Создание

Рэй лежал в своей кровати, тяжело дыша из-за пульсирующей боли в ранке на животе, которая скорее всего начинала уже затягиваться. Рэй не мог повернуться, не мог поправить волосы, которые упали ему на лоб, он не мог даже нос почесать, потому что был хорошо так привязан к кровати. Даже пристёгнут. Интересно, зачем? Когтей у него всё равно уже нет, из комнаты выбраться он по-любому не смог бы, даже если бы захотел. Руки на себя он наложить тоже не может, они это знают. Тогда зачем, спрашивается, привязали? Может быть, чтобы рану не трогал? Хотя с чего это вдруг они будут заботиться о нём? Нет, тут подвох в другом. Рэй не стал грузить свой уставший мозг такими рассуждениями, и туповато уставился в потолок. Казалось, он давил на него. У него это вызвало яркое воспоминание. Вот ему двенадцать лет. Или даже меньше. Да, определённо меньше. Он был обычным дворовым мальчишкой, который мог днями напролёт, без ужинов и обедов, гонять мяч по пыльной, заросшей лебедой площадке. В то утро кто-то из его друзей, кажется, тот пухловатый мальчик в очках, достал где-то достаточно денег, чтобы хватило на четыре (!) упаковки жаренных подсолнечных семечек. Ох уж этот юношеский максимализм. Вот они вчетвером, каждому по упаковке, объелись этих семечек. Странно, что из них четверых пострадал один только маленький Рэй. Он считал это ужасно несправедливым. Дело было в том, что от «передозировки» семечками у Рэя быстро развился аппендицит. Это было очень больно, страшно, и неприятно. А особенно рвота и дикая боль в правом боку. К счастью, его мать очень быстро поняла, в чём дело. Конечно же Рэю влетело за семечки, но не очень серьёзно, потому что мама была взволнованна, и ей было очень жалко своего больного сына. Потом они вместе тряслись в карете Скорой помощи, и в итоге оказались в больнице. Там ни у кого не было сомнений, что у Тайта острый аппендицит, и его собрались оперировать. Юный Рэй боялся, но из гордости не показывал виду. Он ведь будет спать. А что будет, когда он проснётся уже не важно. Мать его тогда постоянно шутила и улыбалась. Он знал, что это всё только чтобы успокоить его. Но он и сам мог себя успокоить. Он считал себя сильным тогда. А потом он уснул на операционном столе, а проснулся уже в палате. Точно так же, как сейчас он лежал на спине, раненый в живот, и смотрел в потолок. Но только сейчас с ним не было его матери. Она меняла всё. Он отчётливо помнил её руки у себя в волосах. Как же это оказалось важно на самом деле! Просто чтобы она была рядом. Просто слышать её звонкий голос, когда она читает ему смешную книжку, и сама же искренне смеётся над ней. Просто чувствовать, засыпая, её руку у себя на груди. Просто видеть её улыбку. Много всего произошло с ними потом. Было много ссор, слёз, истерик. Будучи подростком Рэй очень часто расстраивал свою мать, а она в свою очередь огорчала его своими запретами и постоянными замечаниями. Она тогда очень сильно пыталась контролировать его жизнь, и ему это постоянное наблюдение ужасно не нравилось. Но ведь теперь это всё больше не было важно. Полностью погрузившись в чёткие воспоминания, Рэй сам не заметил, как задремал. Проснулся он неожиданно, от того, что кто-то на него смотрит. Внимательно, пристально. Не двигаясь, он резко открыл глаза, и к величайшему его удивлению, над ним стояла Дар Литман, и с любопытством разглядывала его. Увидев, что он проснулся и открыл глаза, она, видимо, испугалась, и тут же отскочила куда-то в сторону от его кровати. Как же это забавно. Она боится его даже не смотря на то, что он хорошо привязан! Рэй тихо и коротко засмеялся, но быстро замолчал из-за усилившейся боли в ране. Он не мог в таком положении отыскать девушку глазами. Спряталась. — Ты могла хотя бы поздороваться со мной, что-ли? Можешь меня не пугаться. Я всё равно привязан. Тишина. — Я бы мог конечно сказать, что я не кусаюсь, но это было бы неправдой, как ты уже знаешь. — Рэй сам усмехнулся собственной шутке. — Но сейчас я не настроен кусаться. Я хотел бы поговорить с тобой. Всё то же молчание. — Ты знаешь, зачем тебя опять сюда привели? — Не знаю! — Девочка не показывалась, а судя по голосу она была напугана и раздражена. — Я не хочу… — Не хочешь чего? — Не хочу больше на вас смотреть! Не хочу даже рядом находиться. Не могу… С вами столько всякого творят. Ненавижу вас за то, что вы такой… такой… — Ужасный? И опять только тишина в ответ. Ну что же, она хотя бы пыталась быть с ним честной. Как же это смело с её стороны! Рэй печально улыбнулся. — Да. Я действительно просто ужасен, я это знаю. Но это теперь. А ведь раньше я был таким же как ты, простым молодым человеком. Больше всего на свете я любил комиксы. Ты вот любишь комиксы? Тупой вопрос. Рэй чувствовал себя до ужаса нелепо, но ничего не мог с этим поделать. У него очень давно