Душа порочного принца

Прошло не более одного года с того рокового дня, как внезапно отец оповестил нас о предсмертном состоянии нашей матушки. В то утро мы получили спешное известие из рук присланных гонцов, и в тот же день мы наблюдали последние минуты жизни матери-королевы. Мне было позволено не только коснуться её тёплых слабых рук- я сидел на её кровати и обнимал её, исполняя этим последнее желание мамы. Сокрытое за рыданиями пятилетней сестрёнки, моего младшего брата, за болезненным шоком, поразившим брата Торена, и столь же безмолвным горем нашего отца, едиными губами она прошептала то, что столь часто говорила мне, сияющим взглядом глядя на меня — она любит меня. Это было последнее, что матушка произнесла. Нет. Не это тогда она сказала мне! В страданиях проводя наступившую ночь, я множество раз в своих мыслях повторял слова почившей матушки. Тогда она вновь сказала мне, что лишь я её самое любимое дитя. Мне было так больно, что я ушёл сразу же, едва матушка издала последний вздох. На оклики родных, на взволнованные просьбы отца за дверями своих покоев я не отвечал. Лишь спустя часы бросал гневное: «Оставьте меня!», после чего голоса затихали. Я не обедал, не завтракал, от ужина и фруктов на перекус отказывался, как и от помощи лекаря. На пороге покоев не показывался, не принимал ни писем, ни гонцов. Закрыл все двери и окна, задвинул тяжёлые гардины, скрываясь от слепящего глаза, сна не видевших с неделю, света солнца. Кажется, остальным пережить горе удалось намного легче. Даже папенька вернулся в прежнее русло своей наполненной заботами правителя жизни уже день спустя. А я же, оставленный наконец родными в покое, в мучениях едва свои покои не рушил, не осознавая в своих руках подобной силы. Но я сдерживался, и физически, и морально взрыдать себе не позволял. В моё сердце впилось множество иголок, смазанных ядом. Я метался по своей спальне и гостиной, забыв обо всём, а перед взором моим было лишь украшенное бледным фарфоровым оттенком кожи лицо умирающей матушки. Новые эмоции разрывали меня, что я рычал и едва не лез на стены. Меня мучило горе, нет, оно измывалось надо мною, едва я успокаивался и садился в кресло, оно вновь било меня кинжалом в ребра, заставляя вскакивать и кричать. Рот я тут же зажимал руками и мычал, дабы не издать ни звука — за дверями покоев все было слышно. Внезапно горе оказалось смешано с иным чувством. Я наконец смог увидеть его и едва не лишил себя жизни собственным любимым кинжалом, дарованным мне любимой матушкой! Гнев! Ярость! Ненависть, но… кому она предназначалась? Эти ранее неизвестные мне чувства разрывали мою душу вместе с горем и болью и перекосили моё прежде доброе и ласковой улыбкой украшенное лицо бледностью, жестоким оскалом, сдвинутыми к переносице бровям, глубокими морщинами… И ярко-красными глазами. Несколько часов, а может, всю ночь, забившись в угол, я дрожал у своей кровати и боялся даже дышать. Всюду мне казались пугающие тени и звуки. Но когда на утро я вновь рискнул посмотреть на себя в зеркало, я больше не увидел тех пугающих красных глаз, которые сменили по неизвестной причине мой естественный голубой. С зеркальной глади на меня смотрел другой я. Лишённый силы, которую во мне растили, едва у младенца прояснился взор. Ярости также не знавший взгляд юноши смотрел на меня. Но была заметна ненависть… к самому себе. За то, насколько немощным я стал, и что всё же ослушался наказов нянек, учителей, отца и матушки… и опустил свои руки. Я решил воспрянуть. Возродиться. Принять боль и взять себя в руки, вновь стать сильным и смелым принцем — наследником и будущим королём. Я не должен сбегать и прятаться, избегая горя, каким бы оно ни было. Я должен справиться с ним своими силами, хранящимися в моей душе. Насколько бы разносторонней она на самом деле не оказалась. На следующее утро, едва приведя себя в порядок, пригласив королевского стилиста в свои покои вместе с десятком слуг для уборки комнат, оставленных без должного ухода, подобно моему лишённому гигиены телу уже с семидневку, я переступил порог и с улыбкой поприветствовал свою семью, собравшуюся в обеденном зале за завтраком. Но как же вымучена она была… Напитавшись счастливыми взглядами братьев и сестрёнки, улыбками своих родных, я немного пообщался с ними, расспрашивая об их здоровье и делах, отвечая на их вопросы о моём самочувствии. Папа же лишь улыбался мне, вновь отпивая любимый крепкий кофе. После чего он сразу же пригласил меня в свои царские кабинеты, попросил, чтобы я явился к нему в течение дня. Немедля я отправился сразу после завтрака. Расположившись за невысоким кофейным столиком в мягких креслах, мы поговорили по душам. Отец