Ночь безрассудных

Вероятнее всего, Эф Пи Джонс, осуждённый по скандальному делу «кленового наркокурьера» проведет всю оставшуюся жизнь за решеткой… Джагхед выругался, смял и выбросил чёртову газету в ближайшую мусорку по пути. Трудно представить — как это. Точнее, представить можно, но едва ли воображаемое совпадет с реальным. И не факт еще — что хуже. Они не виделись год — целый год, благодаря стараниям начальника тюрьмы. Отец спокоен. Он всегда спокоен, этот новый, другой Эф Пи, не тот, которого Джагхед знал всю жизнь. Не тот работяга, что не мог заснуть по ночам, не тот молодой Змей, утверждавший, что лучше станет прорабом на стройке Эндрюса, чем увязнет в бандитизме. Когда тебя загоняют в угол — тебе больше некуда бежать. Правая рука касается одной стены, левая — другой. Прямо перед тобой охранник, а позади — тот самый угол. Место, где стены сливаются воедино. И сейчас все так же — зарешеченные окошки и темнота, взгляды и фразы, в которые Джагхед никогда не вслушивается. И в одной из этих камер он, его отец. Джагхед боится — и да, это эгоистично и неправильно, но его гложет страх, что Эф Пи стал таким же, как другие. Джагхед боится — и не сколько за него, сколько за себя. Если он станет одним из них… Если он станет — если он стал — одним из них, что будет с Джагхедом? Джагхед кивнул надсмотрщику и тот усадил отца напротив. Он был рад видеть сына — и Джагхед не сдержал себя, чтобы не улыбнуться в ответ. За пуленепробиваемым стеклом — там, в отвратительно оранжевом комбинезоне, его отец пытался быть как можно более невозмутимым, а первым же вопросом было то, поощряет ли он вредную привычку Джеллибин пить кофе по утрам. — Она у матери в Толедо с начала сентября, — сообщил Джагхед, набирая в лёгкие побольше воздуха. ( Мать уезжала вечером, не утром. Собрала вещи, улыбнулась напоследок — (Джеллибин, детка, мне так жаль.) — и ушла. Джагхеду хотелось, чтобы отец бросился следом. Но он отвернулся от двери, усмехнулся — Джагхеду, и сказал — давайте ужинать. ) — Надеюсь, Глэдис не станет впутывать её в криминальный мир, — Эф Пи сильнее прижал трубку к уху. — Передай ей, что папа скучает по своей Мармеладке. — Поверь, она сможет постоять за себя, — ухмыльнулся Джагхед, вспомная выходки сестры. Они поговорили о делах банды и Белом Змее — при упоминании чего глаза Эф Пи сузились, и он неодобрительно хмыкнул. — Я разговаривал с одним государственным адвокатом, он когда-то закончил школу в Ривердэйле, — сообщил Джонс. — И он хочет нам помочь. — Сынок, — хмыкнул Эф Пи и устало потер глаза. — Никто не станет браться за моё дело. Джагхед знал, что это правда. Но не оставлял попыток вытащить его. Он ведь даже с Хайрамом Лоджем связался ради этого — ни денег, ни связей у самого Джонса не хватало. — Как ты его нашёл? — Мне помогла одна…девушка, — нехотя пояснил Джагхед, рассказывать о Веронике не хотелось. Он никогда не обсуждал с отцом своих подружек. — Заканчивайте трепаться, — рявкнул надсмотрщик, но Эф Пи остановил его движением плеча. — Девушка? — выгнул бровь Эф Пи и понимающе усмехнулся. — Должно быть, ты ей очень нравишся. Красотка? — Брюнетка, невысокого роста и… Это совершенно не важно, — поправил себя Джагхед, и закатил глаза. Его реакция говорила лучше любых слов. — И все же, мы, Джонсы, предпочитаем решать свои проблемы в одиночку. Джагхед кивнул. — Но если она того стоит, не отказывайся от своих чувств, — задумчиво произнес Эф Пи и сложил вместе руки, разрешая надеть на себя наручники. — Будь осторожнее, сынок. … — О чем задумался? — повернул к Джонсу голову Свит Пи, когда тот пропустил зелёный на светофоре. — Об отце. О том, что он хотел сказать. Джагхед говорил бесстрастно. Словно бы неохотно. Со стороны могло показаться, что ему вообще все равно, но Свит Пи знал — вовсе нет. Просто безразличие, пусть даже искусственное, напускное — помогает. Помогает удержаться, помогает выдержать. И Джонс держался. Держался, как держался когда-то отец. До конца, до последнего. Всегда. … Вероника стояла у той самой пиццерии, наблюдая, как пожилой мужчина воевал метлой с прошлогодними листьями. Лодж обновила вкладку — от Джагхеда не было сообщений. Джонс даже не прочитал, но она надеялась, что он придёт — и даже сильные порывы ветра, вкупе с серым, затягувшимся небом, не заставили её зайти в тёплое помещение. Вероника зарылась носом в меховой ворот пальто и поежилась от накатившей волны страха — вдруг Хайрам уже добрался до него. Это было удивительным контрастом. Если бы раньше Веронику попросили описать, какие у нее отношения с Джагхедом Джонсом, она бы сказала всего три слова: секс, секс и еще раз