное было не в состоянии контролировать себя: мимолётные спазмы сковывали его тело, выворачивая суставы в крупной дрожи – это черви повредили нервное волокно. – Я как раньше ленился писать протоколы, так и ленюсь сейчас. – А хочешь тогда объяснить поговорку, что больной никогда не признает свою болезнь? – старший упёрся локтями о стол и навис над пепельницей: он любил своих друзей и каждого хотел уберечь. Вот только один из них перестал так считать, а доброту путал с укором и издёвками. – Ты серьёзно? Я боялся, что умру от царапины, и после этого ты думаешь, что я могу пропустить какие-то симптомы? – всё ещё горячий напиток обволакивал горло своей нежной пряностью, смягчая настроение детектива. – А что тогда за пургу ты несёшь про «бульон» и «потрясти»? – Стив уже не помнил, что он там говорил, но Портман был убедителен. – Знаешь, что? Мне Вэнс сказал, чтоб я подумал о твоих ассоциациях – и они ну вообще неадекватные. – Что конкретно он сказал о своей квалификации? – Эрик закрыл рот и резко выдохнул. Он был напряжён, и ему определённо не нравилась вся эта ситуация. – Что перепутал эмпатию с шизофренией. Классно. Хуже всего было то, что Стив понимал, откуда растут ноги этого заключения. Под эту версию можно было подогнать и изменчивое восприятие детектива, списав это на позитивную симптоматику и нежелание работать, назвав это негативным проявлением – расстройством волевой сферы – а отличие от принятого в обществе способа мышления всегда можно назвать дезорганизацией. Не так уж детектив и не хочет работать. Просто… Настроения нет. Ну, вот со следующего рабочего дня он возьмётся за работу. Вот только следующий рабочий день начался с выходного: в участок пришла какая-то девушка, что «точно знает, кто это мог быть». Это было самое сложное утро в жизни полицейского. Голова раскалывалась от выпитого ночью кофе, размышлений и прыжков Эрика вокруг его собственного кухонного стола – наверное, тот пропустил тренировку. Он размахивал руками и рассказывал что-то похожее на «Не дай бог тебя положат в психушку, там же куча участников твоих дел», ну или на «Я в состоянии отвести девушку куда угодно, но только не в этот гадюшник. Это только моя холостяцкая берлога, и если уж у меня и кто-то появится постоянный, то вот тогда я приберусь». Уокер не понял, почему бардак в квартире для старшего является такой важной темой, но раз уж ему так нравится об этом говорить – ему никто не запрещает. Главное, что тот поделился тем, что должен был оберегать от сознания своего друга. Или это было сделано нарочно? Сговорились двое – толстый и тонкий – и наблюдают. – Итак, Вы утверждаете, что знаете подробности таинственного ящика? – Стив рассматривал вьющиеся русые пряди девушки перед ним, которой было от силы двадцать. У неё были цветные линзы, ни грамма косметики на лице и безвкусно подобрана одежда, а резкий запах, отдающий пурпурной дымкой совершенно не подходил ни к чему вообще. Ничего интересного. – Да. Да, я догадываюсь, кто стал жертвой, – у неё бегали глаза, а со своими руками девушка ничего не могла сделать: она то и дело колупала ногти, жамкала ткань юбки, ненадолго сводила ладони вместе и снова начинала всё сначала. Если бы не дикая усталость, Уокер как-то бы да пошутил про себя, сам бы посмеялся и снова выглядел бы, как дурак. – У нас в студии уже месяц нет одной девушки – Эмбер Бойд – и я думаю… – Подождите, в какой студии? – девушка - кажется, её звали Мэг - чуть открыла рот и быстро сжала губы, словно не ожидала, что её могут перебить. У неё было красивое лицо, стройное тело и, если бы она знала, что со всем этим делать, была бы вполне… ну, вполне. – В творческой, – детектив не мог поверить, что вот это недоразумение перед ним связано с искусством. Переспрашивать он, конечно, не стал. – Там и скульпторы, и художники, – если жертва действительно связана со всем этим, то подобная упаковка объясняется кругом общения умершей. Удобненько. – Ну, в общем, она пропала, а тут в новостях такое, мы и подумали, что это она. – Что Вы можете сказать о Вашей знакомой? – честно сказать, брюнет не надеялся услышать что-то существенное, но всё же – он ведь не просто так на работу пришёл. – В последнее время она очень переживала из-за предстоящего лечения, – Мэган перестала теребить юбку и наконец-то успокоилась, увидев в лице напротив какой-то странный интерес, в котором было больше раздражения, чем желания разобраться. – Её семья не могла его оплатить. – А что у неё было? – с одной стороны, это подарок судьбы, с другой – Уокер отчаянно не хотел заниматься всем этим. Из-за этой девушки придётся. – Рак. Это значило, что полицейскому нужно искать в базе эту Эмбер и, если она там есть, звонить заявителю. А ведь Эрик сейчас лежит в кровати среди своих гор одежды и даже не подозревает, что сейчас делает его кофейный сокружник… Чёрт бы его побрал, везучего урода. В конце концов, когда у существа не осталось сил сопротивляться, а черви достигли своего максимального размера, заменив собой мышечную ткань и нервные волокна, жизнь покинула остатки тела собаки. Её больше не интересовала ни еда, ни опорожнение – это стало интересовать паразитов. Каждый день они возились под иссохшей кожей в поиске нового корма, вот только теперь каждый червь был частью единого организма: мёртвые челюсти рвали подгнившую плоть, и из пасти появлялись белые сегменты с наконечниками вместо рта. Они запихивали тухлятину в глотку и внутри обтянутого болезненной шкурой тела кишел пир, пока позаимствованное тело падало наземь. Палящее солнце выжигало остатки почти что вытекших в стараниях мух глаз, оставляя только сухожилия, кости и совсем тонкую обёртку, из-под которой было видно малейшие движения паразитов. – И почему ты со мной не разговариваешь? – её голос был не то чтобы чужим… он раздавался где-то далеко, среди высоких гор, разливаясь в бесконечных облаках… сейчас она была палящим солнцем в зените, а не мирным закатом где-нибудь на берегу океана. – А о чём? – вечер почти выходного дня - из-за этой… Мэг? - проходил в кровати, среди обволакивающих своей заботой одеял, простыней и подушек. Стиву просто хотелось лежать и ни о чём не думать. – А у тебя разве ничего не происходит? Ты не заболел случайно? – Шор