спросил меня о моём самочувствии физическом и душевном, а после моего рассказа, коим я уже поделился за столом, спросил вновь, но отныне попросил быть искренним и своему родителю не лгать. Пришлось мне пересказать свои мучения, что творились за запертой дверью моих покоев, и после каждой фразы отец просил подробности. Словно он знал, что множество вещей я опускал. Но об изменившей цвет радужки глаз я не упомянул. Возможно, мне показалось это, как и кошмары, что виделись мне бессонными ночами тёмных углах спальни и гостиной. Отец выслушал меня. Столько внимания в его глазах я не видел ни в едином взоре, обращённом на меня за всю мою жизнь, когда бы я не произносил свои слова, разным смыслом наполненные. А после вернулся к своему столу и сообщил мне, что отныне будет обучать меня ведению дел правителя. Я был удивлён и тут же спросил причину такого решения, ведь меня с самого рождения учат ремеслу монарха намного более глубже остальных принцев и юной принцессы. Оказалось, данные мне знания являлись лишь каплей в огромном океане, о котором отец серьёзно повествовал мне следующий год. Он вышколил меня. При каждом моём желании отложить книгу и подняться из-за стола, отец свирепел, в его взгляде я видел желание взяться за эфес меча и словно неумелого ленивого мальца выхлестать по ягодицам до кровавых ссадин. Отец не позволял мне расслабиться и физически, и каждое утро я следовал на плац и вновь брал в руки клинок со стойки, полной оружия для тренировок стражников. Под удивлёнными и полными интереса взглядами воинов нашей дворцовой стражи, коим трудовым договором государства положено каждое утро разминать косточки здесь небольшим сражением со своими коллегами, мы с отцом бились. И порой казалось мне, что он сражается не в тренировочном бою — на смерть, отец виделся мне настоящим противником, готовым пронзить мечом мою грудь и прервать мою жизнь. Король, всем известно, опасный противник, его тело крепкое, объёмными мускулами не одарено, но любой клинок в его руке казался легче пушинки. Каждый воин, служащий при королевском дворе, однажды сражался с монархом. И никогда отец не проигрывал. Словно мысли мои прочитав, папа приказал мне немедля выкинуть эти бредни из головы. По его словам, произнесённым его сильным голосом, я должен не оглядываться на прошлые заслуги и проигрыши человека, что скрестил со мной клинки. Я должен думать лишь о его стратегии, о его известной мне силе, о его умениях и… слабых местах. — Забудь обо всём, что связывало твоего противника с полем боя! — говорил мне отец, когда я, вновь получив сильный удар ногой в грудь, рухнул на пол и закашлялся в тяжёлом дыхании от сильной усталости и безысходности в этом неравном бою. Мне было тяжело, я очень устал. А ещё мне было стыдно, ведь наш долгий бой сильнейшего и слабого наблюдали многие стражники. — Но помни о возможностях, что творят его тело и руки. Следи за противником, вычисли его слабые места. И тверди себе, как молитву Творцу Великому Светлому Дракону: Нет людей непобедимых, какие бы имена они не носили, каким бы оружием не обладали, сколько бы сражений не случилось за их плечами. Отец учил меня не секретам правления. Отец не дополнял мои знания о ремесле монарха. Папа даровал мне новые знания и умения, которыми обладал лишь он один — мудрость истинного короля. Всю свою жизнь я сердцем чувствовал, что мой отец — не простой человек. Большую часть своей жизни я этому знанию внимания не придавал, а когда задумывался скучными вечерами — до сути докопаться так и не смог. До сего дня… Когда я вновь оказался в царских покоях своих родителей. На кровати лежал мой отец, накрытый шёлковым багровым покрывалом. На груди его, скрытой лёгкой белой рубашкой, длинным одеянием, в которое он облачается для сна, словно пытаясь слиться своим кричащим цветом с одеялами… кровь. Ещё час назад из глубокой раны на груди короля неудержимо текла кровь, но, как говорил лекарь, не прекращающий метаний вокруг кровати монарха, терзаний и стонов боли не произошло — ранение было нанесено точно в сердце. Смерть наступила мгновенно. Мне казалось, тотчас же убийца нанёс подобный удар кинжалом в грудь и мне. Звон в ушах оглушил меня с шоком, поразившим разум. Моё сердце стучало столь быстро, что казалось, ещё мгновение, и все вены разорвутся на куски. Я задыхался, моё тело кололо множество иголок, и все они тут же впивались мне в грудь, отдаваясь сильной болью. Когда я очнулся, а мой взор покинула странная слепящая белизна, я осознал — по моим щекам текут горькие слёзы. Прежде я никогда не позволял себе показать слабость на людях. На глазах у всех этих столпившихся в спальне отца десятков министров и лекарей. Застонав, я