Драбблы по Академии

… Почему-то именно в этот момент ему на ум пришли детские годы. Дошкольная пора, воспоминания о которой, казалось бы, давно должны были поблекнуть, уступить место новым и, в конце концов, исчезнуть. Но сейчас перед расфокусированным взглядом Кацуки ясно предстала комната, залитая светом, светлые обои, разбросанные по полу игрушки. В ушах зазвенело, и он словно наяву услышал детский смех. Причудилось, конечно же. Но… Уж больно яркие и живые видения, будто все это было лишь вчера, а не с десяток лет назад. В то время его мир, ограничивающийся парой улиц, казался невероятно большим. Над головой – всегда яркое синее небо. В его воспоминаниях не было ни одного дождливого дня. Злодеи показывались лишь на экранах телевизоров и неизменно отступали перед силами добра. Да он и сам уже готов был стать героем – с сильнейшей причудой среди всех прочих детей. Вот только мама сказала: «Подрасти». И он изо всех сил старался вырасти поскорее, попутно исследуя окружающий его мир, заводя новых знакомых-друзей, вызывая у тех зависть и восхищение. Он стал центром крохотной галактики с вечными спутниками, кружащими подле него. Одним из них был Деку. Этот простачок вечно бегал за ним хвостиком; они жили рядом, потому Кацуки позволял. Да и не было в нем ничего особенного. Зато на фоне беспричудного Деку он сам очень ярко сиял. Перед взором Кацуки теперь – улыбка воспитательницы, хоть он и не смог вспомнить целиком ее лицо. Но уверен: она была строга, но добра. Под ее надзором в детском саду было все по расписанию: прогулки, обеды-ужины, сон-час. Отбой днем Кацуки любил меньше всего – столько потраченного времени зря! Но каждый раз не замечал, как засыпал. В отличие от Деку. Тот всегда смотрел на мир восхищенными глазами. Подмечал детали, на которые он, Кацуки, и внимания бы не обратил. А после рассказывал о них, рассказывал и рассказывал. Вполголоса, и не разберешь – то ли другим, то ли самому себе. В такие моменты его было не остановить. И Кацуки, у которого кончалось терпение из-за бубнежки под самым ухом, взрывался: «Засыпай уже, Деку!». Только тогда тот вздрагивал и умолкал. До следующего раза. Кацуки едва улыбнулся. Мысли о былом не вызывали раздражения. И к бормотаниям Деку он давно уж привык. И сейчас не сорвался бы на нем, вот честно. Но Деку оставался непривычно тих. Очередной взрыв в этот раз прогремел совсем близко. Кацуки сильнее прежнего прижал к себе драгоценную ношу. Сморщился от боли в боку. Он попытался мысленно ухватиться за старые, светлые воспоминания, как за спасательный трос, задержать их еще ненадолго. Хотя и сам не понимал, для чего: то ли в попытке убежать от реальности, то ли в поиске новых сил. Кацуки склонился ниже, провел пыльной рукой по слипшимся кучерявым волосам. И прошептал вполголоса, возможно, для самого себя: «Не смей засыпать! Слышишь, Деку? В этот раз не смей засыпать…».