стояла в дверном проёме, оперевшись плечом о гладкую поверхность косяка. По ней не было видно, но внутри она переживала за эту бестолочь, что последнее время только лежит и молчит. – Все думают, что заболел, – из комка постельного белья послышалось невнятное бормотание – Уокер говорил в одеяло. – Все – это кто? – хорошо, наверное, знать, чего ты хочешь. В полной мере об этом можно было узнать от Ирэн: наблюдать за ней во время работы, во время покупок, во время домашнего досуга. Можно было позавидовать ей, если бы не тот факт, что она вряд ли испытывала от этого удовольствие. Почему бы и ей тогда не лечь в эту кровать? – От Эрика до Вэнса, – они – Стив с девушкой – могли бы сейчас прикасаться друг к другу, целовать друг друга, любить друг друга. Но вместо этого их отдаляют «очень важные дела» и «очень важные сроки». Хорошо, что у детектива работа не ставит перед ним планов. – Между этими двумя сколько людей? – и всё равно: парню хотелось бы уткнуться носом в мягкие рыжие кудри, вдыхать запах персика и кокоса, проводить пальцами по нежной коже и… – Ноль, – … и так сразу стало плохо: эта вязкость внутри его собственного тела не давала возможности встать с этого противного матраса, сбросить с себя эти тяжёлые одеяла и оказаться среди этого душного пространства. Хотелось открыть окна и так и стоять, вдыхая почти что весенний воздух, искажённый городской пылью и холодным вечером. – Два человека для тебя – это все? – она не понимала важность этих людей. Вряд ли когда-либо хотела понимать. Уокеру было жизненно необходимо высказать ей всё, объяснить, разложить по полочкам. Но он не мог. Точно так же, как и не мог освободиться от этой псевдотюрьмы. – Да, – черви не оставляли ничего на своём пути: каждый хрящ, каждая шерстинка утопала внутри их неприхотливых тел, становясь причиной их существования: каждая составная этого организма хотела выжить, без разбора пожирая всё, что попадёт в колонию. – Бывает. Он отчаянно её любил, и вместе с тем не мог взять себя в руки, чтоб показать ей это. Чтобы придерживаться этой любви. Неужели Экклс прав? На следующий рабочий день оказалось, что мать пропавшей быстро смирилась с её участью и потому не торопила расследование. Эта… Мэг?.. была права на счёт страховки и прочего – после лечения Бойды просто до скончания веков выплачивали бы кредит за жизнь дочери. Собранные ДНК в доме Эмбер совпадают с ДНК тела в ящике. Продуктивный день. Эрик довольно поглядывал на потуги своего друга и думал, продолжит ли тот работать дальше, или установление личности убитой – его максимум? В конце концов, что Портман, что Вэнс могли сообщить руководству о своих подозрениях и всё, но те продолжают молчать. Психолог так вообще нарушает закон. Ради чего они это делают? Детектив решил, что самое время проверить страницу убитой, посмотреть на её друзей, на посещения всяких интересных мест, проверить связь с уже знакомыми ему людьми… Эта Эмбер, в отличии от… Мэг?.. действительно обладала чувством стиля и участвовала фотопроектах, куда её звали как модель. На её странице было множество студийных фото с самой разной тематикой, а на селфи с друзьями она отличалась интересно подобранной одеждой и хорошей позой, что, несомненно, делало и её лицо намного более привлекательным, чем оно, вероятно, было. Она была в ближайших к Ди-Си Мэриленде, Вирджинии, даже побывала в Техасе. Что она там делала – кто его знает? Больше фотографий было из агломерации и Сан-Франциско… В тот раз, что Уокеру пришлось лететь туда в своеобразную командировку, он запомнил множество бомжей на улицах, которые в открытую собирали на траву – даже в Вашингтоне такого нет – а количество не белых людей подозрительно зашкаливало. Их было так много, что, после приезда на родину, парень некоторое время спокойно понимал латиносов. Нужно было догадаться, что творческие люди не против веществ. – Эрик, – детектив хотел было поднести наполненную коноплёй трубку ко рту, но скривился и положил её на стол. – А ты не знаешь случайно, твои дилеры как относятся к художникам там, скульпторам?.. – Ты думаешь, что тело в ящике того? – старший обратил внимание на построение предложения своего друга и ничего не сказал на этот счёт. – Даже я приехал из Фриско, упоротый в говно, – с этим уже никто не мог поспорить: все знали, что Уокер не против вещей потяжелее травы, но тот появился в неадеквате в участке не из-за работы под прикрытием только один раз – после той самой командировки. – Ну, это да… Пока Портман спрашивал клиентскую базу у своих наркодрузей, в полицию поступил звонок о странной коробке, запечатанную в праздничную упаковку где-то на северо-западе – Стив не вслушивался. Сейчас его интересовало только одно – почему он не взял показания с нашедшего первый «подарок»? Время тянулось слишком долго: нужно было получить доступ к камерам на улице, где нашли коробку; узнать контакты мужчины первокоробочника; дать запрос на очередную судмедэкспертизу. Они намертво сцепились друг с другом, не в силах больше существовать отдельно – они вросли в опорную часть бывшего носителя, сцепляясь сегментами друг в друга. Сам ящик уже привезли, и детективу не нужно было отвечать ещё и за транспортировку трупа. Ему казалось, что он занимается этим уже несколько дней, но, на самом деле, не прошло и часа. Стоило ли говорить, как он устал? Вэнс давал какие-то тесты и молчал, словно от этого что-то зависело. Стены скрипели даже в этом кабинете, превращаясь в крошечную пыль. Она забивалась в воздухе и оседала в лёгких, из-за чего кислорода катастрофически не хватало. Психолог видел, как его почти что коллега незаметно для себя обрывисто дышит некоторое время, а после его грудь медленно поднимается в ровном вдохе, словно и не было ничего. Отчасти Экклс винил себя за это: он знал, что дальше будет только хуже, и изменения будут проявляться не только в ментальном плане, но и в физическом, вот только он не ожидал, что всё это произойдёт так быстро. – Как ты? – мягкая, пропитанная заботой интонация толстяка была чем-то необходимым сейчас. Стиву хотелось просто лечь и слушать, как ему что-то рассказывают этим голосом, желательно что-то хорошее. – Я так устал за эту неделю, словно я работаю с восьми до восьми и