рухнул на колени, утыкаясь лицом в кровать отца, схватил его за руку, сжимал его всё ещё теплую ладонь, и рыдал, дрожи и всхлипов не сдерживая. За… что? Почему?! Матушка! Отец! Я не могу поверить в это! Почему вы покинули нас?.. Почему столь рано ваши жизни были прерваны?! Почему случилась гибель матушки-королевы? Отчего её захватила внезапно хворь, причины которой королевские лекари, лучшие из лучших во всём измерении, найти не смогли?! А теперь, спустя всего лишь год… любимый отец… Прошу… пусть это окажется лишь страшным сном! Пожалуйста! Отец! Открой же глаза! Ведь всего лишь день назад ты улыбнулся мне и похвалил — я смог наконец одолеть тебя в равном бою! Я узнал из твоих рук столь много нового и безумного интересного! А сейчас… теперь… ты… умер… Нет! Лучше пусть Тёмный Феникс меня заберёт, чем вас! Мама! Папа!.. Молю, Великий Творец Светлый Дракон!.. Молю тебя, Проклятая, Багровым Пламенем окутанная, Смерть!.. А после… мысли мои прерывав невозвратно… меня словно что-то ударило. Толкнуло. И пробудило от невыносимой боли, сковавшей моё страдающее сердце. Подумалось мне сначала, что сам Феникс отозвался на мою мольбу, и мои руки, сжимающие ладонь отца, от ужаса, нахлынувшего на меня ещё более сильного, побледнели. Но оказалось, Божество Погибели не слышит души какого-то маленького принца. Я понял. Словно посмертный дар передался мне от моего отца. И я вспомнил, почему папа всегда казался мне особенным человеком, и отчего обладал столь глубокой мудростью и огромной силой. И почему… начал обучать меня столь скоро и очень спешно. Отец знал — жить ему оставалось немного. Он знал, что некто прервёт его жизнь. Именно этой ночью, именно этим… Кинжалом… Нет! Нет! Этого быть не может! В руках, облачённых в тонкие лекарские перчатки, окровавленный кинжал. На лезвии у самой рукояти оружия небольшая извилистая гравировка, напоминающая цветок. Сам эфес был обмотан крепкими нитями голубых и золотых оттенков, у самого лезвия пряталось несколько камешков настоящих топазов. Я подскочил, отпустив руку отца, рванулся за спину, коснулся ножен, всегда привязанных к моему поясу, едва я поднимаюсь с кровати. Не было! Моего кинжала не было! Почему моё оружие в руках нашего королевского лекаря?! Почему… на лезвии моего кинжала… кровь?.. — К чему весь этот плаксивый спектакль, брат? — обернулся Торен. В глазах брата стоят слёзы, которые он изо всех сил старается сдержать и говорить ровно. Моя боль, что слезами выливалась мгновение назад, обратилась в страх. Страх быстро перерос в панику. Я тут же осознал, что произошло, но словно что-то изнутри запрещало мне говорить. Никогда я не был столь проницательным! Неужели… это… один из даров моего умершего отца?.. — Ведь это твой любимый кинжал! Тебе подарила его наша уважаемая почившая матушка! — вскричал в гневе Торен, порываясь вперёд. Я испуганно отшатнулся, инстинктивно мотая головой. Что мне делать?!.. Что сказать?!.. — Брат… — обронил сипло Клавдий, зажав рот ладонями, борясь с текущими по щекам слезами. — Неужели это ты… убил нашего отца?.. Множественные взгляды, полные ужаса, обратились на меня. Столь же огромный страх испытывал и я. Меня обвинили в убийстве отца! Мой кинжал был найден в спальне умершего от ножевого ранения в грудь короля! И лезвие его окроплено свежей кровью! А моя дорогая сестрёнка Дафна надрывалась в слезах, пока нянечки пытались успокоить юную принцессу. Всхлипнув, сжав кулачки, сестра смело подняла голову и посмотрела на меня. В её рубиновых глазах, блестящих от стольких горьких слёз потери матушки и отца… я увидел столь ужасные чувства, обращённые ко мне, что сердце моё вновь заныло ужасной болью. — Братик! Ты убийца! Ты монстр! — прокричала Дафна и вновь в стенаниях разрыдалась. — Нет! — я в панике подался вперёд, с мольбой взирая на братьев, на сестрёнку, на всех этих бесполезных людей свиты монарха, столпившихся в спальне отца. — Я не убивал короля! Я не мог сделать такого! Как я мог прервать жизнь собственного отца?! Но никто не откликался на мои слова. Никто мне не верил. Моя душа похолодела. Я судорожно сглотнул. Этот кинжал… кто же? Кто посмел убить отца? И поставить меня на место гадкого убийцы?! — Торен! Клавдий! — вскричал я. Но меня тут же перебили: — Что? — взревел брат Торен, хватая меня за грудки. Взор его, полный боли и гнева, разочарования и ужаса впился в меня стрелой. — Что ты хочешь от нас?! Ведь это твой кинжал! Убийца! Убийца… — Да… это мой кинжал, но… — я облизал сухие губы и попытался сглотнуть комок страха и боли, стоящий в горле. С мольбой я смотрел на брата. — Разве были у меня причины убивать собственного отца?! Торен! Торен опустил взгляд и отстранился. Брат