не пойми меня неправильно

Трель будильника. Странное словосочетание. Определённо. Как этот раздражающий звук вообще можно назвать трелью? Лало тянется к тумбочке, почти сваливается с диванчика, но всё же выключает аппарат. Спать. Около полудня организм уже сам просыпается, живот урчит жалобно-жалобно, и девушка плетется есть. Ставит сковороду на огонь, подливает масла, бьет в миску яйца, заливает молоком... Где-то посреди этого процесса её накрывает: омлет. Омлет. Она готовит омлет. Для Кагами. Лало бессильно опускает руки, наваливаясь на стойку, и взгляд упирается в пол. Чёрт... * * * - Сацуки. - М? - Нам надо поговорить. Тёмные брови в удивлении взмывают к небесам, янтарно-карие глаза широко распахиваются. Дайки морщится. - Не надо смотреть на меня так, будто я каминг-аут совершил. - Но ведь так и есть. - жена усмехается, тянется, располагаясь удобней. Закидывает ноги на мягкую спинку кресла, ложится на спину, смотрит в потолок, - Хорошо. Давай поговорим. Дайки молчит, подходит ближе и перемещает Момои в сидячее положение. Он знает эту её привычку в серьёзные моменты пялится в потолок. Нет. Сегодня она должна смотреть ему в глаза. Жена морщится, но молчит в ответ на действия Аомине. Словосочетание "серьёзный разговор" заставляет мысли уплыть в сторону черной дыры. Странное состояние отрешенности нападает на неё. - Я... - тянет Дайки, не решаясь, - я пытаюсь понять, что происходит между нами. Он смотрит на жену, она молчит. - Ты... - муж опять подбирает слова, Сацуки чувствует это. "Ну же, спроси меня прямо: ты с кем-то трахалась, Момои? Раз не спишь со мной?" - ехидно думает женщина, но сказать не решается: Дайки, затеявший серьёзный разговор, вещь страшная. - Ты постоянно... постоянно ходишь... ну... в разные... заведения. Я... понимаю, работа у меня не сахар и дома нет меня тоже часто, но... Сацуки, - он произносит это так мягко, что Момои на миг возвращается к воспоминаниям, когда он звал её лишь с такой интонацией. Этот миг такой неожиданный, резкий, что она вздрагивает, - я хочу понять, почему ты это делаешь. Я хочу... хочу узнать... что-то. О тебе... Понимаешь? - заканчивает муж нервный монолог и смотрит на неё устало, так, как будто распланировал очередной сложный чертёж. - Ответь мне. - просит он. Но Сацуки молчит. Не знает, что сказать. Не знает, как объяснить невыразимую душевную пустоту, охватывающую её всякий раз, как она смотрит на счастливую парочку или супругов, вокруг которых витает ореол уюта и взаимопонимания. У них такого не бывает. Момои, конечно, отдаёт себе отчёт в том, что в этом и её вина. Она умеет разговорить Дайки, но не умеет говорить сама. Не умеет... Как сказать ему о том, что она больше ничего не чувствует? Как? Как сказать, что приняла что-то другое за вечную любовь? Как объяснить, что в этом нет его вины, да и её не особо много. Она просто не знала в тот момент много, и понимала очень мало. Она чувствовала что-то, а чего именно и к кому - не могла определить. И лишь когда в первый раз поймала себя на том, что вздрагивает всякий раз, как видит на улице рыже-красные волосы, поняла. Тогда её накрыло, и Сацуки крепче вцепилась в локоть Дайки, чтоб не упасть. Спасительный локоть. Она цеплялась за него всю жизнь, вцепилась и в тот раз, когда побоялась упасть в бездну. Там была другая рука - крепкая, но не такая испытанная. С этой, другой, было бы всё не так, было бы что-то новое и, безусловно, страшное, что-то такое, от чего захватывает дух и, возможно, исчезает мозг из костяного склепа. Момои уже было потянулась к этой руке, почти коснулась кончиками пальцев и... испугалась. Отпрянула, схватила спасительный локоть и не выпускает до сих пор. Но локоть - часть организма, у которого есть душа, есть сердце. И так эгоистично было привязать к себе это сердце тогда, а сейчас сидеть с ним рядом и не знать, что сказать. Ведь как сказать всё это и не потерять при этом друга? Потому что как друг Дайки ей... дорог. Сацуки поворачивает голову к мужу, возвращаясь в реальность. Удивительно, но всё это время Аомине молчал. - Я... Я должна сказать тебе, - тянет Момои неуверенно. Страх затягивает в свою липкую паутину всё сильнее, - Дайки, - выдыхает Сацуки и смотрит ему в глаза. Аомине слушает. Ждёт. Он открыт перед ней, он чист, и женщине становится стыдно. Она выпутывается из прочной сети, встает, отряхнувшись, в полный рост. Момои вернулась. - Прости меня, Дайки, - он напрягся, она чувствует, - я... не люблю тебя.