сплю здесь вот уже месяц, – клочки бумаги продолжали резать глаза своим контрастным содержанием, а предложения с формулировкой «нужно ли обводить номер этого вопроса?» задевали за живое. – Почему вы с Эриком ничего не делаете? – А ты хочешь? – коллеги сидели рядом на диване и чувствовали друг друга: Уокеру не нужно было смотреть на психолога, чтобы видеть его тусклые в сожалении глаза; Вэнс уже выпил и ощущал тяжесть в руках собеседника, зная, что тому сложно даже просто держать карандаш. – Я хочу поскорее всё это закончить, – полицейский почувствовал, как к его плечу прикасается пухлая ладонь мужчины рядом. Тот притянул его к себе, и Уокеру ничего не оставалось, как уткнуться щекой в широкий костюм. – Скажи тогда, что лишнее: стул, стол, тарелка или шкаф? – от «не алкоголика» ненавязчиво пахло виски с какими-то медовыми нотками, которые было так легко рассмотреть среди всего остального здесь: они искрились мягким золотом среди мрачного пространства и тяжёлого воздуха из-за всей этой глупой пыли. Стив закрыл глаза и прошёлся щекой по грузному плечу, слушая звонкие шорохи ткани. – Тарелка, – он был готов провалиться во всё это безобразие из непонятно почему посеревших поверхностей и грустных ниток. Даже Экклс не выглядел живым в его мыслях: только лишь зелёные глаза выдавали в нём реально существующего человека, а всё остальное плоское, как плакат. Что он чувствует сейчас? И есть ли ему разница? – Почему? – психолог уткнулся носом в мягкие чёрные волосы и ждал ответа. Он не хотел слышать парня. Он даже был бы рад, если тот снова решит поцеловать его, начнёт расстёгивать пуговицы на его рубашке и сядет на нём сверху – что угодно, лишь бы не подтверждение его догадок. – У неё у единственной нет ножек. Вэнс ещё долго спрашивал, как дела у Ирэн, чем занимался полицейский до работы в департаменте, общается ли он с родными и интересно ли ему, как дела у старых знакомых, с которыми тот перестал общаться ещё со школы. Это было намного приятнее, чем все эти ненужные отчёты, звонки, запахи травы… Уокер был благодарен за всё это. Они просидели вместе до самого конца рабочего дня и даже чуть дольше, прижавшись друг к другу, слушая свои тихие голоса, отдалённые шаги где-то в коридорах, едва слышимую работу включённого компьютера и шероховатую возню текстиля. Последнюю, правда, слышал только один из них. Постепенно окраины города наполнились несъедобными костями, а добыча перестала приходить самостоятельно. Нужно было выбираться и всем вместе искать пропитание. Черви бесконечно росли в своём ненасытном порыве, и каждый раз им нужно было всё больше: больше шкур, больше мышц, больше органов. Они извивались друг в друге, не в состоянии отделиться и искать нового носителя. Они больше не паразит. Они – конкурентоспособная единица жизни. Чем дальше белёсые тела передвигались, тем чаще их рецепторы улавливали необъяснимый шум: высокое шипение доносилось откуда-то извне и манило своей жаждой. Каждый из червей в едином порыве дёрнулся вслед за криком, вот только что-то не дало им достигнуть цели. Что-то на огромной скорости врезалось в изношенные кости, разбивая всю конструкцию на неравные части. – … Я хотел показать сыновьям, как раньше мы шли на речку и копали червей самостоятельно, а не покупали их в рыболовных магазинах, – это было самое глупое, что детектив слышал в последнее время; когда он был мелким и его тоже заставляли ездить на рыбалку, копание наживки было пустой тратой времени, которую он ненавидел. Можно ведь было пойти насобирать лягушек, вытереть их и смотреть, как у них лопаются глаза… Стив только сейчас понял, что убивал жабок маленьким. Ему стало очень неловко. – Ну и дал я в руки лопату, и мы начали копать, а там – коробка. Думали, клад какой нашли. Кстати, что там? – Мёртвая девочка. Большая её часть, – рыбак побледнел и выпрямился: скорее всего, это был последний раз, что он копал ямы в своей жизни. – Так что Вы можете поспособствовать развитию правовой сознательности у своих сыновей. – Стивен, – детектив всё ещё был в своих мыслях о разных земноводных, и если бы они с отцом нашли подобный ящик, то он наверняка бы начал рассказывать об этом всем подряд. Кто знает, может, стал бы дворовой знаменитостью? – Пришло ещё одно заключение, иди посмотри. Не хотелось вставать со своего места, не хотелось прощаться с этим мужиком, не хотелось вчитываться в буквы, не хотелось слушать пересказ отчёта от других людей. Кажется, нашедший первый «подарок» полностью понял всё нежелание на лице Уокера и пожал тому руку, говоря что-то про доблестную полицию и какой-то успех. Самая доблестная и самая неленивая полиция, не способная завершить хоть одно дело за… сколько времени он уже ничего не закрывал?.. Месяц?.. Два?.. А был ли какой-либо смысл в подсчёте? Во вчерашнем ящике на этот раз был парень приблизительно двадцати лет. Тоже обнаружены раковые клетки, но болезнь успела поразить намного большую площадь, чем в первом случае. Эксперт смотрела на детектива и не могла скрыть своего непонимания: этот человек обычно либо переспрашивает, либо уточняет и после приводит какие-то свои догадки и слушает мнение специалиста, а сейчас он просто устало кивает и смотрит куда-угодно, но не на женщину и не на документ. – Что-то случилось? – она не смогла перебороть себя перед тем, как рассказать, что этот человек был убит раньше выкопанной девушки; Уокер, которого она видела осенью, и Уокер, который стоит сейчас перед ней – абсолютно разные люди. – Вроде нет. В теле убитого нашли также и вещества, что кое-как, но можно было привести к первой жертве. Если они оба были не прочь наркотиков, если их время смерти приблизительно совпадает, но при этом один умер после приёма, а вторая – чуть позже, когда любые следы успели «выветриться»… Какова вероятность того, что они знали друг друга? И знала ли их двоих эта… Мэг?.. Весь вечер парень провёл сидя на кухне в своей квартире, ожидая прихода одной единственной девушки, которой был готов открыться целиком. Серость затянула всё вокруг, включая мягкий желтовато-зелёный цвет чая и когда-то яркие блики на керамической поверхности чашки. Существовала только одна вещь, за которую можно было зацепиться в этом плоском пространстве, лишённом