Поменьше политической трескотни. Поменьше интеллигентских рассуждений. Поближе к жизни.
Владимир Ильич Ленин
***
Шло время, а Берест так и не ответил на отправленные сообщения. Он даже в сети был последний раз во вчерашнее утро, что для него довольно странно. Завсегдатай различных социальных бесед, любитель дебатов и просто надежный товарищ отсутствовал на связи уже более суток. И тогда Юра сам решил наведаться к другу, а заодно и прогуляться, пока не стемнело. Жил тот в соседнем микрорайоне, минут двадцать идти пешком, не очень далеко для человека, знающего дорогу. Микрорайон этот: несколько многоэтажек, выстраивающихся в причудливую фигуру, похожую на лабиринт, особенно, если смотреть откуда-нибудь свысока. — А что это, кстати, за город? — поинтересовался один из призраков, увлеченно рассматривая старые советские здания, построенные еще в сталинские времена. Они были небольшие, двухэтажные, с рыжими, обшарпанными от времени стенами. Среди них мелькали иногда хрущевки уже гораздо поздней застройки. На нижних этажах пестрели разноцветные вывески различных продуктовых и магазинов хозтоваров. И было непонятно, уродуют ли эти вывески здания или добавляют яркости в унылый пейзаж поздней осени. Но атмосфера этого места была довольно колоритной. В самый раз под октябрь. — Это город Орск. Мы сейчас в одном из его районов. — Орск, — повторил Лев Давидович, будто пробуя на вкус это краткое и рычащее название. — Что-то знакомое… — Холодильники и яшма, — пояснил Капица и чему-то усмехнулся. — Да. А еще степи, резкоконтинентальный климат, граница с Казахстаном и девятое место в рейтинге городов России с наибольшей площадью. Ну, тут территория нашего города такая большая за счет степных зон, — пояснил Беликов с умным видом. Иногда его посещало желание покинуть данный город восвояси. Только вот флегматично-меланхоличный характер никак не мог ужиться в шумной суете крупного мегаполиса. — Казахстана, России… Почему вы не зовете страну СССР? — поинтересовался задумчивый Петр Леонидович, оглядывая здания домов, на фасадах которых выделены цветным кирпичом даты их построек. — А, ну… — Юра сбавил немного шаг, задумавшись о том, как бы помягче выразится. Никто из этих троих не знал, что произошло в истории страны после их смерти. Последним ушедшим из троицы был Петр Леонидович Капица в 1984 году 8 апреля. В то время у власти в стране был Константин Устинович Черненко. Горбачев встанет на пост генсека ЦК КПСС только через год. Парень напряг все извилины, вспоминая параграфы из учебников истории России. — … он развалился в конце 1991 года, — наконец сказал он прямо, не придумав ничего лучше. Да и есть ли смысл скрывать исторические факты? — О, как! Дальнейшая дорога прошла в полной тишине, что было для Юры даже к лучшему. На улице стало больше людей, и разговаривающий сам с собой парень выглядел бы максимально странно. Чувствовалось спокойствие. Почти. Лёгкое напряжение все равно присутствовало наравне с привычной парню нервозностью. Он то и дело доставал из кармана телефон и проверял диалоги. Новых сообщений не было. Среди посеревших облаков блеснуло холодное предзакатное солнце, ветер начал усиливаться, предвещая о том, что ночью будут дожди. — В этих степных краях довольно красивая осень, несмотря на небольшое количество деревьев, — разбавил тишину Сергей Александрович, идя позади всей компании. Он попытался вдохнуть в себя холодный, влажный воздух, как при жизни, в попытке ощутить хоть что-нибудь, и грустно усмехнулся. Дышать он не имел возможности. — Мы пришли, — произнёс Беликов. Его «преследователи» высоко задрали головы, смотря перед собой на высокое здание с девятью этажами. Кто-то из них даже тихо присвистнул. Должно быть, Есенин. — И это сейчас такие высокие дома строят? — удивленно пробормотал он. — Ещё с 60-х годов, — подметил Пётр Леонидович. — Не припомню, чтобы в девятнадцатом веке были такие грубые громадины, — бездумно произнес Сергей Александрович. — Мы говорим про двадцатый век. Тысяча девятьсот шестидесятые. — Оу, прошу простить, все забываю, в каком мы сейчас времени, — поэт хохотнул и неловко почесал затылок. — Я забыл уточнить, а какой сейчас год? — Две тысячи семнадцатый. Дверь с писком открылась, пропуская юношу в подъездную мглу. *** Они находились в небольшой комнате, стены которой были практически полностью увешаны темными