_____
Две недели до этого.
— Я дома! — Грантэр захлопнул за собой дверь, тут же снимая ботинки и поставив огромный планшет-сумку рядом с зеркалом. — Мы в гостиной, Рене! Подойди на минуту, — послышался голос из глубины квартиры. И Грантэру показалось, что он не предвещал ничего хорошего. Каждый раз, когда его родители звали его «на минуту», разговор длился больше часа. И в нем было всё, кроме приятных вещей — обвинение, осуждение, попытка переубедить. Три вещи, к которым Грантэр уже привык. Он неохотно минул зеркальный коридор, который так нравился его матери, и сквозь арку прошёл в небольшую гостиную. Здесь умудрялось помещаться столько разных и бесполезных вещей, что иногда Грантэр задумывался, а не применили ли его родители пространственную магию, чтобы вместить все эти кресла, бюсты и шкафы с фарфором. — Сядь, — кивнул на кресло месье Грантэр, даже не смотря в сторону сына. Все внимание его карих глаз было сосредоточенно на бокале с вином. Отец Рене подходил под типаж тех людей, которые частую выпивку приравнивали к аристократизму, а не алкоголизму. И Грантэр всегда поражался, как его родители зачастую не хотели смотреть правде в глаза. Возможно, он перенял это от них в какой-то степени. — Я не помню, чтобы вытворял что-то противозаконное в последнее время. О чем Вы хотите поговорить? — он вальяжно упал в кресло, перекинув ноги через подлокотник и подперев подбородок кулаком. Нахмуренный вид отца не смутил его, но под спокойным взглядом матери, хоть и сделав вид, что это является его собственным решением, он сел «как подобает приличному молодому человеку». — Подвернулась возможность, от которой нам глупо было бы отказываться, — осторожно начала мадам Грантэр. Она всегда начинала разговор издалека, и отец эту ее привычку не любил. — Ты опять начинаешь ходить вокруг да около, — сдержанно произнёс он, махнув на жену рукой. — Мы уезжаем из Парижа, через две недели. Мне предложили выкупить старинный особняк и несколько сотен гектаров за смехотворную сумму, и как только мы уладим все дела, мы уезжаем туда. Лицо Рене дрогнуло в улыбке. Момент мог показаться практически кинематографичным, но его это не волновало. Всё, о чем он мечтал в свои девятнадцать, — избавиться от пристального внимания родителей к его жизни. И вот, наконец, подвернулась возможность! Он старался выглядеть не слишком счастливым, и следующая фраза, будто в помощь ему, облила холодным душем. — Ты едешь с нами. — С Вами? — вскинул бровь Рене, хмыкая. — Нет, не еду. — Едешь. Это не обсуждается. Нам необходима помощь по хозяйству. Особняк сильно запущен, и придется ухаживать за виноградом, так что ты едешь с нами. — Ты упускаешь тот момент, что мне уже девятнадцать, и я не обязан подчиняться ни тебе, ни маме. — Не обязан, но будешь. В противном случае, ищи себе работу после сдачи экзаменов. Посмотрим, как ты справишься одновременно с учебой и восьмичасовым рабочим днём. Грантэр закатил глаза. Больше выпивки его отец любил только командовать. — Милый, это же только на три летних месяца, — постаралась предотвратить назревающий конфликт мадам Грантэр. — Затем ты вернёшься в Париж и продолжишь учебу, а мы с отцом останемся в Бордо. — Этот особняк в Бордо? — вскинул бровь Грантэр. На самом деле, три летних месяца — не такая уж и большая плата за девять месяцев свободы. Конечно, он хотел взять стажировку при музее Помпиду, но и это было бы неплохо. Мало ли какие тайны хранит этот внезапно дешёвый особняк. — А Вы не спрашивали, почему он выдался таким дешёвым? — спросил Грантэр, смягчив нрав. — Его необходимо восстанавливать. На это могут уйти годы, и государство таким образом поддерживает культурные объекты. Раньше он был чем-то типа пансионата, ещё раньше принадлежал герцогу, — тут же начала рассказывать мать, заметив, что сын расположен к разговору. — Тебе же всегда нравилась архитектура в стиле позднего классицизма. — Нет, мам. Мне нравилась ранняя его стадия. — У тебя будет целое крыло особняка, которое ты можешь сделать хоть в барокко. Но наше решение — ты едешь с нами, — осушив бокал одним глоток, отец смачно