секс. Секс в душе, секс на столе, секс в постели. Вероника точно знала, как нравится Джагхеду, и так же точно знал, как нравится ей. Их роман, завязанный в мотелях, не должен был становиться таким особенным — Джагхед не должен был быть для Вероники особенным. Но он стал. И она с замиранием сердца вглядывалась в каждую проехавшую мимо машину. Она снова взяла в руки телефон — возможно, у неё что-то с покрытием сети. Через несколько минут возле Лодж затормозил лимузин, и из него медленно вышел молодой парень в хорошо скроенном черном костюме — Вероника его узнала. Элио Фернандес. Очередной мафиози. Один из трех людей, которые поддерживали город на должном уровне. Чем именно занимался Элио, Вероника не знала. У отца на столе периодически появлялись его документы на строительства торговых домов, но у него также был центр для тренировки бойцовских пород собак — и людей. Еще у Фернандеса была целая сеть дорогих ресторанов, в одном из которых любил ужинать папа. Именно это и сблизило их деловые отношения, как это называла Вероника. — Прокатимся? — он лучезарно улыбнулся, но Лодж увидела лишь хищный оскал. — У меня там припасена бутылка Джима Бина. — Нет, спасибо, мне нравится морозный воздух, — широко улыбнулась Вероника. — Полезно для здоровья, в отличии от тебя. Фернандес не подал виду, что слова Вероники его задели. — Не буду ходить вокруг да около, Лодж, — посмотрел на неё Элио. — Я получил предложение от твоего отца. И, признаться, оно мне по душе. Вероника сглотнула, и в этот момент на её телефон пришло сообщение. Но Элио окликнул её и зачем-то освободил руку от кожаной перчатки. Это было странно. — Вероника Сесилия Лодж, кольцо для тебя, — он достал их кармана маленькую коробочку и для пущей официальности почти опустился на одно колено. — Прими его как знак моей будущей жены. Старик у входа отложил метлу, заинтересованно поглядывая в их сторону. — Элио, ты ведь даже не знаешь меня, — нахмурилась Вероника и отступила на шаг назад. — Поднимись, пожалуйста. Я не стану выходить за тебя замуж. Кажется, он не удивился. Глаза у него были холодные и отдаленно напоминали змеиные, он лишь сжал губы в тонкую полоску, стряхивая с штанины несущуствующую пыль: — Я делаю это для формальности. В любом случае, сделка с твоим отцом уже заключена, — Элио поправил галстук и быстро спрятал кольцо обратно. — Значит, наденешь на церемонии. Он вдруг сделал шаг к Веронике, и она отшатнулась. Машинально. Фернандес насмешливо приподнял бровь и скривил губы. — Ты боишься меня? — Ты лезешь в мое личное пространство, — огрызнулась она, поправляя берет. — Вот значит, как, — он отступил обратно, к лимузину. — Может, сядешь уже в машину? И это было очень похоже на команду, а не простое предложение. — Нет, — она нашла в себе силы говорить сдержанно, хотя то, что творилось сейчас в её жизни было полным хаосом. — Нет ни малейшего желания. А вот детали вашей так называемой сделки меня очень интересуют. Мы застряли в бразильском сериале, где дочь большого босса идёт в придачу к золотым слиткам? Элио засмеялся, и снова повернулся ко Веронике, на секунду она почувствовала запах алкоголя в его дыхании. — Ты так горишь желанием знать сколько ты стоишь? Лодж сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Я не шлюха. Он пожал плечами. — Я знаю. У меня были шлюхи, и они мне уже надоели. Мне хочется чего-то нового. К тому же, твой отец предложил действительно выгодные условия и щедро профинансировал мой бойцовский клуб. Конечно же. Спросите Веронику, за что она ненавидила Хайрама Лоджа. Вот за это самое — за умение найти и перетянуть на свою сторону нужных людей. — Ты стала приятным бонусом, не сомневайся, — Элио коснулся рукой её щеки, и Вероника тут же её скинула. — И твоя упрямость лишь добавляет тебе очарования. Это было уже слишком — сделать её разменной монетой в своей игре. Наверняка за свадьбой последует медовый месяц на каком-то далёком материке — чем она будет дальше, тем лучше для «папочки». — Ты ведь умный парень, Элио. И знаешь, что Человек в чёрном использует нас в своих целях. Хочешь правду — я не собираюсь в этом участвовать. Никакой свадьбы в духе Аль Капоне не будет. И Вероника ушла прежде, чем он смог ответить. Ветер играл её длинным шарфом, и слова Элио, слова о свадьбе, заставляли кровь в жилах бурлить от негодования. Это было не слишком культурно, уйти без прощания, но о приличиях Лодж сейчас думала в последнюю очередь. … — Чёрт побери, куда ты исчез? — взволнованно прошептала Вероника, отвечая на поцелуй. Сердце забилось панически быстро, разгоняя адреналин по телу. Руки Джагхеда были холодными, от куртки