Хороший урок

Хазан ехала в полупустом автобусе, забившись на одиночное сиденье возле окна. В пыльном стекле отражалось взволнованное лицо с потёкшей тушью и размазанной помадой в обрамлении растрёпанных волос. На девушке красовался бежевый тренч ниже колен, а вокруг запястья правой руки узлом затянулся серый шёлковый галстук. Босые ноги в капроновых чулках телесного цвета были стыдливо упрятаны под сиденье. Хазан прижимала к себе сумку, чтобы как-то успокоить плескавшийся в желудке адреналин. Она уже не помнила, где именно скинула туфли, в кабинете директора или в приёмной. Просто освободилась от обуви на высоком каблуке, чтобы быстрее покинуть место, где всё случилось. Погони не было. Выпутавши одну кисть из ослабевшего со временем узла галстука, Хазан дёрнула чуть сильнее, и дорогой аксессуар намертво затянулся вокруг тонкого запястья. Смятая юбка, задранная на талию, и порванная блузка красноречиво обнажали тело девушки, несколько минутами ранее подрагивающее в оргазме. Она в панике оглянулась, ища, чем бы прикрыть грудь с покрасневшими от возбуждения сосками. В углу приёмной стояла деревянная вешалка с оставленными кем-то, скорее всего, секретаршей, предметами одежды. Там висел шерстяной жилет, очевидно, моль мёрзла по вечерам, а согреть было совершенно некому. В самом углу, под дырявым палантином, притаился бежевый тренч с широкими круглыми пуговицами. Девушка схватила добычу и быстро натянула на себя. Было немного узковато в груди, а в остальном тренч отлично скрывал отсутствие одежды и нижнего белья на смущённой госпоже. Она с удивлением обнаружила в руках сумочку, значит, чисто женский рефлекс таскать за собой баул с самым необходимым не подвёл. Босая, в плаще Фарах, с совершенно обезумевшими глазами, Хазан пронеслась мимо охранника, не успевшего вымолвить ни слова, и оказалась на спасительной улице. Стараясь не смотреть людям в глаза и вообще не поднимая головы, она дождалась первого попавшегося автобуса и скрылась в его салоне. Было всё равно, куда ехать, лишь бы подальше от этого места и этого человека, подобравшегося к ней слишком близко. «Так близко, что даже глубоко», — хмыкнула Чамкыран. Мышцы внизу живота вмиг пронзило чувственным разрядом удовольствия и нового желания. Девушка широко открыла рот от удивления, да так и забыла сделать вдох. Раньше она определённо не была настолько озабочена плотскими… вопросами. Ей казалось, что наваждение спонтанной близости схлынуло, и она сможет просто выкинуть случившееся из головы и жить дальше, но не тут-то было. «Будет непросто», — тоскливо подумала Хазан, с отвращением изучая своё отражение в окне. Отражение, ни дать ни взять, женщины с пониженной моральной ответственностью. «Шлюха!», — укорила она саму себя и закрыла глаза. Девушка с опаской переступила порог родительского дома. Она никак не могла собраться с мыслями и придумать чёткую версию произошедшего в кабинете директора Эгемена, к которой бы комар носу не подточил. Мать наверняка спросит, что с её лицом, одеждой и эмоциональным состоянием, она всегда видела детей насквозь. На удивление, завидев дочь, госпожа Фазилет не произнесла ни слова, лишь обеспокоенным взглядом просканировала девичью фигуру с ног до головы. Тогда Хазан непроизвольно дала волю накопившемуся нервному напряжению. — Прости, мама! — всхлипнула несчастная и повалилась на пол. — Ты была права! Фазилет бросилась к дочери, обняла и прижала к себе. Плачущая девушка долго не могла продолжить рассказ: слова тонули в подкатывающих рыданиях. — Успокойся, успокойся, — повторяла мать, поглаживая Хазан по спине. Наконец, та затихла и произнесла сквозь слёзы: — Как ты и говорила, мама, он не стал слушать. Разговора не вышло. Готовь документы на перевод Эдже. Госпожа Фазилет подняла на девушку светло-карие глаза, полные странного, спокойного понимания. — Не страшно, дочка, — произнесла женщина размеренным тоном, — всё будет хорошо, ты только не плачь. Из-за такого человека не стоит плакать. Хазан громко шмыгнула носом, ощущая, как тянет кожу лица от солёной влаги на щеках. — Я пойду… умоюсь. Дождавшись кивка матери, девушка медленно поднялась и побрела в ванную. Там быстро стянула с себя плащ и прочую, насквозь пропитанную чужим мужским запахом, одежду. Куча тряпок на полу росла. Раздевшись полностью, Хазан наконец повернулась к зеркалу и подняла взгляд на отражавшееся в нём тело. Только-только начавшие бледнеть щёки вновь ярко вспыхнули от открывшегося весьма непристойного зрелища. Эта удовлетворённая, чувственная обнажённость каждым изгибом, каждой тенью синяка, оставленного его пальцами на коже, кричала об этой непристойности. Вид собственной груди с торчащими бугорками сосков напоминала о его руках, жадно, по-хозяйски сминающих грудь, как будто кто-то дал им на это право. — Да ты же сама дала! Девушка отвела глаза от тёмных пятен на округлых розово-белых бёдрах и полезла под душ. Щедро полила мочалку фруктовым гелем и принялась намыливать тело, с остервенением растирая кожу жёсткой поверхностью губки. Хазан пыталась смыть с себя въевшийся запах, запомнившиеся прикосновения и ощущения, испытанные благодаря малознакомому человеку. — Ничего не было, — шептала Чамкыран, ловя губами моросящие брызги тёплой воды, искренне надеясь на силу самовнушения. — Не было ничего.