сути прежней жизни. – Ты чего здесь сидишь? – её серо-зелёные глаза приковывали внимание, а розовые бегемотики на пижаме помогали отвлечься от опустившихся на больную голову мыслей. Заезженных мыслей о морали, с которой его уже задолбал Эрик; навязчивых мыслей о собственном состоянии, которые ему вплетает Вэнс; мысли о словах того парня, что время от времени появляется рядом. – Сижу, – в последний раз детектив видел его в том клубе, где они с Шейлой пытались делать что-то полезное, но не особо-то и получилось. Тогда он шептал что-то злое. Стиву отчаянно хотелось узнать, что тот имел в виду. – Знаешь, что? – Ирэн подошла к своему мужчине и умостилась у того на ногах, из-за чего ткань её шорт поползла вверх. Запах её волос казался чем-то эфемерным: мягкая, всепроникающая клубника ударяла в нос явной свежестью молока, придавая нежный розоватый оттенок ореолу вокруг самой девушки. Стив смотрел перед собой, концентрируясь на искривлённом пространстве, пытаясь уловить тот момент, где всё ещё серая материя приобретает насыщенность запахов, с которыми приходится иметь дело. – Я хочу, чтоб ты взял себя в руки. – Может, тебя? – это была глупая попытка уйти от разговора. Уокер чуть наклонил голову назад, упираясь затылком в гладкую стену за собой, после чего начал медленно расстёгивать пуговицы на мягкой домашней рубашке девушки. Он слышал, как громко пластик задевает ткань, как трутся и цепляются огненные волосинки друг за друга, как сыпется под его головой несуществующий кирпич… – Я же вижу – даже сейчас ты о чём-то думаешь, – блеск помады на женских губах успокаивал, позволяя окунуться в тихий голос, чаще всего напоминающий расстроенный альт. Этот вкрадчивый полушёпот сливался с глубоким дыханием его обладательницы, позволяя парню отдохнуть от посторонних звуков и насладиться прикосновениями к нежной коже, поднимаясь ладонями от рёбер к нежной шее. – Расскажи. – Я просто немного потерялся, – полицейский мягко задел большим пальцем шёлковую щеку, зарываясь кистью в рыжую копну. Ему не хотелось посвящать Шор в свои мелкие заботы. Не хотелось, чтобы кто-либо об этом вообще знал. Каждый из потерявших собственное «тело» червей нашёл свой новый, живой дом: паразитов рвали на части чувствующие опасность звери, занося заразу в свой организм, становясь новым звеном пищевой цепи. Хотелось целовать светлые ключицы и прижимать податливое тело к себе, слушая глубокие вздохи и чувствуя на себе полный желания взгляд. – Не бери в голову. – В каком смысле, потерялся? – Ирэн умостилась поближе к своему парню, как бы не специально елозя обтянутой тканью промежностью по напряжённому члену. Она не собиралась просто так отпускать его, поэтому повернула к себе лицо Стивена и придерживала его пальцем за подбородок. Тот только вздохнул и закрыл глаза, надеясь уткнуться лбом в маленькие плечи, но не судьба. – То, что ты видишь перед собой – просто оболочка, – ему позволили опустить голову, и мужчина сразу зарылся в медные локоны, что переливались в искусственном свете ярким оловом. Настанет весна, и эти пряди разовьются в благородном сплаве, а сейчас для этого также мало света, как и мало времени для принятия себя. Зря он надеялся. – Я где-то потерял самого себя и, кажется, даже догадываюсь, где, – девушка молчала, и вместо её дыхания пришёл звон в черепной коробке. Уже не было возбуждения – было только желание поскорее с этим покончить. Со всем этим. – Тот, кого ты знала, всегда где-то рядом, но не здесь. – Что ты… – Шор оттянула полицейского за волосы и посмотрела в его лицо. Последний не знал, за что рыжунья сейчас зацепилась, но в её глазах он отчётливо видел редкое переживание, отдающее утренней травой с блестящими каплями росы. Её грудь замерла на месте – она не дышала. – Я не чувствую себя в себе. Больше Ирэн с ним не разговаривала. И спала она в другой комнате. В одиночестве Уокер думал об этом деле, зарывшись в одеяло с головой. Тяжесть постельного белья вдавливала его тело в матрас, из-за чего появилось ощущение непрекращающегося водоворота. Его воротило от всего произошедшего и в конечном итоге от самого себя. Эта Мэг?.. прекрасно знала ситуацию в семье Эмбер, но при этом ничего не сделала, когда та пропала. Можно было подумать, что девушка на самом деле завидовала своей более красивой подруге, поэтому была рада её пропаже; что после она переварила ситуацию и осознала, что, чёрт, Бойд не просто нет – она пропала без вести, после чего и пошла в участок, но что-то детективу так не казалось. Нужно было узнать, чем эта барышня занимается в этой своей студии, потому что если декорированием, или как оно называется, то… Ну разумеется, она пошла в полицию, чтобы отвести от себя подозрения, ведь что первая, что вторая жертвы - раковые больные, бережно упакованные в праздничную обёртку. Почему тогда Мэган так наплевательски относилась к своему внешнему виду? Стив резко сбросил с себя одеяло и так и остался лежать на кровати, сурово разглядывая потолок перед собой. Губы начинали печь от напряжения, а лёгкие разрушала изнутри впитавшая в себя гниль, каждый раз отбивающая шорохи извне – почему он проигнорировал это колупающее ногти безобразие? Почему наплевал на свои полномочия и вместо подробного анализа и дополнительных вопросов смотрел на её внешний вид? Где-то рядом послышался тяжёлый вздох, и парень повернул голову к источнику звука – это просто уставшая от жизни стена. – Да я знаю, – это был, скорее, мелочный порыв, чем необходимость поговорить с кем-то. Полицейский прекрасно понимал свои ошибки, но его смущало не их количество, а качество. Такие вещи простительны Энди, тем ребятам, что не запечатлели первую коробку, но не ему. Откуда эта нерасторопность? Откуда эти бездарные промахи? Ошибка на ошибке. Откуда в его голове взялся ответ «нет ножек»? Стивен закрыл глаза и перевернулся набок, с силой проехавшись лицом о подушку. Мягкая мгновение ранее ткань царапала кожу, прожигая током до костей, а пространство вокруг щёлкало электрическими разрядами в ухо. Хотелось материться, сжать подушку и выбросить её в окно, напялить на себя одежду и выйти на улицу, посидеть вместе со знакомым дежурным и пить кофе, наблюдая за столичными бомжами и танцами чёрных женщин. Треск