a mother's cautionary tale

Свалка. Мы на свалке. Нико вывел нас в пригород по дорожкам, идущим от океана через огромную поляну, доходящую до самой свалки. До ебаной свалки, потому что его ещё более чем обычно больное сознание решило привести нас именно сюда. Стараюсь скрыть растерянность и раздражение, в конце концов, он болеет, и, по-хорошему, стоило бы вернуться домой (слышу, как маленький Нико внутри моего черепа фыркает «домой») и позаботиться о нем. Ан нет! Лучшим решением, по ходу, было выпрыгнуть из окна! Но Нико улыбается мне, и всё становится неважным. На его лице столько гордости, вызванной этим заполненным мусором пространством, наверное, худшим во всем городе. И он забирается по куче заброшенных машин и других вещей, оставленных здесь разлагаться, светясь так, будто показывает мне результат своего труда. Смотрю на него, качая головой с идиотской ухмылкой на лице. Кажется, мне никогда не сможет надоесть Нико (сопливо). — Добро пожаловать в мой второй дом. Первый — ад, как ты понимаешь, — ухмыляется. — Ад — преувеличение, — всё ещё улыбаюсь ему. Нико пожимает плечами, спрыгивая вниз и хватая мою руку — да, руку, не запястье!!, — ведя через трубы и битое стекло к импровизированной качели из шины, свисающей с огромного гнилого дерева в центре помойки. — Ад — это преуменьшение, — говорит он; цокаю языком в ответ. — Да? И чем же здесь лучше? Он моргает и вздрагивает. — А я и не говорил, что здесь лучше. Это пугает, как и каждый раз, когда Нико смотрит этим жутко проникновенным взглядом; он уходит, лающе смеясь в пустоту, пока бежит к качелям. Я вздыхаю и срываюсь с места, стараясь догнать его: — И что это значит?! В ответ — лишь тишина, а Нико исчезает в гигантской трубе, практически обвалившейся под весом всякой рухляди и мусора. Он именно растворился, будто свалил в Нарнию или Нетландию, нарочно не взяв меня с собой. Из трубы слышится слабый шум, так что я спешу за Нико. Труба облупленная, с течью наверху, и струйка какой-то серой жижи оказывается у меня на носу — меня сейчас вырвет. Здесь невысоко, отчего приходится ползти, и колени и ладони быстро мокнут, когда я проползаю по местам, где капает. Сжимаю плечи, пролезая через полу-обвалившийся выход, и стону, наконец, утирая нос: — Бля, чувак… это было ужасно, — Нико лишь пожимает плечами, играясь с большой… коробкой? Подхожу к нему и вытираю руки об его свитер, на что тот даже не реагирует — наверное, Лу постоянно так делает. Вблизи я узнаю коробку: это старинный бумбокс. Один динамик сильно протертый, на нем даже есть несколько дырок, а второй просто очень загрязнен. Шнуры свисают со всех мест, а сам Нико пихает внутрь проигрывателя кассету. — Он выглядит таким грустным, — шепчу. Нико поворачивается ко мне: — Разве? Я не заметил — не имею привычки рассуждать об эмоциях неодушевленных предметов, — прикусив губу, киваю в ответ. — О да, конечно, смейся, ди Анджело, — тот подмигивает и смеётся над этой мелкой обидой. Ну, а что он? — Так что здесь так течет? Тот пожимает плечами, легко игнорируя резкий шум из бумбокса, и размеренно отвечает: — Стикс. Господи. Я-то думал, только у Лу такие шуточки. В поисках ответов кошусь на Нико, который морщит нос. — Ну, смесь сточных вод и грязи, полагаю. Может, там замешана ещё какая-то фигня, не знаю. Тут несколько таких ручьев, — м-да, не впечатляет. — И у них у всех названия в стиле Подземного мира? — спрашиваю. — Это мой мир. Мой рай, — ухмылка, — и я могу выбрать любой стиль. Качаю головой: — А Лу и остальные знают об этом месте? — от этого вопроса его лицо на мгновение озаряется виной и стыдом (вау, они у него есть), прежде чем моментально разгладиться в усмешку. — Я