не было возможности просто с кем-нибудь поговорить. Ему сейчас очень нужно было как-то отвлечься от своей боли, а тут появляется человек, который не хочет Рэю зла. Ну, он так думал. Очень нужно поговорить с ней. Но она молчала уже несколько секунд, а для скучавшего Рэя это было слишком много. Он уже было подумал, что она будет игнорировать его, но к величайшему его удивлению, Дар всё же ответила. — Я люблю сериалы. Рэй был так рад этому скупому ответу, что даже заулыбался у себя на кровати. — А про что ты любишь смотреть? Ну, то есть, любила… — Про древние времена. Хотя вам-то какое дело? — Мне… Мне просто очень скучно здесь одному. — Честно признался Рэй. — Но к вам же кто-нибудь заходит иногда? — Да, заходит. Но уж точно не чтобы меня развеселить. Хорошо, я понимаю, ты не хочешь со мной общаться, и у тебя даже есть весомые причины не хотеть. Я просто хотел бы, чтобы ты знала, что я не желаю тебе зла. И почему бы тебе не показаться? Видимо, слова Рэя возымели хоть какой-то эффект, потому что девушка всё-таки вылезла из-под койки (так вот где она была!), и встала перед ним. Сначала она посмотрела на него, но всё равно не выдержала и отвела взгляд. «Неужели я выгляжу так, что на меня невозможно смотреть?» — с грустью подумал Рэй. Он уже очень давно не видел своего отражения. Они молчали. А что им говорить друг другу? Тайт не мог больше выносить вида бледной девушки, смотрящей куда-то себе под ноги. Тишина длилась ещё несколько долгих минут, а потом Дар тихо, невнятно заговорила. — Вы можете только убивать. Сразу после этих слов она быстрым шагом направилась к выходу, и нырнув в открытую дверь, исчезла. То, что дверь была открыта, значило, что Дар могла уйти когда захочет. Тогда зачем она была тут всё это время? «Вы можете только убивать.» 0000000000000000000000000000000000 Сказать, что Дар была угнетена — это сказать слишком мало, недостаточно для того, чтобы выразить её состояние. Такое чувство обычно появляется у людей, когда они говорят плохо про того, кого на самом деле любят и уважают. Но у Дар это чувство сейчас было намного сильнее. «Ну, а в чём я виновата? Это ведь было против моей воли, а значит вины нет. Я была всего лишь игрушкой. Мне так и сказали, что теперь я — инструмент. А если инструмент плохо служит своему механику, не чинит прибор, или, ещё того хуже, ломает его, то его выбрасывают. Но меня нельзя выбросить. Зато можно убить. Но ведь в первый раз я могла хотя бы попытаться действовать по совести. Нет, нет. То, что здесь делают за неповиновение слишком ужасно, чтобы пробовать сопротивляться. Трусиха. Лгунья. Слабачка. Хотя, что я сделала? Если он выносит такие мучения, то мои слова даже не заденут его. Он же просто чудовище. Ему всё равно. Но ведь это же не всё, чего от меня могут захотеть, а тот, кто прогнулся один раз, прогнётся и второй. Но я хочу жить. А если я хочу жить, то должна просто бездумно вести себя так, как прикажут. Другого выхода нет у меня. Всё. Что бы не случилось, я должна думать только о себе. Дальше будет хуже. Только о себе. Он спас меня два раза. Но теперь только я могу себя спасти. Думать о себе.» От Литман и требовалось-то немного — всего лишь сказать обездвиженному демону несколько слов, которые ещё и могли являться правдой. Всё просто. Зачем было тянуть? Зачем было прятаться? От Рэя можно не прятаться, он ведь привязан, и раз до сих пор не выбрался, значит надёжно привязан. Но Дар не хотела видеть лицо, взгляд этого несколько звероподобного существа, когда она скажет ему это «Вы можете только убивать.». Это слово «только» — это самое страшное слово во всей фразе. Он ведь пытался с ней заговорить, выйти на контакт… Он не знал, что её задание было простым. Это расстраивало Литман больше всего. Он ведь никакая не тварь. Не существо, не создание. Демон? Быть может. Но уж точно не животное. Над ним измываются как могут, а сегодняшний день дал ей понять, что теперь и она будет причастна к этому. Но надо жить. Теперь Дар как никогда ясно понимала, что теперь её основная и единственная цель — сохранить себя и вернуться домой с меньшими потерями. Если она когда-нибудь выберется отсюда, она наверняка сможет забыть и Рэя Тайта, который похож на существо из страшной сказки, и всё это зверство, и временные аномалии, и бесконечно растянутый коридор. Она сможет жить как нормальные люди, и внушит себе, что это всё страшный сон, который она видела во время болезни. Главное уйти. Уйти. Уйти. Ей уже начали сниться сны, в которых она находит выход из коридора, в которых она убегает от военных к свету в конце бесконечного туннеля. Это всё должно воплотиться в реальность, потому что кошмар не должен быть реальным, это не по правилам. И не важно, сколько придётся ждать. Не важно, что придётся сделать. Демонам место в аду. Дар Литман место на земле.