внутри стен усиливался, и у мужчины было стойкое убеждение, что ещё немного, и потолок обвалится. Что происходит?.. Уокер так и не смог успокоиться, поэтому остаток ночи он провёл в парке, слушая отдалённую музыку с оживлённых улиц Ди-Си. Со стороны Анакостии доносились рёвы машин, а Потомак всё также лился по урезанному людьми маршруту. Стоило ли говорить, как парень устал? – Слушай, Эрик, – весна с каждым днём ощущалась всё чётче: птицы начинали петь в предчувствии тепла и радовались излишне яркому солнцу. – Тут девушка ко мне заходила недавно... – М, делишься своими любовными успехами? – вот кому точно хотелось рассказать о похождениях, но, увы, симпатичное лицо и опрятный внешний вид ещё не всё, что может обеспечить успех у женщин. Портман постоянно палился на чрезмерном внимании к вторичным половым признакам. – Да не, – детектив встал со своего места и пододвинул кресло к столу старшего, игнорируя тихий треск пластика и колёс – он больше не был уверен в природе звуков вокруг и сомневался даже в реально существующих. – Вот коробки все эти, да? – Ну? – про себя Эрик понял, что после этого разговора ему придётся сделать несколько затяжек. – Смотри: есть девушка, которая знала первую жертву достаточно близко, – мужчина напрягся: ему вообще не нравилась специфика этих "проблемных ящиков", а размышлять на этот счёт ему не нравилось ещё больше. – И есть вторая жертва, которая очень похожа на первую, – планокур кивнул: сейчас этот тип перед ним начнёт заливать про связь между ними и что "вот отвечаю – убийца – дворецкий". Это сто раз пройденный этап. – Какова вероятность, что эта девушка также знает и этого второго парня? – Братан, мы проходим это уже год за годом, сколько можно? – Энди навострил уши: про себя он радовался, что его непосредственный наставник сейчас почти что отчитывает этого... Образованного человека, ведь сам-то он ничего не может ему сказать, особенно после факта невозможности решать его дела. – Я угадал, что было в подарке? – Портман хотел было возразить, но только набрал воздуха в лёгкие и закрыл рот. Он смотрел на друга и искал ответы на возникшие вопросы, но в итоге ему просто пришлось принять, что Стив может оказаться прав: так было со многими делами, но полицейский отчаянно не хотел соглашаться с такой интуицией, не основанной почти что ни на чём. – Угадал, – Свит расстроился и перестал слушать, зарываясь в куче бумажек, которые хотел идеально оформить. Закрытые дела, как-никак. – У двух жертв онкология, две жертвы попали к нам в ящиках с подарочной упаковкой, две жертвы принимали наркоту, – Эрик понимал, к чему клонит его коллега и молча слушал, чего усердно не делал Уокер, однако пространство вокруг всячески напоминало о себе, отдаваясь колкой напряжённостью в подушечках пальцев от соприкосновения с поверхностью стола. Это ощущалось куда более хуже безобидного шёпота стен. – И одна девушка – до безобразия простая и несуразная – которая внезапно втёрлась в доверие к ахуенной красотке, как-то узнала подробности её болезни и не сообщила о пропаже в полицию, – полицейские в участке притихли, а вместе с ними стали тише работать системные блоки и принтеры: даже растения прислушались, прекращая разбрасываться сгнившими листьями. – Почему она обратилась сейчас, а не месяц назад? – Ты хочешь услышать от меня, что она хотела своим внешним видом и т.д. отвести подозрения? – старший не выдержал и потянулся к своему заметно потяжелевшему карману, который так и манил его весь этот разговор: он достал свою металлическую коробочку с трубкой и травой, и принялся заниматься тем, что его действительно интересовало. Стивен кивнул. – Я скажу это, только если ты убедишь меня, что это возможно хотя бы на двадцать процентов. – Близкое окружение, смертельная болезнь, – Эндрю снова поднял голову и посмотрел в сторону дуэта из наркомана и психопата, надеясь услышать что-то интересное от кладезя патологических знаний. – Кто бы хотел облегчить страдания своих друзей, выступивши при этом героем в глазах общества? – детектив упёрся локтем о стол и подпёр подбородок рукой, заглядывая в лицо коллеге, наблюдая за кривой мимикой, в которой так и читалось раздражение от осознания, что кому-то сегодня придётся идти на поводу у чужих фантазий. – Девушки... – брюнет ликовал: осталось совсем немного к самым желанным сейчас словам. – Ладно... – звон металлической трубки, забитой доверху каннабисом, прошёлся по несчастным нервам полицейского, но ради такого можно было и потерпеть. – Это. Возможно. Она. Успех. Теперь надо было проработать версию с классическим мотивом убийц-серийниц, что в погоне за признанием и защитой искривляют благодетель до невозможности, в конце концов совершая преступления с маской девы Марии на лице. Прекрасные люди. Прекрасные дела. Эрик нервно затянулся, сдерживая конопляный дым в своих лёгких как можно дольше: он прекрасно понимал, почему его друг решил обратиться именно к нему. Тот просто воспользовался отпечатком дела, связанного с подобным мотивом любви, которое неприятно затянулось в руках тогда ещё неопытного Портмана, на тот момент проработавшего в полиции всего два года. Шесть умерших детей, только двое из которых погибли своей смертью. Их убивала собственная мать, оправдываясь тем, что они всё равно бы скончались от болезни, а она делает всё, чтобы облегчить их страдания, выполняя материнский долг. Многие думали, что после этого Эрик уйдёт из полиции и будет заниматься чем-то другим, но они ошибались. Вместо этого он заработал себе привычку решать все проблемы коноплёй. Теперь Уокер просто втянул его во всё это снова. Поражённые паразитами существа наводнили окраины города, распространяясь слишком быстро, чтобы можно было это отследить. В созданные резервации попадали все животные, коим не повезло выглядеть хуже выставочных экземпляров. Огонь приносил только визг и вой животных, слышимый даже в населённом центре, а смог разносился километрами за пределы исследовательской базы, привлекая ничего не знающих защитников природы. Они требовали прекратить издевательства и акты «нечеловеческой жестокости». Копоть хранила в себе обожжённые клыки, питая пыльную землю, впечатывая попытки истребить червей. Те продолжали