***
Недавно госпожа Фазилет нашла место управляющей в богатом особняке у пролива. Можно было упрекнуть женщину в стремлении к красивой жизни, погоне за достатком. Переступив порог дома и проработав от силы неделю, она упала на уши новому хозяину: Хазыму Эгемену. Поведала, как тяжела жизнь без мужа с двумя подрастающими дочерьми. В итоге проела мозг богатею. Тот предложил устроить младшую Чамкыран в школу, над которой его семья осуществляла патронаж. Заведение являлось одним из лучших в Стамбуле! Соглашаясь, мать не приняла в расчёт доводы старшей, что у Эдже, мягко говоря, не хватало извилин под модной причёской, чтобы учиться на «тройку» в подобном месте. Основной диапазон оценок девушки колебался от «посредственно» до «завтра ждём в школу родителей». Мать ходила к директору на поклон чаще, чем к себе домой. Тогда и выяснилась одна примечательная деталь. Его звали Ягыз Эгемен. То, что человек неспроста носит фамилию богатея, госпожа Фазилет почуяла сердцем. Он не мог быть однофамильцем или дальним родственником, нет. Господин Ягыз имел непосредственное отношение к особняку и его обитателям. Истинное положение дел немного разочаровало. Директор оказался приёмным сыном богатой четы. Хазым Эгемен подобрал брошенного младенца спустя несколько лет после рождения первенца и усыновил. На бумаге он был Эгеменом, выросшим в особняке и претендующим на все права семьи, но в его положении чувствовалась двойственность: вроде бы Эгемен, а вроде и нет. Впрочем, первая встреча лицом к лицу расставила все точки над «i». Патрон обладал исконной эгеменовской чертой: не считать окружающих за людей. Он поджал и без того тонкие губы, зыркнув на посетительницу ледяным взором, что та поначалу стушевалась. Чувства мужчины можно было понять — девчонка, навязанная отцом в качестве благотворительности, обладала качествами, ненавидимыми Эгеменом от души: плохо училась, ужасно себя вела и абсолютно не поддавалась поведенческой коррекции. В общем, не слушалась. А господин терпеть не мог, когда его не слушались. Но госпожа Фазилет быстро дала понять, что ухватив кончик пальца, она заглотит человека целиком, не поперхнувшись. В ход пошли угрозы, намёки, жалобы и просьбы. Мать сетовала на бедственное положение, умоляя не оставлять «малютку Эдже» без призрачной возможности получить достойное образование. То, что дочь по уровню подготовки не дотягивает до школьной программы, женщину интересовало слабо. Хазан подозревала в чём тут дело. Задачей матери было пропихнуть младшую в среду богатеньких и успешных деток, рассчитывая, что какой-нибудь безусый юнец клюнет на кукольную красоту младшенькой, женившись на ней, или на худой конец, «вступит в отношения». Устроенная судьба дочери гарантировала безбедную, «достойную» жизнь. Господин директор с приступом мигрени спровадил назойливую, орущую бабу из кабинета, и с тех пор у младшей Чамкыран начались проблемы немного иного характера. С молчаливого одобрения начальства и учителя, и ученики принялись травить девушку, стоящую в социальном и материальном плане ниже, чем они. Расчёт заключался в том, что не выдержав страданий ребёнка, госпожа Фазилет заберёт дочь и документы из частного заведения. Но он плохо знал ту, кого судьба выбрала ему в противники. — Сцепи зубы и иди в школу, — велела мать Эдже после того, как та, умываясь слезами, объявила, что больше ноги её не будет в этом «отстойнике». — Ты думаешь, у меня всё было гладко в молодости? Серая толпа ненавидит индивидуальности, их раздражают те, кто выбиваются из общей массы. А ты очень красива, и все посредственности завидуют. Сцепи зубы, дочка, и держи выше голову. Не доставляй удовольствия видеть слёзы на твоих глазах. Не сдавайся! Подобной мотивации хватило на некоторое время, но не каждому под силу терпеть издевательства изо дня в день. Хазан замечала, что сестрёнка плохо спала по ночам, постоянно находилась в подавленном состоянии, у неё практически пропал аппетит. — Зачем ты мучаешь её? — шипела старшая на мать. — Ради каких неудовлетворённых амбиций? — Вот будет у тебя ребёнок, — следовал неизменный ответ, — делай с ним что хочешь, а моего не трогай! Тянулись месяц за месяцем, успеваемость Эдже не опускалась ниже уровня дна, но и не поднималась выше. Она стала злой и раздражительной, замкнулась в себе, грубила матери и сестре. Однажды пришла домой в час ночи, за что незамедлительно получила от матери откормленного, смачного леща. Наконец, госпожа Фазилет, стараясь не смотреть Хазан в глаза, произнесла: — Не осталось больше сил. Давай переведём её обратно в районную школу. Было невыносимо наблюдать за неподдельными страданиями матери. Девушка окинула взглядом морщины на лице, ставшие в последнее время более глубокими, опущенные уголки губ и неприглядные синяки под глазами. — Ты сдаёшься? — удивилась старшая. — Будут ещё предложения? — усталость в голосе Фазилет сбивала с ног. — Я попробую… попробую поговорить с директором школы лично.***