плакатами разных рок-групп, из-за чего помещение казалось еще меньше, чем обычно. Капица и Ландау с интересом прохаживались по комнате. Сергей Александрович висел под потолком со скрещенными руками, будто бы «уперевшись» спиной о стену, и думал о чем-то своем. — А что произошло ночью в день вашей смерти? Суицид или вас убили? Будь Сергей Александрович живым, то скорее всего бы поперхнулся чем-нибудь или же споткнулся обо что-нибудь от внезапности данного вопроса. Или не знания того, что его смерть остается загадкой до сих пор. Но в связи с отсутствием физической оболочки такое провернуть не представлялось возможным даже демонстративно, да и вопрос в нынешней ситуации был интересным. Поэт, «висевший» в своем дальнем углу под потолком, лишь нахмуренным взглядом окинул вопросившего из своего укрытия и спросил. — А сами-то как вы думаете, Юрий? — Обе версии имеют место быть, — задумчиво произнес Беликов. — Если брать версию суицида, что ваше психическое состояние на тот момент очень даже могло поспособствовать этому… — из угла послышался тихий смех Сергея Александровича, — …об этом говорят ваши стихи, — продолжил Юра, — да и потолки в «Англетере» оказались не такими высокими. Сомневаюсь, что там было четыре метра высоты. — А что говорят о версии убийства? — поэт продолжал украдкой поглядывать на собеседника, потихоньку вовлекаясь в разговор. — Во время депрессии люди могут вести себя агрессивно и неадекватно, плюс ко всему вы страдали алкоголизмом. Да и учитывая ваш характер при жизни, а также свойственность создавать провокации… Вы часто ввязывались в драки, согласно вашей биографии. Да и практически все ваши знакомые и друзья умерли не своей смертью. Алексей Ганин и другие… А еще расследование велось кое-как в те времена. — Если считать, что та вмятина на лбу была получена при жизни в пылу драки с помощью удара тяжелым предметом по голове, из-за которого поэт мог потерять сознание, а также подробно изучить акт патологоанатомического вскрытия тела и уметь отличать различные виды асфиксии, то вполне вероятно, что поэт действительно умер не своей смертью, — раздался откуда-то голос Петра Леонидовича. — Если пробежаться поверхностно, то согласно акту вскрытия товарища Гиляровского, у покойного кончик языка был ущемлен между зубами. Это симптом Миновичи* говорит о том, что асфиксия была вероятно вызвана, скажем так, самостоятельно. Но при этом многочисленные кровоподтеки и следы борьбы наоборот являются признаком механической асфиксии, то есть насильственного удавления. Конечно, мои знания по этой теме крайне минимальные. Но, зная то, как вели документы в том далеком году, стоит ли верить акту Гиляровского? Дело быстро закрыли. Поэт лишь усмехнулся, уставившись пустым взглядом в стену. — Убили меня паскуды, вот и всё тут, — с горечью произнес он. — Убили. *** Берест в это время возился на кухне с едой и чаем, и не слышал данного разговора. Это был крепкий, спортивный парень, на голову выше самого Юрия и явно старше на три-четыре года. Выбритые виски, завязанный сзади маленький хвостик, светло-русые волосы, проколотые уши и вечно тяжелый взгляд серо-зеленых глаз. Студент третьего курса медицинского колледжа. Ушел туда по настоянию родителей после неудачной попытки поступления в университет. Несмотря на обманчивый недружелюбный вид, сам Берест обладал спокойным, рассудительным нравом и в основном был если не душой, то достаточно уважаемым членом своей компании. С ним всегда считались. Так сказать, человек слова. Беликов считал его чуть ли не старшим братом для себя. — Господин Берест, не удостоите ли нам оказать честь в представлении тех четырех господ, что гостят у вас в соседней комнате? — Четырёх? — парень резко обернулся на сидящего за столом мужчину в золотом мундире. Рядом с ним, на соседнем стуле восседал и второй человек, в более простой одежде, с кепкой на голове. Галстук завязан небрежно. Кроме высокого лба и слегка монголоидного разреза глаз, в его внешности не было ничего выдающегося. Эти двое в своём олицетворении создавали между собой контраст двух эпох, а если быть точнее, двух веков — начала девятнадцатого и начала двадцатого века. — Да, четы’ёх, — подтвердил тип в берете. — Юра же один пришёл… — недоуменно пробормотал Берест, и продолжил разливать по кружкам горячий чёрный чай. — Вы разве их не видели? — мужчина в мундире