процветать, пользуясь добротой несведущих зоозащитников. Теперь зараза распространилась среди полчища людей: паразиты расслаивали мышечные волокна неспособных сообщить о дискомфорте существ и врастали в кости постепенно, без ощущаемой боли или зуда, а со временем вырабатываемые ими токсины позволили безопасно выжирать мягкую плоть. Стив понял, что больше так не может продолжаться, когда вместо ощущаемых им трёх часов прошло только несколько минут, во время которых его мозг скрипел от переполняющих его мыслей. Вместе с серым веществом крошились изнутри цемент, кирпичи и прочие неприятные вещи, сдавливающие пространство одним своим присутствием. Или же это они так сыпались под гнётом расширяющейся Вселенной? Он должен был думать не об этом… Эта… Гвэн?.. Как же её звали… Нужно было пообщаться с ней ещё раз, узнать за второго умершего парня и посмотреть на эту её студию, а вместо этого детектив не может вдохнуть из-за сковывающей обивки кресла. Всё его тело было прошито иглами, словно он так и спал на этом месте две недели подряд, забыв, что такое кровать. Может, пообщаться с Шейлой ещё разок?.. Она-то наверняка не откажет ему в массаже. Любые мысли ускользали от него, стоило ему только с ними собраться. Злость от всей ситуации улетучилась, а вместе с ней и способность концентрироваться. Можно ли было говорить, что это простая усталость? Или же он банально пропустил начало конца? Может ли быть, что художники и другие творческие люди также не в состоянии отличить креативность от сумасшествия? Где проходит черта?.. Один человек точно знал ответ на этот вопрос. Вот только всё, что он говорит – какая-то мешанина из оскорблений и похоти. Это были тщетные попытки вернуться назад: к обычной жизни, где из всех радостей были только расследования, а один день повторялся каждую неделю, и так из года в год; где можно было примерять на себя чужие лица и… Полицейский затаил дыхание и прислушался к себе. Его пальцы отчего-то дрожали, а температура в грудной клетке стремительно понижалась. Чьё лицо он носит сейчас? В горле пересохло. Мужчина отчётливо чувствовал чьё-то присутствие, но не мог понять, почему. Он просто закрыл глаза и положил голову к себе на руки, склонившись над собственным столом – надо уйти по собственному. – Щас я тебе уйду, – Уокер поднял голову и повернулся в сторону одного из самых неприятных голосов – его начальника. – Ишь чего удумал. – Что? – он же ничего не говорил… в который раз… – Я говорю, что не смей даже думать об увольнении. Это было сложно. Ровно настолько, насколько было сложно не проводить аналогии со своим нынешним состоянием и окружающими его людьми: Вэнс забухал, но он всегда это делал; Эрик пытался ускользнуть от любых упоминаний о ящиках и как видел Уокера, сразу брал под руку своего «падавана» на очень важные обсуждения несуществующих дел; Ирэн… просто перестала его принимать. Можно ли было её в этом винить? Вероятно, она хотела услышать, что её мужчина пошутил, и она решила ответить на глупую шутку глупым молчанием; может быть, она просто не поняла до конца произнесённые в тот момент слова или же наоборот – придала им большее значение, чем нужно. Теперь рыжая копна только изредка мелькала где-то рядом, а запах персика и кокоса сменился на какие-то отдающие пурпурной дымкой полевые цветы. Эта неродная вонь вытесняла привычную атмосферу в квартире, к тому же от неё болела голова. Его словно готовили к изменениям. – Зачем ты поменяла свой мист? – молочная, слегка влажная, а от того и блестящая свежая кожа отдавала лёгкой, здоровой розовинкой, приглашая прикоснуться к ней губами и кончиком носа. Шор обернулась на голос и приоткрыла рот в удивлении. – Я ничего не меняла, – парень перевёл взгляд на стоящий рядом с девушкой спрей, который он видел уже несколько лет точно, но с разным количеством содержимого. Откуда тогда этот запах васильков?.. – Стив, – отчаянно яркие от контраста со жгучей медью серо-зелёные глаза казались ещё больше, чем они были на самом деле. Было в них что-то… отрешённое. Девушка потянулась к подушке и заползла под неё рукой, доставая какой-то конверт. – Иди сюда, – полицейский послушался и прилёг на кровать, наблюдая, как рыжунья вскрывает письмо. Её неизбежно запутанные локоны струились в ожидании, а аккуратная грудь замерла. Она протянула лист Уокеру. – Я всё равно зарабатываю больше тебя. – Это… – мужчина изучал, как оказалось, позитивный ответ какого-то психотерапевта: подумать только… Но зачем?.. – Ты устал. Её шёпот прозвучал где-то далеко, а вкус её губ отдавался мягкой сливочной пеленой: её пальцы аккуратно скользнули под мужскую футболку, а сама она села сверху, обволакивая парня смесью из несуществующих запахов. В одно мгновение кровь разлилась по цепкой поверхности стен, стекая вниз по кирпичной кладке: человеческое чрево разрывалось от количества паразитов, что уже просто не могли нормально существовать в этом теле – они буквально выдавили себе путь наружу. Вряд ли последнему можно было помочь. Тонкие холодные пальцы спустились к паху, вызывая тем самым лёгкую дрожь в мужском теле: Стив прислушался и не услышал ничего, кроме дыхания, что сейчас горячо обжигало его кожу; не почувствовал ничего, кроме скучавших за ним мягких губ и бархатной, чуть прохладной от воздуха вокруг кожи Шор; не хотел ничего, кроме как остаться в этом моменте навсегда и наслаждаться любовью друг друга. Благо, с его временным восприятием в последнее время это вполне возможно… Эта фиолетовая дымка сбивала, обращая всё внимание на себя. С каждым мгновением она становилась всё заметнее, а запах резал глаза и забивался в лёгкие навязчивым комом. Уокер пробовал на вкус женское тело, прижимая девушку к себе в надежде избавиться от этого ошибочного ощущения. Её полные желания вздохи перекликались с отдалённым скрипом внутри входных дверей… Всё же было нормально… Детектив нехотя повернул голову в сторону звука, но вместо пустоты в просторных арках увидел эту несуразную девочку, без конца перебиравшую свою неподходящую ни к чему юбку и колупавшую свои ногти… Хуже всего было то, что руки-то у неё были мужские… как и всё тело… Тот парень, похожий на самого Стива как родной брат, носил на себе её лицо, её одежду… – Что?.. – рыжунья