облизнул губы — отчего лицо Рене немного перекосилось — и встал из кресла. Все последующие две недели Грантэру было не до размышлений. Он разрывался между экзаменами в университете, сбором чемоданов и помощью матери. Также подвернувшийся фриланс, дедлайн которого был до середины июля, не давал ему покоя. «Кто знает, есть ли интернет в Богом забытой деревушке недалеко от особняка». И только когда наступил день перед отъездом у него появилось время подумать. Ему действительно казалось, что три летних месяца за пожизненную свободу стоили свеч. Квартира оставалась в его полном распоряжении, и он наконец мог бы изменить свою жизнь без постоянного контроля родителей, которые до сих пор считали его нерадивым ребенком. Однако, перспектива провести эти месяцы без интернета и общения с кем-либо, кроме родителей, его все же немного пугала. Именно поэтому, он встретился с Прувером накануне отъезда, предварительно спросив родителей, не нужен ли им ещё один помощник. — У меня есть идея, как вернуть тебе вдохновение, — заговорщически проговорил Грантэр, пряча улыбку за кромкой чашки и подмигивая лучшему другу. — А я его терял? — Прувер поднял взгляд от дудлов, которые он растерянно рисовал на салфетке. — Предположим, — отмахнулся Грантэр, выхватив из рук друга карандаш и пририсовав дудлу ушки так, что в итоге получилась очень даже авангардная кошка. — В любом случае. Как тебе перспектива провести это лето в старинном особняке в стиле позднего классицизма с видом на цветущие виноградники, недалеко от озера, черпая вдохновение от бесконечных полей и небольшой деревушки в двух километрах от владений? Пока Грантэр пробовал себя в рекламе, Прувер задумчиво, чуть приоткрыв рот, смотрел на него. — Это ты так изящно пригласил меня восстанавливать особняк твоих родителей? — в его прищуре спрятались смешинки, и Грантэр улыбнулся в ответ. Не были бы они с Прувером лучшими друзьями с пелёнок, он мог бы в него влюбиться. Россыпь веснушек и рыжий взрыв на голове не раз сводили с ума местных студентов, и прелесть мягкому образу придавало абсолютное неведение Жеана о собственной привлекательности. — Допустим. А если так, ты согласишься? — Я думал, ты никогда не попросишь._____
Огромный и монументальный снаружи, внутри особняк оказался ещё больше. Кто вообще отводит целую комнату, чтобы просто посидеть перед камином? Или учитывает размеры кухни под приготовление банкета, как минимум, на двести персон? Безусловно, будучи специалистом в истории искусств, Грантэр понимал логику архитектуры XVIII века, но понимание, что все это теперь принадлежит твоей семье, приходить не спешило. Как и осознание того, что все это великолепие придется восстанавливать с помощью всего четырех пар рук. Единственной комнатой, в которой Грантэр нашел особую привлекательность, оказалась двухэтажная библиотека. Её свод был выполнен в виде купола, великолепно расписанного в стиле эпохи Возрождения, поклонником которой наверняка являлся первый владелец. Фреска для своего трехсотлетнего возраста пребывала в удивительно прекрасном состоянии. Наверняка, одни из прошлых хозяев в определенный момент заказывали реставрацию. В центре пространства на первом этаже находился камин, вокруг которого было расставлено несколько кресел. По обе стороны от него высились книжные шкафы. И они были настолько высокими, что достать до верхних полок можно было только с помощью лестницы, будто позаимствованной из лавки Олливандера. Такие библиотеки, действительно, можно было увидеть в частном владении только в фильмах. Балконы второго этажа были обрамлены витиеватой балюстрадой, и книжные ряды начинались чуть ли не вплотную к ней. И если весь остальной особняк был сильно запущен, библиотека выглядела так, словно за ней ухаживала не одна пара рук. Пыль на каминных полках выглядела не старше недели, а на креслах будто каждый вечер собиралась компания. Грантэр нашел эту комнату практически сразу после приезда, и заметил, что время движется к вечеру только, когда через узкие окна в основании купола практически перестали проникать солнечные лучи. Проводя пальцами по