повернулся к кровати, едва его взор поднялся на отца, на его бездыханное тело, его лазурные глаза вновь заблестели от слёз и наполнились болью, которую он столь сильно старается скрыть. И издав тяжёлый вздох, он сказал… ужасное! — Не только отца, брат. Дабы достичь своей цели и прийти к власти, не тратя время жизни в пустую, тебе необходимо было избавиться не только от короля. Но и от королевы. Ужас поразил всех присутствующих, министры и нянечки перешёптывались, в панике взирая на меня — наследного принца, любимчика собственных матушки и отца и… их убийцу. — Нет! — закричал я, оглушаемый стуком собственного сердца. — Я безумно любил своих родителей! Как я мог убить матушку и отца ради трона?! Наша сплочённая семья не столь коварна и алчна, как остальные! — Но единый член королевской семьи Эраклионских всё же оказался той самой ядовитой змеёй, — Торен вскинул на меня взгляд, полный презрения и, не в силах больше видеть меня, вновь отвернулся. Глубоко вздохнув, стараясь скрыть дрожь от боли потери любимых родителей, он поднял руку. — Стража. Уведите его. Быть не может… чтобы всё обернулось именно так. Страдание покинуло меня. Осталась лишь тупая боль в груди и воспоминания о счастливых деньках, проведённых на тёплом солнышке на пикнике всей семьёй. Как мы с Клавдием и Тореном носимся по лужайкам, играем в мяч или вновь прячемся за мощными стволами деревьев в лесу неподалёку, отсчитывая до двадцати. Матушка зовёт нас перекусить, отец наливает апельсиновый сок — мой любимый. Вдруг мимо пролетает толстый шмель, покрытый коричневым пушком, и сильно пугает малышку Дафну — сестрёнка плачет, а матушка, качая дочку на руках, поёт юной принцессе ласковую песенку. По сочно-зелёной траве гуляет тёплый ветерок, покачиваются редкие кустарники, склоняют головки полевые цветочки, и всюду стоит приятный аромат прогретой земли, травы, леса… Холод вновь сковал меня. Разжимая веки, я обессилено отстраняюсь от каменной стены, у которой прикорнул, и стараюсь потянуться, размять мышцы. Больно… Я едва чувствую руки и ноги. Всё тело сковывает боль и сильная слабость. Я думал, что если немного посплю, то станет легче, но взор, покрытый пеленой, по-прежнему не прояснялся, а голова раскалывалась от боли. Разум вновь сыграл со мной жестокую шутку, показав красочные картины семейного пикника. Ничто уже не будет таким, как прежде. Отец… Матушка… Они ушли. Моё сердце нестерпимо болит. Я здесь, в подземных мрачных темницах собственного королевства уже двое суток. Мне ничего не оставалось, как покорно наблюдать за танцем пламени на факелах противоположной стены за решёткой своей временной обители. И думать. Дар, перешедший мне от моего отца, оказался силён. Я не только осознал ещё в спальне отца, что некто подставил меня, явив королевской свите и братьям убийцей собственных родителей. Покопавшись в своих мыслях, коих оказалось столь много, я нашёл в своём окружении истинного убийцу. Я понял, что за чёрные искры виднелись мне в глазах брата Торена. Это темнее самой ночи искры лжи. Довольство исполнением собственного коварного плана. Покрытая темнотой душа человека. Я узрел, кто виновен в смерти родителей. Сначала я был раздосадован. Проклятье! Отчего же я не осознал этого раньше, в покоях отца, до того, как меня увела стража? Но после понял удивительно быстро, снова благодаря своего отца за дар прорицания — это ничего бы не изменило. Гонец, явившись день назад с результатами экспертизы, сообщил, что на рукояти кинжала были найдены лишь мои отпечатки, а на лезвии любимого клинка наследного принца — кровь его драгоценного отца — властвующего монарха. Этой улике невозможно противопоставить что-либо, и оставалось мне лишь смириться. Но в тот же момент, едва разомкнув губы от ошеломления, я осознал — любое моё слово о моей невиновности звучало бы как безумие убийцы, не пожелавшего принять свою участь. Мысли текли всё быстрее, и дар отца-короля закрепился в моём разуме. И словно весь мир открылся передо мной — вся его коварная истина замершего развития. Торен… почему же я раньше не углядел, сколь ужасно твоё покрытое мраком сознание? Почему не заметил твоих планов по захвату власти? И отец… и матушка тоже ничего не зрели в твоей переполненной скверной душе? Всегда ты был спокоен, в меру жизнерадостен, иногда спорил, но в драки старался не влезать — других разнимал. Прилежно учился, поддерживал и физические умения, крепкое телосложение, уверенно держа в руках эфес любимой рапиры. Но лишь сейчас, дрожа от сырого холода подземных темниц, я вспомнил, что всегда ощущал рядом с тобой неестественный озноб. Словно ты пытался ото всех отстраниться, не выделяться, быть прилежным, спокойным… А в то