удивленно вскинул брови, не сводя внимательных холодных глаз со светлого затылка. При жизни эти глаза были небесного цвета и в сочетании с золотыми кудрями придавали ангельский вид. Но сейчас они стали блеклыми, выцветшими, почти сливавшимися с белком. — Остальных троих, что вошли с ним? Хотя, право же, смею признаться, подозреваю, что они такие же, как и мы, — он благосклонно кивнул на соседа и поправил на своей полупрозрачной руке белоснежную перчатку. — И как же выглядят те трое? — настороженно поинтересовался Мир. — Видел мельком. Один длинный, пальто ко’ичневатое, куд’ги и глаза че’ные, кажись, ев’ей. Вто’ой, кото’ый 'ядом с ним все ходит, чуть пониже 'остом, смахивает на англичанина, но говорит по-'усски без акцента, глаза светлые, пальто зеленое, — мужчина в простоватой одежде дал подробное, но не совсем узнаваемое описание. — А т’етий… — он почесал подбородок и вдруг удивленно добавил. — А т’етьего я оказывается знаю! Точнее п’ипоминаю об этом баламутном. Поэт кажется, по фамилии Есенин. Наслышан был о нем в свое в’емя, но его 'абот в 'уках кажется не де’жал. *** «Призраки» Это слово преследовало Береста с тех пор, как он проснулся сегодня утром и обнаружил, что его фактически в упор сверлят взглядом две пары затуманенных и безжизненных глаз. И неясно, повезло ему или нет, ибо дома в этот миг никого кроме него не было, родители были на работе, а родной младший брат сегодня гостил у бабушки с ночевкой. Вскрик полный ужаса оказался неуслышанным. Но стоило только пару раз моргнуть, как призрачное марево тут же растворилось. — Показалось, — юноша выдохнул и в холодном поту уронил голову обратно на подушку. — И присниться же такой ужас. Не успел только он расслабиться, как марево повторилось вновь уже в зеркале ванной. Бедняга едва не разбил себе голову о кафельную плитку от подобных «фокусов». Как оказалось, незваные гости были миролюбивы, хоть и крайне специфичны по стилю общения. Первый учтиво вежлив, второй — картавит. А еще смутно знакомы. Портретное сходство никто не отменял. Тот, что в мундире, оказался никем иным, как Александром I, а человек в кепке — всеми известный Владимир Ильич Ленин. Все равно, что огурцы с молоком смешать — сочетание несочетаемое. И если первый не знал о втором ничего, то второй наверняка был сведущ о том, кто такой этот Александр. Только вот решил умолчать о своих знаниях. — Где мы находимся? — поинтересовался Владимир Ильич. — В-в городе Ор-рске, — ответил Берест, делая медленно шаг назад и пытаясь осознать все происходящее. — Огх… Ог’ск… — с трудом выговорило привидение, вспоминая точное расположение города. *** Воспоминания этого утра вихрем кружились в голове. Парень слишком увлёкся размышлениями, что не заметил, как случайно порезал палец при нарезании дешевого тигрового рулета. Слизнув кровь и небрежно заклеив рану пластырем, он покончил с приготовлением чаепития на двоих, взял кружки с чаем и понёс в комнату. Рулет он захватит следующим. Его гость с интересом водил пальцем по цветастым обложкам и страницам нескольких новых книг — бестселлеров, которые Мир прикупил на стипендию чисто от скуки для досуга и разгрузки мозгов. Книги на радость Береста оказались затягивающими и не настолько отупляющими, как ему показалось изначально.*** За несколько минут до этого ***
— А здесь не мы одни такие особенные, кстати, — пробормотал Есенин, спустившись с потолка вниз к остальным призрачным и живому товарищам. — Здесь еще люди… Тьфу! Не люди, а мертвые есть. — Я не видел здесь посторонних призраков. Но Берест вместе со всеми играл с доской, так что я не удивлен, — пожал плечами Юра и рефлекторно поежился. Вновь неприятный холодок пробежал по спине, но уже не такой противный и тревожно-удушливый, как был ранее. От самих приведений тоже веет холодом, как от открытого холодильника. Чтобы хоть как-то от него отвлечься, мальчишка решил изучить книжную полку хозяина комнаты. — Ты просто живой, от того и не видишь всей картины происходящего. И твой друг тоже, — спокойно пояснил Сергей Александрович. — А вот эти двое… Они тоже заметили нас. — Я даже догадываюсь, кто, — усмехнулся парень, воспоминая, кого вызывал Берест. — Надеюсь, они подтянут ему знания по истории. Завтра у него как раз зачет в колледже. Поэт мгновенно напрягся. — Тебе ведь тоже завтра на занятия. Ей-богу, Юрий, еще один урок литературы…