люблю их и всё такое, но даже мне иногда необходим перерыв, — «перерыв от чего?» — невысказанный вопрос повисает в воздухе, но Нико уже продолжает: — Порой их становится… слишком много. Я понимаю, что сам такой же — я часто довожу Уилла и Джейсона и им приходится уходить, чтоб слегка остыть, — пожимает плечами. — Так что чем я отличаюсь от этих двоих, почему мне нельзя иногда исчезать? — и… это звучит неправильно: Нико всегда отличается, и он цепляется за эти различия как за то, что ему поможет выбраться отсюда. Но возникать сейчас будто странно, так что просто хмыкаю в ответ. Нико кашляет так, что кажется, что у него сейчас выйдут легкие наружу, и смеётся, сморкаясь на землю. Фу, блять. Не могу промолчать: — Это блядски мерзко. Он ухмыляется и пожимает плечами: — По фактам, тебе это нравится. По фактам, ты мне нравишься. — С чего ты взял? — усмехаюсь. И внезапно мы оказываемся лицом к лицу, нос к носу, и я стараюсь игнорировать факт, что у него могли остаться сопли на носу, что даже звучит отвратительно. — В этом-то и прикол, — выдыхает Нико. — Ни с чего! Ни. С. Че. Го! — наверное, он часто бредит, когда болеет. Хм, в принципе, это вписывается в его образ. Кладу руки ему на талию (!!), удерживая от неожиданных прыжков. — Окей, окей. Давай замрём на секунду, — он зло смотрит в ответ. — Не надо со мной нянчиться. — Кто сказал, что я с тобой нянчусь? — поднимаю бровь. Вау, взглядом, который он мне посылает, можно убить. Кот, готовый выпустить коготки, если от него не отстанут, и это с какого-то перепугу смешит меня: — Ладно. Извини, наверное, это весело. Я просто не часто делаю что-то… такое. Взгляд Нико заметно смягчается ты ж моя сладкая лапушка, когда он отвечает, мотая головой: — Ты не должен, — я не совсем понимаю, о чем он, но он аккуратно снимает мои руки с себя и говорит: — Пойдем, я покажу тебе Стикс. Без каких-либо возражений следую за ним — иногда я тоже могу быть потерявшимся щенком. Поломанные банки трескаются под ногами, стеклянные бутылки еле держатся на кучах и куча мусора. — Мы можем поискать здесь что-то для билборда, — вслух размышляет Нико, и я соглашаюсь с этим. — Да, это было бы неплохо. Это то, что я говорю, но чувствую, что какие бы теплые искры не наполняли мое тело вчера, они все исчезли, смененные истощением и желанием свернуться калачиком, что расходится у меня по позвоночнику. Нико вновь кашляет, спотыкаясь, когда мы проходим мимо перевернутой машины, у которой уже нет пассажирского сидения. Интересно, что с ним случилось. Вдруг слышится звук текущей воды, меж быстрыми потоками которой прорастает трава, а мы уже идём вдоль обвалившегося берега. И, как Нико и предполагал, река — слизистая масса, состоящая из дождя, сточных вод и черной жижи. Как ни странно, она не воняет. Нет запаха гнили или рвоты… ничего. Нико подбирает прутик и швыряет его в эту «речку», и та сразу всплывает, уносимая течением. — Стикс, значит? Он кивает: — Самая загадочная река этого блядски скучного города, — зеваю после его ответа, что оказывается случайным совпадением, но, несмотря на это, получаю в живот, и Нико надувает губы, сморкаясь: — Заткнись, придурок. Это, вообще-то, круто. Я пожимаю плечами (ой всё я начал перенимать привычки местных): — И противно. Нико надувается сильнее: — Ладно, без разницы. Мне скучно. — Хм, не хочешь познакомиться с моей мамой? — без понятия, откуда такая идея, потому что это будет пиздец, но всё же озвучиваю её. Нико, кажется, того же мнения, так как он лишь устало смотрит на меня: — И зачем мне это? — Ну, я все равно собирался звонить ей по скайпу, — морщу нос. — И ты бы так смог развлечься хоть как-то. Проходит какое-то время в тишине, прежде