время, многие годы ты, дорогой брат Торен, готовил ужасный план по убийству собственных родителей. И чтобы ни единый человек не усомнился — выкрал любимое оружие наследного принца и, не коснувшись его рукояти собственной рукой, вонзил клинок в грудь отца, а после оставил окровавленную улику в спальне короля. Как же хорошо ты скрывал свои истинные эмоции, Торен, и заставил слёзы появиться на своих сухих глазах. Ты прекрасный актёр. Но от взора короля, коим отныне я обладаю, ты не сможешь скрыться. Даже если каждый во дворце будет упиваться золотой монетой из твоих рук за ложь и доверие. А я отныне был приговорён к казни. Я, наследный принц королевства Эраклион, старший сын семьи Эраклионских — Скай Эраклионский, в своём возрасте двадцати трёх лет был обвинён в убийстве собственного отца и матери и буду лишён жизни, сброшенный в тёмную пропасть королевских темниц. Смерть… Но я… не хочу умирать!.. Но как мне избежать этой участи? Помолившись Великому Творцу Светлому Дракону? Но разве он услышит?.. А Тёмный Феникс — самой смерти воплощение лишь с удовольствием приблизит кончину мученика… Нет… Я очень хочу жить!.. Я прожил лишь два десятка своей жизни, не повидал столь многого, и многое не испытал! Я даже… никогда не любил по-настоящему сильно… А как мечтаю я о своей семье! О дорогой жёнушке и трёх милых детишках! Как мы морозной эраклионской зимой отдыхаем у камина вдвоём, а рядом снуют две дочки и сынишка… Отыскав на каменном холодном полу своей темницы какую-то тонкую железку, я долго, но безуспешно пытался открыть замок на решётке. Но в итоге она сломалась, а я не услышал ни единого щелчка, подтверждающего хоть частичный успех и маленький шажок на пути к свободе. Слёзы скатились по щекам, я спешно утёр их грязной ладонью. Мне пробирает дрожь — холод это по-прежнему пронизывает до самых костей, или… страх спустя день навсегда закрыть глаза?.. Что же мне делать?.. Неужели остаётся лишь смириться и отправиться за отцом и матушкой?.. Но разве для этого папа обучал меня этот год своей глубокой мудрости и могучей силе короля? Я должен спастись! Но как? Как мне выбраться из заточения? Шаги. Я утёр слёзы вновь, шмыгнул носом и подобрался ближе к решётке. Медлить нельзя — это мой шанс! Вот-вот к моей темнице подойдёт патрульный стражник, и я должен попытаться что-то сделать, как-то заставить его выпустить меня. Но как?.. Меня сковывает не только решётка и сильный холод, от которого отнимаются конечности. Тело едва ли слушалось меня, и каждое движение отдавалось ноющей болью в мышцах, и невыносимо раскалывалась голова. Голод и жажда сводили меня с ума больше, чем запах гнили и мёртвых тел в этом закрытом подземном пространстве. Я хотел пить и есть столь сильно, что в разуме моём помутилось, а губы покрылись трещинами, едва я разжал их. Я хотел просить немедля патрулирующего стражника хотя бы о стакане воды и корочке чёрствого плесневелого хлеба. Я знаю — станет только хуже, но я — принц и никогда я не испытывал голода и долгой невыносимой жажды. И если прямо сейчас не получу хоть четвертинку ломтика хлеба, глотка воды… до собственной казни уже не доживу. Ведь пленников должны кормить и простой водой поить! А когда нерасторопный воин поставит передо мной на землю стакан воды, а в руки передаст хлеба… я исполню свой план. Мне хорошо известно каждое крепление в латах стражников дворца и воинов армии, за единое мгновение я смогу снять с него шлем, а после… тяжёлый камень, отколовшийся от массивов со стен в моей темнице, поможет избавиться от тревожных криков мужчины и достать из-за его пазухи связку ключей. Но… С надеждой я вглядывался в темноту подземелья, которую рассеивали несколько факелов, расположенных на камнях стен. Но так никого и не увидел, а шаги затихли. Я ошеломленно опустился на землю — неужели уже галлюцинации? Я столь сильно измучен, что мой разум не выдерживает?.. В тот же момент из темноты, минуя решётки моей темницы, возникает ломоть чёрного хлеба и падает передо мной. Я заворожено смотрел на пищу, виденную впервые за двое суток, с несколько секунд размытым взором, а после вскинул голову — никого. Как же это… Что же это… Броском… Но стакан воды он бросить не сможет! Я схватил хлеб и вгрызся в ломоть со столь обуреваемой жадностью, что едва не прокусил собственные пальцы. Творец Великий Дракон! Как же это вкусно! Как вкусен простой хлеб! Не чёрствый, и плесени на нём нет! Стараясь собрать все крошки с земли, я спешно облизывал губы и глотал слюну — пить. Немедля… хоть глоток воды… Только бы еда, столь приятная оголодавшему человеку, не затуманила мою бдительность и не лишила шанса… Перед моим взором возникает тонкая женская рука в багровой