старинным корешкам — «интересно, почему они все ещё здесь, а не гниют в архивах государственных библиотек?» — поглаживая заголовки книг, которые вполне могли оказаться подлинными экземплярами, вдыхая очаровывающий запах книжной пыли, Грантэр хотел бы потеряться в этом королевстве знаний и никогда не возвращаться в мир материальный. Однако, его уединение все же прервали. — Рене, мальчик мой! — голос матери застал его за разглядыванием очередного тома на втором этаже. Он неохотно перегнулся через балюстраду, и сердце пропустило удар, когда следом за вошедшей матерью взметнулась копна рыжих волос. Прувер обещал приехать только через несколько дней. Ему было необходимо закончить дела в Париже. «Неужели, получилось раньше?» Однако, волна радости разбилась о камни разочарования. В библиотеку вошёл совершенно другой человек — коренастый парень лет двадцати пяти, а за ним — высокий и широкоплечий работяга примерно его возраста. — Молодые люди, это — мой сын Рене, — представила его мать. — Рене, это Фейи. Его отец когда-то был смотрителем этого дома. И Баорель, его семья уже пять поколений занимается местными виноградниками, и он поможет нам восстановить наши. Грантэр кивнул в знак приветствия. — Рад знать, что теперь у нас шесть пар рук, — но радости в его голосе слышно не было. Грантэр не был поклонником новых знакомств, даже со своими ровесниками. Он прекрасно довольствовался компанией книг, вина, мольберта и Прувера. — Восемь, — пробасил Баорель. И Грантэр вскинул бровь, будто прося разъяснить. — Сын местного пекаря, Боссюэ, и его парень приедут завтра утром, чтобы помочь привести дом в божеский вид, — объяснил Фейи. — Парень? — губы мадам Грантэр даже побелели от того, как сильно она сжала их в тонкую полоску. — С каких пор, у нас прислуги больше, чем у Наполеона на острове Святой Елены? — спросил Грантэр, переводя тему. Он знал, как его мать относится к однополым парам, и не хотел сейчас выслушивать тираду. Тем более, при свидетелях, которые точно не стерпят гомофобии в сторону своих друзей. — А ты предлагаешь своему занятому отцу перебирать старье? Или мне искалывать руки о виноград? — она изогнула бровь так, что та могла достичь ее затылка. Грантэр лишь вздохнул и покачал головой, ставя книгу на месте._____
Мечтам потеряться в библиотеке было не суждено сбыться. На следующее утро Грантэру разбудил сильный стук в дверь. С заведённым сердцем, которое тут же начало стучать как проклятое, он открыл глаза, чтобы увидеть пыльный бархат палантина над собой. Сев в кровати и оглянувшись, наконец, он осмотрел свою комнату при дневном свете. Проведя вчера весь день в библиотеке, и от усталости с дороги, он так и не успел с ней ознакомиться. Пространство комнаты было огромным. Его мансардное помещение в Париже могло бы поместиться сюда раза три. Украшенная лепниной под потолком, залитая светом из двух высоких окон и широкой двери, ведущей на небольшой балкон, с пошарпанной мебелью, которая сохранилась здесь ещё со времён Парижской Коммуны, Грантэру показалась она даже вдохновляющей. Насколько он не хотел признавать, что ему все же нравится находиться в этом особняке, настолько же все это величие все же вызывало в нем диссонанс. У его родителей всегда были аристократические замашки. Будучи монархистами по взглядам, они часто противились современному строю, и у них даже были мысли переехать в Великобританию. Однако, все это они делали с такой пролетарской топорностью, что наблюдать за потугами замахнуться на дворянство было иногда просто смешно. Вот и теперь с заднего двора, куда выходили окна Рене, послышался сильный и высокий голос матери. — Ты его разбудил? — спрашивала она кого-то. — Нет? Рене! Рене, ты будешь вставать или нет? Рене закатил глаза и встал со своего «ложе», по-другому и не назовешь. Ноги скользнули в домашние тапки, которые в сочетании с комнатой в стиле позднего классицизма смотрелись весьма комично, толкнул дверь на балкон, впуская в комнату свежий воздух прохладного утра, и увидел то, отчего под ложечкой начал образовываться смех. Посреди сада, между запущенным топиарным