чем он кивает. — Только дай мне освежиться. — Зачем? — поднимаю бровь, а Нико фыркает. — Мне нужно в душ, принять аспирин и жаропонижающее, я хочу кофе и покурить- — Не-а, никаких кофе и сигарет, — обрываю его, опуская руки ему на плечи и серьезно смотря в глаза, отчего он стонет и пинает меня. — Но почему? Я буду ещё больше нудеть, если- Я провожу ладонью по его волосам и кладу руку ему на плечи, когда мы начинаем идти назад. — Потому что кофе сушит, у тебя потом будет башка болеть, а это не то, что тебе нужно, поверь мне. С сигаретами та же фигня, — он слушает, вздыхает, зевает и чихает одновременно. — Ненавижу, когда ты умничаешь. Это моя прерогатива, — за такие слова я мгновенно поднимаю его, забрасывая на плечо, отчего Нико начинает дергаться: — А ну отпусти меня! Качаю головой: — Не-а, хорош извиваться. Нико издает громкий недовольный звук, но успокаивается, опуская подбородок мне на голову. — Как хочешь. Но я прекращаю это делать только потому что… ох, — не глядя на меня, он прочищает горло. Усмехаюсь: — Да, конечно. Как скажешь. Но, послушай… — после этих слов он переводит взгляд на меня. — Можешь… ну типа быть приличным при маме? Ты, наверное, слышал, что она с пунктиком на гиперопеку и все такое. Он коротко смеется. Если бы у меня были собачьи уши, я бы сейчас мог потрогать ими его щеки… Боги, некоторые мысли всё же лучше порой оставлять при себе. Но Нико расслабляется и, наконец, отвечает: — Да, хорошо, я постараюсь. Для меня этого достаточно.

***


Нико пробирается ко мне в футболке с какой-то группой и шортах, и я невольно смеюсь, что вызывает у Нико вопросы. — Что? — Ничего, — отвечаю и маню его к себе на кровать. У него из карманов торчит бутылка аспирина и пачка салфеток, и я улыбаюсь шире, наблюдая, как он устраивается на подушке и сворачивается калачиком. Кончики его носков грязные, наверное, Нико бежал на цыпочках через газон. Кажется, он останется здесь надолго. Я готов увукать. Ставлю ноутбук на колени, быстро считая время. Тут сейчас 10.10, значит, в Нью-Йорке сейчас час дня, и мама не должна быть занята. Открыв скайп, ищу её имя в списках контактов, зная, что едва ли в скором времени позвоню кому-то ещё. У имён Аннабет и Гровера сейчас серые значки, они в оффлайне, да я бы всё равно и не стал бы с ними говорить. С Лукой тем более. Уже через один «блип» на экране появляется лицо мамы. «Перси!» — доносится из компьютера, хотя её губы даже не двигались. О да, идеальный интернет. Я улыбаюсь. — Привет, мам- — Почему ты не позвонил раньше? Уже суббота! Как у тебя дела? У тебя уже появились новые друзья? Приятно, что она не настолько зла, насколько могла бы быть. Потому что, честно говоря, несмотря на то как я плохо отзывался о ней в последнее время, я скучал по ней. На самом деле, она хорошая, просто иногда слишком… усердная. Она сидит на кухне, переполненная особым восторгом, заметным даже через камеру. Голубые глаза мамы встречаются с моими. У меня изнывает сердце по голубым печенькам-ракушкам и синим спагетти, которые мама готовила каждый четверг. Я почти хочу обратно в свою комнату с изношенными простынями, пахнущими лимонным кондиционером для белья, но смотрю на лежащего рядом Нико и понимаю, что переезд стоит того. — Прости, мам. Замотался, пока пытался обжиться здесь, но уже всё хорошо! Потрясающе, на самом деле! Калифорния просто… невероятна, я бы сказал! Чувствую, что Нико смотрит мне в спину. Он, словно подтверждая это, сдвигает ногу, устраивая её у меня на коленях — в опасной близости от паха. Засранец. Но я стараюсь не отвлекаться и продолжать говорить с мамой: — И, хах, да, я завел несколько новых друзей. Они тоже очень крутые. Мама