перчатке и ставит у решётки стакан, до краёв полный чистейшей воды. Сдавливая в себе жажду, я потянулся к стакану и тут же схватил тонкое запястье, рванув женщину на себя. Стражница-патрульная оказалась сильна и сопротивлялась. Я немедля нашёл позади припрятанный камень, прицелился, поудобнее перехватив его, и вновь рванул пыхтящую девушку на себя. Как встретился взором с двумя прекрасными янтарями! Колыхнулись завязанные в крепкий высокий хвост светлые пышные кудри, и я ошарашено выронил камень, отпуская жестоко стиснутую руку девушки… знакомой мне! — Скай! — прошипела она, растирая занемевшее запястье. Всё-таки я довольно силён, даже когда измучен голодом. — Ну что за обращение! Хоть бы вид сделал, что рад меня видеть! Только появилась, покормила, так он ещё и угрожать пытается! — Диаспро! — неверяще охнул я. Не может быть это галлюцинацией! Её голос я ни за что не спутаю с кем-то другим! Я подумал, возможно, это сон мечтающего о спасении пленника, но тут же эту болезненную догадку отмёл прочь — во сне, даже реалистичном и граничащим с реальностью в образе галлюцинаций и видения, не может быть столь сильной боли. Диаспро, леди королевской крови, подобная мне — принцесса. Облачённая в облегающий костюм багрового и белого цветов, словно так и кричащего о проникновении изящной шпионки на некую запретную территорию, принцесса, встряхнув больной рукой, смотрела она на меня добрым взглядом, не без гордости, что столь присуща ей, и улыбалась. Я знаю леди принцессу Диаспро. Однажды монархи двух королевств, что делят земли этой планеты, заключили соглашение о дружбе и подписали пакт о ненападении, но из-за возможности нарушения договора мой отец — король Эрендор и матушка Диаспро — королева Мизамия создали ещё одну бумагу, гласящую об обручении старшего сына Эраклионских и единственной дочери Джевелс. Благодаря дружбе правителей двух королевств мы с маленькой принцессой много времени проводили вместе. И будь моя воля, облачить её в роскошное рубиновое свадебное платье — было бы моим долгом. По-прежнему ли мы обручены и обязаны ли в скором будущем сыграть свадьбу — мне не известно. Особенно, после того, что случилось… — Вижу, совсем плачевно твоё состояние, мой дорогой суженый. Как же тебя угораздило оказаться за решёткой собственных темниц? С другой их стороны, я имею в виду, конечно же. — Но… Диаспро, как ты здесь оказалась?! — уронил я, взирая на свою леди, словно она то человеческое воплощение Божества Светлого Дракона, и наконец мои молитвы были услышаны. Хотя, возможно, так оно и есть. — Просто — проскочила мимо стражи и нырнула в темноту грязного подземелья. Что за вопросы? — хмыкнула, гордо вздёрнув свой аккуратный носик, заявила Диаспро. — Ты же знаешь меня — верхние полки в моей спальне украшают кубки, усыпанные драгоценностями, золотые медали и грамоты, описанные на медных листах, гласящие о первых местах во всех соревнованиях по гимнастике. Я превосходный шпион, Скай! Я пропустил смешок, не сводя со своей принцессы взора. Она всё так же прекрасна. Диаспро всегда напоминала мне мою покойную матушку. — Да, прости. Мы столь давно не виделись, а теперь встретились в таких неудобных обстоятельствах… Мои слова Диаспро едва упасть на месте не заставили. — Неудобных? Ты издеваешься? — выпалила она. — Да тебя к казни приговорили! И это ты всего лишь «неудобной ситуацией» называешь?! — Что?.. Но откуда ты знаешь? Как… же так?.. Неужели всему миру уже известно преступление, которое я не совершал?! Мысли мои были полны скорби по любимым отцу и матушке, я много думал о своём даре короля, о мудрости, которой отец научил меня. И о своей скорой казни… Что совсем позабыл о том, что происходит за пределами моей временной трёхметровой грязной обители! И выбравшись отсюда, как я после своё доброе имя и светлую душу отмою от столь чёрной скверны?!.. — Как же мне-то не ведать о таком — принцессе соседнего государства? — удручённо вздохнула Диаспро, разведя руками, качая головой. — То есть… о смерти властвующего монарха Эраклиона ещё никому не известно, кроме высоких лиц из знати? — с дрожью вопросил я, надеясь на положительный ответ. Моя принцесса удивилась вопросу, призадумалась на минуту, а после помотала головой. Я смог вздохнуть с облегчением. — Не знаю, Скай. Скорее всего, пока нет. Но мы с матушкой сразу всё узнали, — утратив свой вечный лёгкий нрав, Диаспро скривила губы в злости и беспокойстве. — Ах, как красноречиво было письмо от нового короля Эраклионского о расторжении договора о ненападении и дружбе и требовании капитуляции пред вашей армией!.. — Что?! — вскричал я в ужасе, совсем о собственном плачевном положении позабыв, и что стражники вот-вот