***

Выходные в доме семьи Чамкыран прошли в непривычно тихой и спокойной обстановке. Младшая дочь Фазилет засела за учебники с самого утра, чего с ней отродясь не бывало. Мать семейства ходила по комнатам на цыпочках, боясь спугнуть столь нечасто появляющийся рабочий настрой ребёнка. Хазан же весь день валялась на постели, осоловело пялясь в пустоту перед собой. — Уж не заболела? — поинтересовалась госпожа Фазилет, как бы невзначай касаясь пальцами лба дочери. — Перенервничала вчера? Старшая мотнула головой, сбрасывая чужое прикосновение. Она казалась самой себе грязной, отвратительной и недостойной любого доброго отношения. — Нет, мама. Всё в порядке. — Ну, да. Вижу. Как ни странно, женщина не стала наседать на неестественно ведущую себя Хазан с расспросами и нравоучениями, а просто оставила в покое. Молча. — Это кто ещё заболел? — пробормотала девушка, косясь в спину матери. Она до вечера не могла найти себе занятие, и даже просто встать с кровати не было сил. Так или иначе, все её мысли возвращались в кабинет господина директора, к его столу и всему, что на нём случилось. Промаявшись таким образом до вечера, Хазан вышла из спальни, застав мать на кухне за приготовлением чая. — Позвони Эгемену и скажи, что мы заберём документы в понедельник. Пусть всё подготовит. — Хорошо, — вновь поразила безропотностью Фазилет и потянулась за телефоном. Пока мать набирала номер, пока в трубке раздавались долгие гудки, девушка едва не сжевала всю кожу на губах. Сердце учащённо билось, пульсацией отдаваясь в висках. Гудок прервался холодным «Алло». — Доброго вечера, господин директор, простите, что беспокою в выходной день, — затараторила Фазилет в микрофон аппарата. — Это мать Эдже Чамкыран. Мы готовы забрать документы из вашей школы. Хазан, закрыв глаза, прислушивалась к далёкому, искажённому техникой голосу Ягыза Эгемена. Он что-то отвечал собеседнице, но девушка не могла разобрать ни слова. — Вот как? — голос матери наполнился неумело скрываемым изумлением. — Ну раз вы так говорите… Вновь послышался голос директора. Глубокий, волнующий. Низкие стены, обложенные доисторической плиткой, словно разъехались в стороны, и Хазан с лёгкостью могла представить жаркий шёпот, касающийся её шеи: «Останови меня, если хочешь». — Дочь? Дочь! Девушка вздрогнула, широко распахнув глаза, натыкаясь на напряжённый взгляд госпожи Фазилет. — Что он сказал? — смогла выдохнуть старшая. — Сказал, что назначит Эдже испытательный срок, за время которого будет наблюдать за успехами в учёбе. Пришли результаты какого-то там тестирования, который она на удивление не завалила. Брови Хазан медленно поползли вверх. Новость была неожиданная, непредсказуемая, в какой-то мере даже шокирующая. Было сложно абстрагироваться от случившегося прошлым вечером и поверить в такое совпадение. — Эдже! — вскричала Чамкыран. — Эдже! Сестра была в своей комнате, сидела перед громоздким и несовременным компьютерным монитором. — Эдже, вы проходили недавно тестирование в школе? — спросила Хазан, врываясь в комнату как смерч. — Да, — девушка с недоумением повернулась на взволнованный голос. — Промежуточный, по всем предметам. А что? — Ничего, — глухо ответила старшая. — Ты вроде его прошла. Огромные серые глаза Эдже вспыхнули радостью. Она вскочила со стула и принялась скакать по комнате, как горная коза, визжа и смеясь. — Я так и знала! Я чувствовала! Глядя на этот всплеск счастья, Хазан тайком смахивала невольные слёзы. Вот как закономерный успех после тяжёлого труда может окрылить человека и вдохновить на будущие свершения. Госпожа Фазилет хмуро, из-под бровей, наблюдала за поведением обеих дочерей, словно собирала в голове некий пазл, к которому недоставало деталей. Старшая, заметив к своей персоне пристальное внимание, поспешила ретироваться в комнату, ссылаясь на усталость непонятно от чего. С одной стороны, факт временно отложенного перевода сестры в другую школу принёс Хазан облегчение. С другой — её близость с директором только усложнила ситуацию, можно сказать, окончательно запутала. И зачем только её понесло вчера в школу? Не иначе, происки нечистой силы. Ах, если бы только она могла вернуться на день назад, то ни за что бы, ни при каких условиях!.. Мысль девушки прервалась, как только внутри шевельнулся червячок сомнения, так ли уж она уверена в том, что не произнесла бы вновь своё сакраментальное: «Продолжай». И как только Хазан осознала собственное колебание, перед глазами ясно встала картина её падения — при любых раскладах и обстоятельствах она бы вновь и вновь пережила его, мечтая забыть и дорожа каждой секундой воспоминаний.