обхватила ладонями побледневшее лицо мужчины и повернула его к себе, растерянно разглядывая столь резкие изменения, что проявились во всём: во взгляде, в настроении, в движениях… – Я не могу. Нужно было скорее всё это закончить. А потом увольнение. Красота. Может быть, осталось ещё место в этом городе, где никакие запахи, звуки и ощущения не мучают уставших от всего вокруг людей? Пусть это будет та студия, о котором говорила эта… Мэг. В конце концов именно там нужно было побывать в первую очередь, но что-то, а точнее, понимание структуры работы детектива, весьма успешно ускользало из памяти Уокера. Другое дело слушать ещё не надоевшее пение птиц, нежиться на весеннем солнце и принимать его лучи своей кожей в сопровождении аппетитного лимонного эклера, который бы наверняка свежо искрился цитрусовыми нотками… – Можете рассказать, чем занималась эта Эмбер? – они сидели рядом среди культурно припорошенной снегом аллеи, которая совсем скоро обзаведётся зелёными листьями и наполненными паразитами реками выжженной солнцем кровью. Стив не понял хода своих мыслей и понадеялся, что в этот раз он точно ничего не сказал вслух. – Давай на «ты», – мужчина был не против. Образы становились всё навязчивей, но не вызывали такого дискомфорта, как этот слышимый даже на уже явно весеннем воздухе искусственный запах васильков. – В основном, она позировала для скульпторов и художников, но могла и сама порисовать, да. – А ты чем занимаешься? – с начала их разговора уже две вещи можно было привязать к «ничем не обоснованной» идее детектива о причастности собеседницы к ящикам: явная зависть, просачивающаяся в словах последней; её физически ощущаемое напряжение от заданного вопроса. Она поднесла ко рту чашку с кофе, чтобы подарить паузе хоть какую-то причину. – В основном, декором, – про себя полицейский умилился непродуманности ответов, хотя понимал, что так действительно для Мэган лучше: в первый раз она растерялась, когда её заготовленную речь перебили, и не знала, что делать, стараясь вернуться к своей легенде. Девушка повернула голову к Стиву и опустила стаканчик вниз, позволяя себе снова теребить свою юбку. – А ты думаешь, что это могу быть я? – Думал бы, у тебя на руках были бы не кожаные ремешки, а металлические цепи. Она была слишком милой: людям свойственно проговаривать тревожащие их вещи для собственной защиты, и будь кто другой на месте детектива сейчас, он бы сразу отбросил своё убеждение в её невиновности. Мужчина был готов забрать свои слова про несуразность девчонки назад – она ей очень шла. Неужели ему так легко поменять своё мнение о человеке, даже несмотря на то, что он искренне считает её убийцей? Пока они шли в участок для «содействия в деле убитой Эмбер», Мэг болтала про всю их компанию: про постоянно дымящих иллюстраторов, про недовольного ими живописца и парня, который постоянно убегал из дома. Последнего не было видно вот уже больше месяца, и среди всех этих интересных ребят оное было в порядке вещей. Что там у них происходит вообще? Если тот «беглец» – первый убитый, то это объясняет и отсутствие заявлений о его пропаже, и количество веществ в организме. Главное, что со всей этой сворой будет общаться старший, который наверняка уже перевернул всю их студию, отправил Эндрю на обыск комнаты в общежитии, где жила Мэган, пока детектив держит в ежовых рукавицах травяных куряк. Черви извивались под палящим солнцем, засыхая в рвотных массах увидевших сгустки пережёванной плоти людей. А сам-то… Стиву больше нравилось слушать невротический трёп маленькой девочки, что подготавливала таким образом почву для отступления: вот тебе массив информации, которую ты не запомнишь, а я буду опираться на свои слова, актуализируя твою память. Хорошо, что сейчас всё это ни к чему. Дело даже не во включенном диктофоне, о котором полицейский промолчал; даже не в слепой убеждённости в причастности несуразной барышни ко всему этому – дело в самом мужчине. Он сам не видел изменений, а только случайно отслеживал их через окружающих его людей. Эта девушка, верящая, что ей всё сойдёт с рук, прикормила рыбок побольше, и теперь у неё нет другого выхода, кроме как самой стать жертвой и сыграть на резонансе. Увы, у неё не выйдет. Как и не вышло у застывших в воздухе васильков; как и не вышло у застывших в собственной пище паразитов; как и не вышло у застывших на чужом лице мёртвых губ. Детектив повернул голову на смотрящего на них через окровавленные женские веки аутиста, решившего примерить на себя едкий, впивающийся во влажную кору деревьев неестественный аромат цветов. В отличие от предполагаемой убийцы, сейчас он не теребил ткань на себе – он уже достаточно запачкался в сырой земле и этом блестящем лаке… – У тебя возникало когда-нибудь ощущение, что в зеркале на тебя смотрит не твоё отражение? – Мэг чуть помолчала, сбившись с толку от неожиданного вопроса, но она не стала поворачивать голову на собеседника, спрашивая, что за бред у неё только что спросили. – У всех так, разве нет? Только у них двоих. Парень, на лице которого застыла ранее живая маска, был прав, выбрав именно её лицо. Прав ли он тогда относительно самого Стива? С каждым днём улицы города пропитывались всё большим количеством трупов и поражённых заразой животных. Последние вылизывали благодатную, уже слегка переваренную неудачливыми паразитами плоть, стирая ещё функциональный язык об асфальт. Отчего-то организм людей отторгал качественно мутировавших червей, не давая последним возможности взойти на новую ступень эволюции: тупиковый момент смерти паразитов и их носителей. Изувеченные органы, сжавшиеся от болезненных воздействий и разросшиеся вновь из-за извечных рубцов, хранили в себе ядовитый сок, убивающий чужеродные организмы, что сами же его и синтезировали. Изменённые вирусами человеческие аминокислоты сделали своё дело, обратив смертоносное вещество против его создателей. Мёртвая псина развалилась на части, завалив изуродованными костьми и сухожильями, иссохшей кожей и шерстью впитавших в себя отраву червей. Хотел этого Эрик или нет, он признал версию друга насчёт этой девушки: слова её знакомых, а тем более, планокуров – очень уважаемых, между прочим, людей – совпадали с выдуманными теориями