несло сигаретами, и Лодж позволила себе на несколько секунд расслабиться — Джонс рядом, с ней. — Ездил в тюрьму к отцу, а потом ещё уладил некоторые вопросы в баре, — он тут же нахмурился, всматриваясь в её побледневшее лицо. — Что случилось? Вероника отстранилась. Она будто бы замерла, застыла, и весенний ветер проник сквозь приоткрытое окно дешевого номера в мотеле — сейчас или никогда. — Ты должен знать правду, — глухой голос Вероники Лодж прозвучал так, будто она боялась. — Обо мне. Её рука, на этот раз без перчатки, осторожно опустилась на его плечо. — Хайрам Лодж — не мой отец. Я притворялась его дочерью. Хотя, честно говоря, сама верила в это до восемнадцати лет, — ее губы двигались с трудом, но ничто не могло удержать внутри эти слова. — И я делала ужасные вещи, Джаг. Он замер. Постепенно, по капле стряхивая это странное оцепенение, он развернулся к ней — слеза на её лице скатилась к уголку рта. — Ты спала с ним? — голос Джагхеда прервался, когда Вероника утвердительно кивнула. — Поэтому я пойму, если ты захочешь уйти прямо сейчас, — прошептала Вероника. — Это будет правильное решение. Я уеду как можно быстрее. Я… должна. У неё ведь даже не было планов куда — это не свойственно для Вероники Лодж. Она хмыкнула про себя, удерживая внутри последние крупицы самообладания — ей было больно впервые обнажать свою душу. — Если ты хотела просто исчезнуть, зачем пришла попрощаться? Зачем вообще… — Джагхед потер переносицу, пытаясь переварить сказанное. В её горле ком — разбухший, тяжелый ком, мешающий говорить и дышать. Почему-то именно сейчас Лодж стало намного больнее, чем раньше. Как будто все навалилось разом — усталость, отчаяние, боязнь реакции Джагхеда. Джонс коснулся ее мокрой щеки. Осторожно, легко, почти невесомо. Вероника заметила, чго глаза Джагхеда становились почти прозрачными, когда его что-то терзало — сейчас они были именно такими. — Ш-ш, — сильные руки прижали ее к себе, и Вероника вздохнула, утыкаясь лицом в его плечо. Она рассказала ему обо всем — о планах отца, о свадьбе с Элио, которую она не допустит. Джагхед молчал, и ей становилось немного легче — он слушал. Они провели так почти час — и Вероника не понимала, почему он все ещё с ней, почему не оставил её в одиночестве посреди захудалого номера с пожелтевшими гардинами. Вероника глупо хотела иметь для него значение. Верить, что он не видит её избалованной тварью со знаменитой фамилией — ярлыком, который прилип к ней на радость комментаторам в интернете и журналистам. Существовало ещё кое-что — Веронике было страшно за него, останься Джагхед или уйди, без разницы. Она петляла разными улицами, добираясь сюда и всегда представлялась под разными именами, получая ключ от номера. Но каковы гарантии, что кто-то не увязался следом? — Уходи. Я… я — никто для тебя, — заключила Лодж, пряча немного опухшее лицо в ладони. Соленая влага была повсюду — на щеках, на губах. Горечь волной поднималась внутри — Джагхед наверняка сейчас хлопнет дверью. И Вероника его не осудит. — Ты не никто, — прозвучал голос Джонса, едва слышный за гудением мини-бара. — Закрой глаза. Пожалуйста, закрой глаза. Ей не хотелось подчиняться, но веки сомкнулись словно бы сами собой, оставляя ее в темноте. Обостряя чувства. И холодные пальцы заскользили по ее лодыжкам вниз, высвобождая ее усталые ступни из обуви. Горячие губы поцеловали пальцы ее ног, подъем стопы, выступающую косточку. Вероника рвано выдохнула — почти всхлипнула — и мурашки предвкушения побежали по коже. Джагхед аккуратно толкнул её на спину, оглаживая руками, будто драгоценную статуэтку. Лодж вскрикнула, выгибаясь. Такого не было даже в её фантазиях, в самых смелых и нереальных. Джонс — Джагхед — никогда не кусал ее там, в самой чувствительной точке, посылая резкий импульс смешанного с болью удовольствия по ее телу. Он зализал место укуса — болезненно-сладко, срывая короткие стоны с ее губ. Каждое касание языка было выверенно и точно, словно бы Джагхед безошибочно считывал ее реакции через некую связь — сейчас такую реальную и почти ощутимую связь. Они узнавали друг друга постепенно, понемногу. Будучи любовниками, союзниками, друзьями. — Я не уйду, — прошептал он, и горячее дыхание опалило ее бедра. — И не оставлю тебя одну. Больше нет. И Вероника сдалась. В ту ночь они спали, тесно прижавшись друг к другу на узкой постели. Тело к телу, кожа к коже. Как будто сама мысль о том, чтобы отпустить, пусть даже отодвинуться чуть-чуть, казалась совершенно невыносимой. Как будто Вероника Лодж хотела быть счастливой только с Джагхедом Джонсом — и была. А потом наступил новый день и новые проблемы.