улыбается и опускает взгляд на ступню Нико, наверное, у неё на экране только сейчас отразилось это перемещение. — Кто это? — Здрасьте, мисс Джексон, — лениво произносит Нико (спасибо, не зевая), и мама вздрагивает от неожиданности, приближаясь к экрану, будто это поможет ей рассмотреть его. Хватаю ногу Нико и машу её в камеру. — Это Нико. Он немного… — бросаю взгляд на него: его, казалось бы, легкое тело занимает сейчас большую часть кровати, а лицом он уткнулся в подушку настолько крепко, что боюсь, он рискует задохнуться. Но его спина поднимается и опускается, так что всё нормально, — ...простывший сейчас. Понимающе хмыкнув, мама качает головой: — Ох, бедный. Можно мне увидеть его? Или он слишком укутан одеялами на данный момент? — Честно говоря, я думаю, он умер. Ауч, Нико пихает меня в бедро. — Скоро. Ох, не стоило ему этого говорить. Мама щурится и поднимает бровь, глядя на меня. Поворачиваю ноутбук, опуская его рядом с Нико, чтоб она могла посмотреть на него. — Давай, дорогой, покажи свое милое личико! — мама хихикает. — «Милое» это слишком сильно, — хмыкает Нико, — не думаю, что вы оцените… — он прерывается, кашляя прямо мне в подушку; я больше никогда на неё не лягу, — сопли и опухшие глаза. Я усмехаюсь и просовываю под него руку, стремясь поднять его: — Да блин, чувак, давай — покажи моей маме это «милое личико»! — он падает бескостным мешком мне на грудь. Вздыхаю: — Нико. — Перси. Мама слегка смеётся: — Нико, верно? Давай, пожалуйста, мне бы хотелось познакомиться с новым другом моего сына, — «новый друг её сына» посылает ей короткий взгляд и снова утыкается мне в ключицу. — При всем уважении к вам, мне придется отказаться. Думаю, эта версия Нико самая покладистая из всех, что я видел. И что-то мне подсказывает, что это не только оттого, что он болеет. Нико незаметно держится рукой за воротник моей футболки и слегка трясется. Пиздец, он настолько боится моей мамы. Та вздергивает головой, заметно настораживаясь, когда осматривает черную футболку Нико и его шорты в маленьких черепа. Она поднимает взгляд на меня и уже с намерением поднимает бровь. Блять. Наконец, Нико на секунду поднимает голову: — Здравствуйте. Вот. Мы познакомились, вы восхитились моей красотой, а теперь прошу меня извинить, — с этими словами он встает с кровати, параллельно кашляя и чихая. — Арах, — бормочет Нико, и я чувствую его желание выругаться и покурить, а ещё заняться хоть чем-то, чтоб успокоиться. — Может, сходишь попить? — предлагаю ему. И да, я разобрался с двумя проблемами: неловкостью Нико и подозрениями мамы, у которой сейчас появиться возможность их озвучить. Дверь захлопывается, и она поворачивается ко мне. Три, два, один… — Перси. Её тон строгий, слишком родительский; она по-прежнему считает, что говорит с тем же мальчиком, который, сделав что не так, сразу бежал к ней. Что ж, этот мальчик улетел от неё вместе со мной, но прибыл уже в какое-то другое место, потому что больше его здесь нет. — Да? — максимально невинно спрашиваю я; мама сразу настораживается, изучая меня. — Ты же помнишь мои предостережения, да? Думаю, мы оба заранее знаем ответ. — Конечно. Она цокает. — Нико ведь плохой парень, так ведь? — я хмурюсь. — Нет! Он хороший, он такой, какой он есть, он хороший парень со своими собственными взглядами, и он- — Перси! — мама слегка дергает себя за волосы. — Это лишь то, за кого он пытается себя выдавать! Он же использует тебя! Что он заставлял тебя купить для него? Сигареты? Наркотики? Наверняка он приглашал тебя на какие-нибудь тусовки, да? Научил и заставил тебя делать неправильные вещи! Господи. Не могу не фыркнуть: — Неправда. Правда. Но всё, что я делал, было моим