могут нас заметить. — Какая ещё армия?! Какая капитуляция?! Что это значит?! И что за новый… Эраклионский король?.. — Неужели ты ничего не знаешь? Похоже, Торен совсем тебя вокруг пальца обвёл, — нахмурилась Диаспро, в её глазах цвета благородного янтаря метали искры злости. — Вот же гадкий тип! Всегда видела в нём гадкую змею! Вот только понять не могла — с чего бы? Ух!.. Вырву я ему язык когда-нибудь! Обязательно! Увидев моё ошеломление, Диаспро опомнилась, весело отмахнулась, маску ярости с себя сбрасывая, и тут же продолжила не с самым лёгким расположением духа: — Значит всё это, мой дорогой суженый, вот что. Торен убрал со своего царственного пути и королеву и короля, подставив собственного старшего брата — наследного принца, явив его убийцей. А сам занял трон и начал единогласно править Эраклионом. Я в ужасе и гневе едва не утратил дыхание. Мерзавец! Сам распинался перед всеми высокими чинами, перед бездыханным телом отца, братом и сестрой, что, мол, это я власти возжелал поскорее. А на самом деле сердце твоё тщеславное, скверной покрытое, этого и требовало! Я замотал головой и похлопал себя по щекам. В тот же момент в голове отразилась сильная боль, которую я старался проигнорировать. Лишь скривился и глубоко вздохнул, разгоняя кровь по затёкшему телу. — И что он потребовал от твоего королевства? — грубо спросил я. — То, что если Джевелс не сложит оружие и легкой походкой не покинет королевские угодья в ближайшие тридцать дней, то земли нашего государства зачистят воины Эраклионской армии, — сдвинув брови, серьёзно сообщила мне Диаспро. — Военная сила твоего королевства сильнее в несколько раз, так что мы в смятении. Я поняла — здесь что-то не чисто и попыталась связаться с тобой. Но мобильный твой не отвечал, а письма не достигали получателя — гонец, следуя по тайным путям между границами, возвращался ни с чем. Так что я пообещала матушке со всем разобраться, а сама отправилась на Эраклион. Проникнув в замок, я была глубоко поражена количеством стражи на всех этажах и даже в подсобках! Там-то я и услышала, бабочкой на стене притаившись, что некий незваный король прибрал к себе трон. И все подробности гадкого плана одной известной личности. А после поспешила к тебе. А ты здесь… даже не кормлен и не поен уже многие сутки. Я глубоко вздохнул в попытке успокоить дрожь. Ужаса, печали и… полыхающего в душе гнева. Злость во мне была столь сильна, что, казалось, взгляни я сейчас на себя в зеркало, то… — Скай… — тон голоса Диаспро взволновал меня. Я поднял голову и был удивлён испугом на её лице. — Почему у тебя красные глаза? Я тут же отвёл взгляд. Неужели… мне тогда не показалось?.. И мои глаза действительно меняют цвет с небесно-голубого на кроваво-красный?.. В период сильного эмоционального всплеска?.. — Не обращай внимания… Это из-за одолевающих меня эмоций, — я потёр лицо руками и мотнул головой. И вновь посмотрел на принцессу с улыбкой. — Спасибо тебе, Диаспро. — Не нужно благодарностей, рано ещё, — утратив беспокойство, отмахнулась принцесса, украсив своё лицо лёгкой улыбкой. — Для начала нужно тебя освободить. Иначе завтра на рассвете ты издашь свой последний вздох. Вдруг я опомнился. Сжав прутья решётки, я обронил: — Это верно, но… Что же мне делать после? Опустившись на колени рядом с решёткой, Диаспро придвинулась к замку. От моего вопроса её лицо утратило серьёзность и приобрело крайнее удивление. — В смысле? Ты что, смерти хочешь? — тут-то моя леди рассвирепела, упёрла руки в бока и вперила в меня свой искрящийся недовольством взгляд. — Я, по-твоему, зря своей причёской и новеньким маникюром рисковала, пытаясь сюда проникнуть и тебя спасти?! А ну-ка помалкивай, как послушный пленник, и ожидай, пока твоя спасительница тебя не вызволит из заточения! Но молчать я не хотел. — Нет! Нет, нет! — спохватился я. — Я очень хочу жить! И я безмерно тебе благодарен! Но… как же мне потом отомстить брату? И спасти твоё королевство от его тирании? Диаспро вздохнула, потянулась в небольшую сумочку на поясе и зазвенела отмычками — тонкими железными прутиками. Целая связка разных ключей от всех дверей! Невероятно! Она сама их создала? Неужели только для того, чтобы с уверенностью спасти меня? — Я долго размышляла об этом, прежде чем наведаться к тебе. И пришла лишь к единому способу исправить всё то, что задумал твой брат. И боюсь, это будет непросто, Скай, — принцесса проницательно посмотрела на меня, произнося эти слова. — Послушай меня внимательно и постарайся не перебивать. Я немедля, с готовностью исполнить всё, чего бы Диаспро не посоветовала, кивнул. — Скай, я не желаю тебе страданий и гибели. Если ты не пожелаешь столь серьёзно рисковать, можешь