Желание Хазан помочь сестре остаться в школе Эгеменов поначалу удивило всех. Девушка неоднократно высказывала негативное отношение к частному учебному заведению в целом, а особенно к пребыванию там Эдже. Скромные, практически незаметные постороннему глазу успехи в учёбе младшей Чамкыран породили сомнения в душе старшей. То упорство, которое прививала мать, призыв к борьбе, дали скромные ростки спустя время. Возможно, стоило дать ситуации ещё один шанс? Возможно, если бы травля ученицы прекратилась, та стала заниматься усерднее? Она колебалась, неуверенная на сто процентов, было ли правильным возвращение сестры в обычную школу. Старшая Чамкыран, закончив районную десятилетку, смогла без финансовых вливаний поступить лишь в спортивную академию. Но фитнес-карьера юного тренера пошла прахом практически сразу: её выперли из первого же клуба из-за мудаковатого клиента, который смеха ради пустил слух, будто переспал с новеньким тренером. Затем была попытка найти себя в качестве самозанятой девушки. Хазан дала объявление о персональных тренировках, но столкнулась с сильной неприятностью в виде банальных сексуальных домогательств. Мужчины-клиенты пришли к выводу, что тренер будет проводить занятия абсолютно обнажённой. Самый назойливый из них получил удушающий захват и был позорно уложен лопатками на пол. Чамкыран смирилась, что на спортивном поприще славы не снискать, начав искать нормальную «гражданскую» работу. Спустя несколько месяцев активных поисков и безденежья посчастливилось устроиться офис-менеджером в крупную компанию, промышлявшую за границей «турецким золотом» — шмотками. Платили стабильно, предоставляя расширенный соцпакет, но единственной загвоздкой был строгий дресс-код нового места: ей сразу заявили, что «они серьёзная фирма», с именитыми иностранными партнёрами, и всем сотрудникам, особенно сотрудницам необходимо выглядеть соответственно. Рабочая униформа для девушек в идеале выглядела следующим образом: белоснежная блузка, тёмная юбка-карандаш, обувь на каблуке. Приветствовались стильные аксессуары: шейный платок или ремень, и сдержанные строгие причёски. Бывшему тренеру было поначалу тяжело приноровиться к новому повороту в жизни, но затем девушка втянулась. В конце концов, разве не должна работа, приносящая деньги, приносить удовлетворение? Вспоминая период полного отсутствия финансов, долги и безысходность, Хазан была совсем не против встать на каблуки, носить юбки и женственно причёсываться, а ведь прежде совсем не умела этого делать. Разве могла особа, просиживающая в кондиционируемом офисе с девяти до шести, заваривающая посетителям чай, с горем пополам освоившая ненавистный копировальный аппарат, забирать у младшей сестрёнки надежду на хорошее образование и будущее, гораздо более яркое, чем у неё самой? В конце концов, колебания старшей Чамкыран склонили чашу внутренних весов, что стоит сделать всё необходимое для налаживания школьной жизни Эдже.***
— Лично поговоришь? — удивилась Фазилет. — Пойдёшь сама к этому хладнокровному? Ах, девочка, он не человек — кусок гранита! Не станет слушать. — Я попытаюсь, — заупрямилась Хазан. — Сама учила не опускать руки, и что теперь? Хочешь сдаться, не поговорив? — С Ягызом Эгеменом разговаривать — себе дороже. Послушай меня и успокой совесть. Пусть Эдже вырвется из этого ада, я больше не могу смотреть на её мучения. — Раньше могла! — не выдержала девушка. — Я всё равно пойду туда, хочешь ты того иди нет. От одного разговора беды не будет. Приняв решение, к своему удивлению, стала тянуть с исполнением. У неё постоянно находились уважительные причины, и визит к директору переносился с одного дня на другой. Наконец, она