Уокера и существующими фактами в экспертизах относительно дела всех этих коробок. Если их главным предназначением было презентовать в красивой упаковке крайне глупое развитие событий и развязку в копилку Стива – они с этим справились. Старший и его щенок-помощник сопоставляли найденное при ребятах из студии, а те ошарашенно кивали головой и дополняли общую историю недостающими моментами: вот тебе и мастерская со всеми инструментами, способными распилить кости; вот тебе и курсы флористики с рисованием; вот тебе и общежитие рядом с технарями, которые с удовольствием отдадут ненужные коробки для «посылок родителям» взамен на вкусную еду почти что соседки. Хорошо устроилась – плохо подготовилась. Больше всего Портману понравилось слушать о наркотусовках, где всех «обломщиков» собирали вместе, чтобы они доставали друг друга и не мешали кайфовать остальным. Там была и эта Мэган, и убитая Эмбер, и ещё один парень, о котором старший не знал ничего, кроме упоминаний Стива – вот так эта девушка и могла узнать о болезни этих двоих. Энди смотрел, как наставник потирает лоб и качает головой, а сам не понимал, как всё могло так удачно сложиться. Может, у этого психопата все дела такие? Тогда что мешает стажёру взять несколько его дел?.. Диктофон записывал все слова несуразной девчонки, которая сама не замечала, как вскользь рассказывает о мотиве убийств. Уже в участке Уокер показывал ей фотографии идентифицированного парня из коробки, внимал оттенкам речи собеседницы и улыбался. – Слушай, может быть, хочешь выступить в роли эксперта? – Мэг повернула голову к детективу, и тот прикрыл глаза от режущего уши несуществующего скрипа её позвонков. – Для экспертизы нужны показания знакомых, друзей, родных. Было бы очень кстати. – А что для этого нужно? – мужчина потянулся к каким-то документам и вытащил один из заранее подготовленных заявлений. Подозреваемая прошлась взглядом по бумажкам и успокоилась, ведь все они были одинаковыми, а значит, каждый второй их подписывал. – Подпиши вот тут и тут, а здесь напиши имя, фамилию, дату внизу, – полицейский вручил ручку своей собеседнице и прикидывал, какими словами его будет крыть Эрик, когда узнает. – Это просто подтверждение того, что ты знаешь свои права и обязанности. – Я поняла. Это весна так влияет на девушку или что-то другое заставляет её верить, что уж в полиции точно никто не будет обманывать её? Внутри Стив ликовал от факта слепого подписания признания в содеянном. Если не он сам уволится – так его попрут по статье. Увы, никто не станет восстанавливать изначальную версию порезанной записи на диктофоне: там ведь просто не было никакой полезной информации по делу. Наоборот – препятствующие раскрытию данные. – Девочка, милая, а что ты подписала? – Уокер не смог сдержать улыбки, когда услышал голос старшего, и потянулся за документом, желая поскорее его отсканировать, пока его друг не отобрал бумажку. – Бл… – планокур бросил взгляд на перепуганную Мэган и резко обернулся на Свита. – Ты. Следи за ней. Уведи и не заходи сюда. Понял? – Эм… Да?.. – сбитый с толку парень чуть не развёл руки в стороны, но в итоге протянул кисть к такой же девушке и попросил её пройти с ним. Когда они вышли, за дверьми было слышно отрывки фраз старшего: «… тебе презумпция невиновности дана не для того, чтоб ты об неё ноги вытирал…» и «… сука, уебан подлый, ни один полицейский в мире не нарушает законы морали и вообще столько, сколько это делаешь ты…». Следом за этим было слышно вялые отговорки и смех, какие-то глухие хлопки, скорее всего, об чью-то голову ладонью, а потом голоса стремительно отдалялись и наступила тишина. Эндрю было неловко, и он постарался хоть как-то разрядить обстановку: – Это ты коробки трупами начиняешь? – Мэг медленно повернула к парню голову и улыбнулась. Она больше не теребила свою юбку и не колупала ногти. – Выходит, что да. Эрик тащил за шиворот своего друга и шипел на него какие-то переполненные учениями речи. Его злила та улыбка на бледном лице, в которой читалось явное безразличие и отстранённость – конечно, Уокеру ведь главное поскорее закрыть хоть что-нибудь, а потом опять бездельничать, прикрываясь: «Вы видели, сколько анализа было положено в это дело? Даже другие сотрудники были привлечены – по крупицах собирали вещдоки, понимаете?». Беспринципный урод. Портман понимал, что зря злится на парня рядом, ведь тот всегда так делал. Просто в последнее время тот перегибал палку, а сейчас она просто треснула от наглости и подлости. Что дело с аутистами, что с этой девочкой… Он даже не удосужился дождаться, когда они с Энди вернутся и подтвердят его бредни – он просто обманом добился подписания сложно составленного признания. – Животное, ты чем думал вообще? – старший резко остановился посреди пустого коридора и схватил Стива за плечи, встряхивая того и возвращая в реальность. – Ради чего ты просил о помощи, если в итоге поступил по-своему? – Я каждый день о помощи просил, но не тем лицом, – полицейский опешил и закрыл рот от только что услышанных слов: тишина давила на него, а от пространства вокруг разило пыльной сыростью, что заставляла вспомнить свои промахи за последний месяц. Он упорно игнорировал всё то, что замечал сам, и что замечали другие. Эрик выдохнул и положил ладони на щёки своего друга. – Я кричал, но меня никто не слышал, – Уокер прав. Детектив почему-то только сейчас задумался, что он сам виноват во всей этой ситуации, ведь он поощрял издевательства парня над самим собой, принимая их за усердие. Получается, что он сам стал причиной подобного завершения дела с коробками?.. – Стив, каким лицом?.. – брюнет не злился, не возмущался и вообще выглядел спокойным, но вымотанным человеком. Уже сейчас Портман знал, что карие глаза выглядят такими тусклыми не из-за освещения в этом коридоре или же от чего-то другого – неделю назад он заметил то же самое, но не придал этому значения, как и многому другому. – Походу, ни одним из, – мужчина глянул в сторону и чуть отошёл, вырываясь из пропитанных запахом конопляной смолы рук старшего. Последнему оставалось только сжать губы и прокручивать в голове все те ситуации, на которые он закрывал глаза. – Но если так, тогда почему болит горло? Эрик остался один.