лабиринтом и небольшим озером стоял круглый, накрытый белоснежной скатертью стол, на котором возвышались трехэтажная подставка с фруктами, бутылка шампанского и тарелка сыров. — Мам, ты издеваешься? — после недолгой паузы крикнул Рене. То, что его родители решили устроить завтрак «по-королевски», его даже не удивляло, они часто этим пользовались, но вот тот факт, что рядом со столиком стоял Фейи в смокинге и перекинутым через левое предплечье полотенцем... — Нет, сынок, спускайся к нам. Грантэр посмотрел на Фейи с говорящим выражением лица, на что рыжеволосый «официант» ответил лишь пожатыми плечами и лёгкой усмешкой. Наверняка, мысленно он тоже смеялся над родителями Грантэра, только вида не подавал. Рене спустился вниз. В своей толстовке и рваных джинсах он явно не соответствовал тому образу, который был в голове его матери, когда она осуществляла эту затею. — Ты не мог надеть что-то приличное? — будто озвучила мысли своего сына мадам Грантэр, поджав губы. — Это самое приличное, что у меня есть, — как ни в чем не бывало ответил Грантэр, отщипывая виноградинку и закидывая ее в рот. — Тебе обязательно унижать всех вокруг? — спросил он отца и кивнул в сторону Фейи, наполняющего бокал мадам Грантэр шампанским. — Это – его работа, — пожал плечами месье Грантэр, посмотрев на рыжеволосого парня поверх газеты. — Не правда ли, Этьенн? — Конечно, сэр, — слегка поклонился Фейи, но убедившись, что старшие члены семьи на него не смотрят, подмигнул Рене. Тот ответил усмешкой. — Какие планы на сегодня? — спросил Рене, принимаясь за завтрак. — Я буду разбираться с кухней, а Вам с Этьенном придется заняться чердаком. Там много всякого хлама, но я видела несколько хороших предметов мебели. Разберёте всё по категориям, а я потом решу, что отдать в деревню, а что оставить. — Отдать в деревню? — Грантэр не верил своим ушам. — Мам, ты серьёзно думаешь, что феодальное поведение приведет тебя к всеобщей любви и успеху? Мадам Грантэр фыркнула, кинула взгляд на невозмутимого мужа и ничего не ответила, принимаясь за завтрак. — Почему ты это терпишь? — задал вопрос Грантэр, когда они с Фейи поднимались на третий этаж, чтобы оттуда попасть на чердак. — Потому что мне нужны деньги? — вскинул брови Фейи. — Твои родители – не самые худшие работодатели, которых я встречал. Да, со своими... — он кинул взгляд на Рене, чтобы лишний раз удостовериться, что последующие слова не вызовут у него негативную реакцию и продолжил: — ... тараканами, но не худшие. Рене фыркнул практически как его мать, но вместо поджатых губ зашелся смехом. — Тогда мне сложно представить кого-то ещё более невыносимыми, чем мои родители. — Просто поверь мне на слово, — усмехнулся Фейи, и если бы Грантэр был чуть более внимательным, он бы увидел грустный блеск в глазах своего нового знакомого. Но все, что сейчас занимало младшего хозяина поместья был чердак. Точнее то, что придется его разбирать. Не то, чтобы он не видел прелести в старых, антикварных вещах. Он часто покупал нужные ему предметы интерьера или инструменты для написания картин именно на блошиных рынках, коих в Париже было великое множество. И он также не боялся «черной» работы. Однако, сам факт, что об этом его попросила мать. И то, что он с большей бы пользой провел это время в библиотеке. Вот, что казалось ему неприятным. Они поднялись на третий этаж и остановились под небольшим люком. У стены стояла лестница, и ловко ее перехватив, Фейи подставил ее под люк. — Ты первый, я подстрахую, — он кивнул наверх, и Грантэр полез. Попробовал толкнуть тяжёлый люк, но у него не получилось. Тогда он приложил чуть больше сил. Всё равно не удалось. — Вы же там уже были? — посмотрел вниз на Фейи Грантэр, спускаясь на одну ступеньку вниз, чтобы было устойчивее держаться. — Да, вчера днём. Странно, давай я попробую. И в этот момент, когда Грантэр уже намеревался спуститься и слегка отклонился назад, Фейи на секунду отпустил лестницу. Неустойчивый кусок дерева дрогнул, и с криком, который мог бы быть услышан в самом Париже, Грантэр начал падать на пол. И в одно мгновение, когда он уже чуть было не ударился затылком, неведомая сила будто смягчила падение. Фейи даже не успел отреагировать, а Грантэр уже лежал на полу, не повредив абсолютно ничего. — Это что сейчас было? — прошептал Рене, в недоумении смотря на партнёра по несчастью, будто у того были ответы. Однако Фейи лишь провел пальцами по завихрению на затылке и пожал плечами._____