забыть услышанное здесь и сейчас и, покинув Эраклион, забыв о Джевелс и своём прошлом, жить простым человеком на другой планете. Моё дело — рассказать, но последнее слово и решение остаётся за тобой. Продолжая поиск подходящей отмычки, скребя в замочной скважине тонкими ключиками, Диаспро вела удивительный рассказ: — Слышал ли ты о таком необычном месте, что носит название «город-призрак»? Кажется, нет того ребёнка в нашем измерении, которому неизвестен самый прекрасный город, внезапно падший под силой неизвестно катаклизма. Отныне Авраам покрыт густой тёмной скверной, происхождение которой не знает никто. Попытки узнать, что же уничтожило жизнь в столь мирном и полном радости городе, по сей день завершаются неудачей. Потому что, кто бы ни отправился в город-призрак, больше в наш мир не возвращался. Живы ли эти люди, и что стало с горожанами Авраама… Диаспро удручённо покачала головой и, переведя дух, вернулась к делу своих ловких рук и слова: — Но однажды нам всё же удалось кое-что узнать, и теперь молва разнеслась по миру. На землях Авраама отныне творится невообразимое, и кто бы ни ступил на каменный остров, отрезанный от прочих материков безбрежным океаном, получает в свои руки удивительную мистическую силу, не поддающуюся научному объяснению. Прозвали её магией, либо волшебством. Эта ли сила породила в ранее чудесном городе страшное состязание под названием «Игра», или изначальная причина была в ином — неизвестно. Но отныне несколько людей каждый месяц на едином рейсе воздушного судна отправляются в город-призрак, дабы попытать свои силы, обрести особую магию и одолеть Абсолютного Короля, в конечном итоге став победителем в «Игре». После чего победитель становится на место Абсолютного Короля, получает богатство и власть — столь же абсолютную, как говорят в мирах… Диаспро вновь вздохнула, поднесла к замку очередную железную пластинку, и наконец послышался щелчок, а за ним ещё один, и со скрипом под нашими победными взорами и улыбками отворилась ржавая решётка темницы. Я свободен! Диаспро убрала в сумку все отмычки и завершила свой рассказ: — Но всё, что мне известно, это лишь слухи. Я пыталась подтвердить информацию, но всё, что касается Авраама тщетно, — покачала головой моя принцесса. Я напряжённо сжал кулаки. Рассказ Диаспро выглядит настоящей фантастикой. Особая сила — магия, и Абсолютный Король в «Игре», которого нужно одолеть. И обрести богатство и… власть. Власть! Верно! — И ты предлагаешь мне отправиться в Авраам, чтобы свергнуть этого Короля и взять власть на всей планете в свои руки? — серьёзно спросил я Диаспро, вглядываясь в её глаза. — Да. Но подумай хорошенько, — сказала она с некоторой тревогой. — Возможно, тебе не стоит рисковать. А мы можем жить и обычной семьей, без королевства и почестей… в некотором другом мире… да? — весело улыбнулась моя леди, скрывая свои истинные чувства. Только что я использовал дар, что передал мне отец после своей смерти. В глазах Диаспро в рассказе об Аврааме я не увидел ни искры лжи. Но когда она заговорила о будущем, о семье и королевской фамилии… я увидел сокрытую легкомыслием надежду… остаться со мной, со своим суженым, с дорогим её сердцу человеком. Возможно… именно это Диаспро и чувствовала, когда произносила эти слова? Нет. Я не стану более лезть в души людей без весомой причины. Своей леди я лишь улыбнулся и кивнул. — Ах, чуть не забыла. Возьми, — заведя руку за пазуху, Диаспро протягивает мне кинжал. Голубая с золотыми нитями рукоять и витая гравировка на лезвии… Моё любимое оружие, которое я никогда не обнажал для битвы, лишь вынимал его из ножен, дабы полюбоваться. Мой клинок, который подарила мне матушка… И которым был убит отец. — Удалось выкрасть его. Не так уж и легко это было, как-никак ценная улика, указывающая на преступника. Который таковым никогда и не являлся. — Диаспро… — от всей души, слёзы сдерживая, я улыбнулся суженой. Внезапно мне стало так тяжело держать это оружие в руках. — Спасибо тебе. — Ну ладно, — довольно и ослепительно красиво заулыбалась моя принцесса. — Сейчас можешь меня отблагодарить. А теперь нам пора уходить, скоро вернутся патрульные. Немедля мы покинули территорию темниц, используя безопасный неохраняемый вход. Диаспро провела меня у стен дворца, чтобы не оказаться замеченными стражниками. А когда мы оказались в некоторой безопасности на отдалении от королевского дома, сказала ещё пару слов, касающихся моих безопасных передвижений по Эраклиону. И об Аврааме, если я всё же решусь участвовать в «Игре». После принцесса растворилась в сумерках наступающей ночи. А я остался один с множеством информации в своей голове. И вопросов, оставшихся без ответов.