сознательным решением. И это заставляет меня вспомнить то, о чем я размышлял недавно. (Он решил курить, он решил растворить своё сознание в темноте, он решил бежать, не останавливаясь, чтобы достичь того, что жизнь не хотела ему давать, большего, чем бы она могла предложить, найти что-то, что бы сделало время, проведённое им в мире, состоящим из разбитых мечт и бессонных ночей, стоящим.) Принимать собственные решения будет страшно — именно так я думал сначала. Но, чёрт, это оказалось не так. Совсем не так. Это блядски прекрасно. Но мама всё ещё на линии. И сейчас прожжет во мне дыру взглядом. — Правда, — настаивает она. — Он просто.. они все просто пускают пыль тебе в глаза! Я твоя мать и знаю, что будет лучшим для тебя, — вижу, что у неё на глазах стоят слезы. — Мне стоило… Я должна была стараться сильнее, чтоб сохранить тебя. Если бы у меня получилось, ты бы всё ещё был в безопасности. В безопастности. В безопастности. В ебаной безопастности. Коротко смеюсь. — Конечно, мам. «В безопастности». Она почти вздрагивает от такого нового для неё поведения, но в этой ситуации есть ещё кое-что новое: меня не волнует её реакция. Больше нет. — В безопастности, не живущий — существующий с нулевой социальной жизнью, постоянно находящийся с зазнайкой, заставлявшей меня делать то, чего я не хочу, и парнем, которому посрать на всё, кроме своей девушки? Мама распахивает глаза. — Аннабет и Гровер? Нет! Они были идеальным примером- — Твоим идеальным примером людей, с которыми я, по твоему мнению, должен дружить! Но, на самом деле, нет! Мне хорошо с Нико, Уиллом и Джейсоном! Я общаюсь со столькими людьми здесь — здесь, вне твоего надзора и осуждения, и представь себе, — она в шоке молчит. — Им похуй на то, что ты подумаешь о них! И единственная причина, почему Нико старался вести себя более-менее прилично перед тобой, это потому, что я его попросил. Поверь мне, в своем обычном состоянии он ругается как сапожник, и знаешь, что? — внимательно смотрю на неё. — Я люблю это. Я люблю, как он курит, кричит и пинается, и, господи, это лучшая вещь на свете, — наверное, я перегибаю палку с этими неожиданными откровениями. В конце концов, мама моргает, приходя в себя, и бросает сердитый взгляд на меня: — Я звоню твоему отцу. Пожимаю плечами. — Давай! Мне поебать! Не знаю, откуда во мне столько злости не неё (я знаю, просто не хочу признавать). На этом наш разговор и заканчивается, когда я резко захлопываю ноутбук. Проходит мгновение, прежде чем я осознаю свои действия, и нужно ещё одно, чтоб в мое сердце просочился страх. Я безнадёжен. И я… боги, я не сожалею, я просто- я не знаю. Именно этот момент и выбирает Нико для того, чтобы зайти обратно в комнату. Он указывает подбородком на то, как я держу руки у груди. — Как всё прошло? — Я проебался, — стону. Нико не комментирует, насколько ужасно это звучит, — наверное, он понимает моё текущее состояние. Он опускает свой стакан воды мне в руки, похлопывая по плечу. — Всё нормально. Она успокоится позже. Она, она обязательно- ты ведь… ты просто слишком очарователен, — он бормочет и роняет голову мне на плечо, наконец вырубаясь. Мягко улыбаюсь, глотая воду, что он дал мне. Она освежает, смывает вину с глубины горла. Потом я аккуратно сдвигаю Нико, устраивая его на своей груди, и сам растягиваюсь на кровати. Он сползает ниже, выдыхая мне в ребра. Как он всегда это делает. Я ухмыляюсь и смотрю в потолок. Что-то мне подсказывает, что Посейдон будет не в духе по возвращении домой. И, в который раз за сегодня, я решаю забить на это, потому что сейчас, сейчас мне слишком хорошо здесь, в руках этого злостного маленького ублюдка. Я бы ни на что это не променял.