Прошло пять дней, и никто так и не смог открыть люк, ведущий на чердак. Про происшествие быстро забыли, занявшись вплотную другими комнатами. Однако, Рене казалось, что Фейи как-то странно смотрит каждый раз, как они вместе проходили по коридору третьего этажа, возвращаясь с очередного «задания» мадам Грантэр. — У тебя странная реакция на этот люк, не находишь? — спросил он Фейи, когда они в очередной раз курили на балконе гостевой спальни после отмывания в ней пола. Вопрос рвался из него, и будничный тон за чашкой кофе получился совершенно нереалистичным. — Нет, — как всегда спокойно ответил Фейи, но нарочито устремленный перед собой взгляд немного выдал его нервозность. — На чердак можно попасть другим путем? — не отступал Грантэр. — Нет, — снова ответил Фейи, и на этот раз его голос всё-таки дрогнул. — Почему ты мне врёшь? Наверняка, Грантэр сам не замечал, но у него был особый талант чувствовать неискренность и ложь. Он сам часто врал. Даже по мелким поводам. И когда кто-то недоговаривал, он моментально знал об этом. — Послушай, — выдохнул Фейи, делая глоток кофе, — в деревне ходит много легенд про этот особняк. И даже мой отец, который следил за ним во времена пансионата, рассказывал мне байки о нём. Но я предпочитаю оставаться реалистом и не верить в это. — Что за легенды? — сердце Грантэра забилось чаще. Больше своего мольберта и выпивки он любил только мистические истории. Даже Прувер часто подмечал, что его реализм и цинизм в сторону общепринятых идеалов никак не сочетался к его вере в потустороннее. Наверное, именно по этой причине, он испытывал особую приязнь к древнегреческой мифологии и спиритизму философов XIX века. Однако, Фейи похоже не разделял его любви, он чуть скривил лицо и сделал крепкую затяжку, прежде чем начать. — Ты наверняка знаешь, что дом построил французский герцог в начале XVIII века. Грантэр кивнул, в нетерпении крутя в руках сигарету. — Он принадлежал его семье вплоть до Великой Революции, и когда та уже начала распространяться по всей стране, несколько знатных семей прятались здесь после казни Людовика Шестнадцатого. Однако, их нашли. — И убили? — Да, говорят, часть погибла в лесу. Попались на пути разъяренного крестьянства. Часть — в особняке. По ним стреляли в потолок третьего этажа. Пули застали их, когда они прятались на чердаке. Между молодыми людьми повисло молчание. Фейи крепко затянулся и потушил сигарету, пока Грантэр задумчиво смотрел на свод крыши. — Потом этот дом часто оставался заброшенным, а когда про него вспоминали, здесь размещали гостиницы и пансионаты. Никто не видел здесь никаких призраков, но местные стараются обходить его стороной, потому что ни один бизнес здесь не задержался дольше, чем на один год, — пожал он плечами и замолчал. — Ты что-то видел там, на чердаке? — осторожно спросил Грантэр. — Следы от пуль? — фыркнул Фейи и усмехнулся. — Нет, конечно. Двести лет прошло. Здесь было уже столько ремонтных работ и реставраций, что и капли крови не найдешь. Грантэр лишь молчаливо кивнул, рассматривая крышу. Балкон был достаточно широким, чтобы видеть небольшие мансардные окна, которые вели на чердак. И был ли это вечерний морок, или воображение разыгралось после рассказа Фейи, но на секунду ему показалось, что он видит чье-то лицо, ненадолго мелькнувшее в сумраке. По спине пробежал холодок, и Грантэр нервно облизнул губы. Он хотел было сказать о своей галлюцинации Фейи, но тот бы только поднял на смех его впечатлительность. Тем более, он уже хлопнул его по спине, уходя в комнату, чтобы закончить уборку. Нахмурившись, Грантэр допил свой кофе одним глотком и потушил сигарету. И если бы он вновь поднял взгляд в мансардное окно, то увидел бы тень, безмолвно наблюдающую за ним.