дала обещание, что последний рабочий день на неделе — идеальное время для беседы. Прислушиваясь к внутренним ощущениям, девушка не обнаружила ни головной боли, ни призыва к важным и неотложным делам, в общем, ничего, что отвлекало в предыдущие дни. Правда, перед самым выходом из офиса наорал начальник, она была взволнована и сосредоточена на скорой встрече, потеряв концентрацию на рабочем месте. Хазан и не огрызнулась как следует, на неё напал доселе невиданный страх и оцепенение. — Может стоит перенести визит? — рассуждала Чамкыран, спускаясь на первый этаж бизнес-центра. — Это волнение… Она почувствовала, как что-то неприятно сжалось внутри. — Это волнение будет всегда! Хватит откладывать, иди и поговори. В тесной кабинке лифта было нечем дышать. Поправляя воротничок идеально отглаженной блузки Хазан дёрнула ткань сильнее необходимого, и самая верхняя пуговица, срикошетив от стенки, зацокала по железному полу. В зеркале возле кнопочной панели отразилось ошарашенное девичье лицо, открытая шея и эффектно приоткрытая блузка, уходящая вырезом прямиком в ложбинку меж приподнятых бра грудей. — Однако… — пролепетала неудачница. — Этого ещё не хватало. Её взгляд пытался проследить траекторию падения пуговицы, но ни иголки с ниткой, ни времени на пришивание не было. Девушка плюнула на досадную оплошность и попыталась вручную соединить стороны воротника, который несмотря на все усилия, не желал подчиняться. Первоначальная решимость растворялась по мере того, как школа становилась всё ближе и ближе. Каблуки девушки отбивали нестройный ритм по вымощенной серой плиткой дорожке, которая вела зданию из серого камня, и всё вокруг, казалось, приобретало серый оттенок. Охранник в серой униформе вяло поинтересовался, к кому посетительница направлялась вечером, в пятницу. Хазан пронзила запоздалая мысль, что, конечно, в позднее время директор давно покинул рабочее место, и она почувствовала несказанное облегчение. — Я хотела поговорить с господином Ягызом, но совсем не подумала, что он, должно быть, ушёл. — Нет, — охранник странно посмотрел на неё, — директор у себя. «Вот те на», — крякнуло в голове посетительницы. Она сделала несколько нерешительных шагов мимо поста охраны и обернулась. — Как поднимитесь на второй этаж, сразу направо, первый кабинет. — Спасибо. С ухающим сердцем Хазан преодолела два лестничных пролёта за несколько секунд. Двери нужного кабинета были обиты мягкой виниловой кожей, и девушка никак не могла сообразить, куда стучать. Не придумала ничего лучше, чем потянуть на себя металлическую ручку, распахнув одну из створок. Внутри оказался не кабинет директора, а приёмная, посреди которой стоял массивный стол с рыжей тощей секретаршей, сидевшей за ним. — Вы к кому? — недовольно воскликнула та, разглядывая неожиданного визитёра. Гостью покоробил оценивающий взгляд, которым её одарила невзрачная мышь. Смесь гнева и волнения не давали девушке мыслить рационально. Она постаралась успокоиться и ответить в рамках приличия. — Я, — посетительница тщательно подбирала слова, — к господину директору. Секретарша приподняла бровь. — Вам назначено? Рабочий день почти закончен. Она многозначительно посмотрела на часы, висящие над дверью, показывавшие без пяти минут семь. — Не назначено, — честно созналась Хазан. — Но мне очень нужно поговорить об успеваемости одной ученицы. Эдже Чамкыран. Я её сестра. На лице рыжей мыши появилось раздражающе ехидное выражение. — Вот оно что. Терпение лопнуло. С губ были готовы сорваться не самые приятные слова, но вдруг распахнулась внутренняя дверь, ведущая в кабинет директора, и на пороге приёмной возник господин Эгемен. — Фарах, я… — слова повисли в воздухе, когда говоривший заметил постороннюю рядом с секретаршей. — Здравствуйте. — Здравствуйте, — Хазан старалась вести себя сдержанно и не слишком таращиться на мужчину в дверном проёме. — Извините, что поздно и без предупреждения, но… Мне необходимо поговорить с вами о сестре. Эдже Чамкыран. — А, — Эгемен расслабил лицо, а его глаза бесстыдно скользнули в декольте посетительницы. — Проходите в кабинет, поговорим. Стараясь держать голову высоко, девушка прошла мимо мужчины. Тот проследил за ней взглядом, а затем обернулся к секретарше: — Фарах, можешь идти домой, я справлюсь, — мужчина вернулся в кабинет, захлопнув дверь.