***

Эдже вернулась в школу господина Эгемена более уверенной в себе, более открытой и спокойной. Старшая сестра не без гордости наблюдала за робкими успехами и тем, как младшая постепенно вживается в роль обычной ученицы, а не изгоя и отщепенца. Эдже начала с удивлением осознавать, что учиться может быть интересно и увлекательно, что от школьной жизни можно получать удовольствие. Дела у самой Хазан продвигались не столь радужно. Штат торговой компании, в котором числилась госпожа офис-менеджер, подвергался бесконечным сокращениям. Налево и направо летели головы не самого квалифицированного персонала фирмы, к которому, на свою беду, принадлежала и Чамкыран. С каждым новым рабочим днём она чувствовала, как всё ближе надвигается тень грядущего увольнения. Начальник кадровой службы в личной беседе намекнул, что только сотрудники, обладающие некими дополнительными качествами, помимо основных, будут оставлены на местах. — Что значит «дополнительные качества»? — насторожилась Хазан. — Ну, — замялся начальник, подходя ближе, — их можно охарактеризовать как внутренние, личностные качества. Гибкость, сговорчивость, покладистость… На этих словах расстояние между кадровиком и подчинённой сократилось настолько, что последняя уловила запах несвежего дыхания, являющийся частым признаком больного желудка. С силой отпихнув мужчину, Хазан поняла, что её восхождение по карьерной лестнице окончено. Чамкыран была не единственной, кто пострадал от несправедливости начальства. Одна девушка, тоже бывший администратор, в припадке ярости устроила погром в договорном отделе, обрушив, как, собственно, и грозилась, полки с папками на головы «дармоедов и извращенцев». Этот акт вандализма очень разозлил бывших работодателей уволенных, и они лишили бунтарок выходного пособия и рекомендательных писем. В одночасье Хазан осталась на улице без каких-либо перспектив. Вновь искать работу в качестве непонятно кого и отдавать себя в полное распоряжение придурков мужского пола девушка абсолютно не горела желанием. — Давай я попрошу за тебя у госпожи Севинч? — предложила как-то мать. — Вдруг найдётся место на кухне? Идти в прислуги приёмной матери господина директора было сродни самоубийству путём отрезания своей плоти по маленьким кусочкам. Лучше уж скинуться с крыши небоскрёба. Сразу. Целиком. — Не надо, мама, — раздражённо проворчала старшая дочь. Были ещё варианты от госпожи Фазилет: пойти продавцом в хлебную лавку, принадлежащую однокласснику двоюродного брата их соседа по улице, мыть полы в недавно открывшемся на районе парфюмерном магазине и другие, не менее «перспективные», занятия. Поэтому когда однажды за ужином Эдже рассказала, что в её школе открылась вакансия учителя физкультуры, в доме Чамкыран разразилась настоящая драма. — Тебе стоит попытать счастья, госпожа Хазан, — безапелляционно заявила мать. — Что? — с похолодевшим сердцем переспросила девушка, хотя и в первый раз прекрасно слышала. Препирания длились добрых полчаса. Хазан с пеной у рта доказывала, насколько неэтично проситься на работу в столь проблемное место, Фазилет же настаивала, что трудоустройство в частной школе Эгемена, помимо основных благ для старшей, станет ещё и прекрасным тылом для младшей. — Будешь за ней присматривать, — рассуждала женщина, — да и подумают несколько раз, прежде чем задвигать Эдже. — Никто её не задвигает! — вскипела безработная так, что из её носика едва не начал валить всамделишный пар. — Чуть было не выгнали из-за поведения и неуспеваемости, только и всего! Категорически упершись рогом, Хазан наотрез отказалась «участвовать в этом спектакле» и, сопровождаемая мстительным поджиманием губ матери, ретировалась в комнату. Кто же мог предположить, что этим поздним вечером госпожа Фазилет осмелиться потревожить Ягыза Эгемена звонком. Она начала беседу с директором с того, что рассказала, как младшая дочь все вечера проводит за учебниками. Когда слушатель на том конце провода начал утомляться и терять терпение, женщина стремительно перешла к сути дела. — Эдже рассказала, что вы учителя физкультуры ищите. Это правда? — Да, — подтвердил Эгемен. — Так я чего звоню… моя старшая ведь академию спорта закончила, а сейчас без работы сидит. Возможно, она вам подойдёт? Повисло красноречивое молчание. Когда Фазилет уже готова была услышать холодный отказ, в трубке раздалось: — Возможно. Дайте номер, я сам ей позвоню. Мать семейства радостно продиктовала цифры, которые прекрасно помнила наизусть. В её сердце поселилась надежда, что мытарства Хазан вскоре будут окончены, и дочь получит хорошую, по крайней мере, неплохо оплачиваемую работу.