***
Галина очнулась от холода и обнаружила себя лежащей в темноте. Провал в памяти. Темнота в голове. Темнота снаружи. Она смотрела туда-сюда, однако нигде не видела совсем ничего — ни внизу, ни наверху, ни справа, ни слева. Рогозина лежала на спине — это она понимала. Больше ничего. Она пыталась вспомнить, где находится. Интересно, что это за место, где стоит такая кромешная тьма? Галина закрыла глаза, потом снова открыла. Ничего не изменилось. Вокруг была темнота. Она попыталась нащупать рукой прикроватный столик. Ничего. Ее рука нащупала что-то холодное, неровное, жесткое… Да что же это такое? Камень? Бетон? Она пошарила рукой в темноте, но ее пальцы находили только холодную шершавую поверхность. Ее тело сообщило ей, что она лежит на матрасе. Ее рука сказала, что под матрасом каменный пол. Больше ничего не нашла — только пустота и темнота. Рогозина села и обхватила плечи руками. Теплее не стало, зато создалась некая иллюзия того, что можно мыслить и трезво оценивать ситуацию. «Нужно сперва сообразить, что происходит, понять, где я. Где я? Можно сообразить это по одежде, которая на мне». Галина принялась ощупывать себя. На ней была незнакомая одежда: куртка, свитер, футболка, джинсы, широкий ремень, колготки, сапоги на небольшом каблуке. Она залезла в карманы — не найдется ли там чего-нибудь, но не нашла совсем ничего. Когда она все это надела — вчера? Память постепенно возвращалась. Она ехала в поезде, но в другой одежде… А потом? Пустота. Полковник спустила ноги с матраса, уперлась коленями в каменный пол, потом поднялась. В темноте она не могла сориентироваться, и ее покачивало. Она споткнулась, упала, сильно ударилась и вскрикнула: руку обожгло болью. Голова у Галины кружилась. Она снова встала на колени. Поднялась, на этот раз медленнее. Выпрямилась. Ей было трудно держаться прямо. Каждые несколько секунд Рогозина теряла ориентацию, ударялась о стену или спотыкалась о матрас и снова падала. Снова поднимаясь на ноги, она с каждым мгновением чувствовала все большую тревогу, отчаянно пытаясь сообразить, где же она находится. Правая рука у нее очень болела после падения. Левой она начала ощупывать стену. «Методично. Нужно действовать методично» мысленно повторяла она. Снизу доверху она начала от пола, а потом поднималась вверх — сколько хватало роста. Холодный, ровный камень. «Но ведь как-то же я попала сюда? Значит, тут должен быть выход». Полковник споткнулась, потеряла стену, попыталась вновь ее найти. Взмахнула руками, в очередной раз упала, снова сильно ударившись о каменный пол. Ее лицо ощутило матрас, влажный, заплесневелый, пахнущий временем. Снова поднялась на колени. Выпрямилась. Успокоилась. Глубоко вздохнула. Встала ровно, стараясь не пошатываться, мелкими шажками подошла к стене. Ее руки продолжали ощупывать ровную поверхность. «Где бы я ни находилась, как бы я здесь ни оказалась, но если в это помещение есть вход, то отсюда должен быть и выход». В поисках выхода женщина обследовала стену по периметру всего помещения. Стена была абсолютно гладкой, и было совершенно ясно, что в ней нет никаких отверстий. Когда постучала по ней, звук получился глухой, как в вату. Должно быть, стена была еще и очень толстой. Полковник пришла к выводу что находилась в квадратном помещении без окон. И ничего вокруг, кроме бетона, — никакого лаза. «Но ведь выход должен быть…». Наконец-то она сообразила посмотреть наверх. В потолке был лаз: деревянная крышка, как ремнями, перехваченная железной сбруей. Закинув голову, она потянулась и почти достала до него руками. Рогозина встала, сложила матрас пополам — правое запястье болело после падения — и забралась на него. Это добавило несколько сантиметров к ее росту. С трудом удерживая равновесие, женщина вытянула руки вверх и надавила на доски. Люк был хлипкий и, похоже, трухлявый, потому что стоило ей дотронуться до досок — за шиворот сразу посыпался какой-то мусор. Полковник уже изо всех сил ударила в доски и зажмурилась, потому что труха сыпалась теперь не переставая и попадала в глаза. Не открывая глаз, она стала молотить изо всех сил. Скоро старые доски не выдержали, под ними что-то задребезжало железным дребезгом. С той стороны люк был закрыт металлической решеткой. Затаив дыхание, она прижала ладонь к решетке. Холодный воздух. Обрадовавшись Галина принялась ощупывать основание решетки. Как решетка закреплена на крышке люка? Просунув руку между прутьями, Рогозина провела пальцами по кромке. Нащупала бугорок величиной в полсантиметра, не больше. Шуруп. Теперь она ощупывала кромку пальцами со всех сторон и считала. Всего восемь шурупов. Но других путей, кроме этого люка, отсюда не было. Если бы ей только удалось отвинтить шурупы на решетке, пожалуй, ее можно будет убрать, подтянуться и пролезть в люк. Матрас внезапно поехал в сторону. Женщина вцепилась руками в решетку, отчаянно пытаясь найти опору. Потом, вскрикнув, упала в темноту и с глухим стуком врезалась в бетон. Не найдя в себе сил снова встать, она заползла на матрац и лежала без движения, прикидывая, сколько может быть времени. Ночь? День? Утро? Вечер? Она подумала, что, наверное, существует какой-то способ высчитывать время в темноте. Вот только какой? Суточные ритмы человека не совпадают с теми, которые установила природа. Мы живем циклами по двадцать пять с половиной часов. Ученые проводили эксперименты: людей на несколько месяцев помещали в шахты, в полную темноту. И потом им всем почему-то казалось, будто бы они провели в шахте меньше времени, чем на самом деле. Полковник читала об этом еще давно, а теперь вот вспомнила. «На помощь рассчитывать нечего. Единственная возможность спастись — выбраться отсюда самой.» подумала Рогозина и заставила себя снова встать. Шурупы на решетке имели диаметр приблизительно с ноготь ее мизинца. Полковнику требовалась отвертка. Преодолевая боль, женщина снова принялась ощупывать себя. Сапоги: каблук довольно прочный, он мог ей пригодиться… Широкий ремень с металлической пряжкой. «Хорошо. Вот это хорошо». Она разулась, сняла ремень и села. Галина крепко сжала ремень в правой руке, отвела назад пряжку, откинула язычок, крепко прижала пряжку к ремню, держа язычок между пальцами. Потом повертела рукой с пряжкой вправо-влево. Удобно. Плотная, хорошая хватка. Теперь она левой рукой плотно прижала пряжку к полу, так чтобы язычок лежал горизонтально, а правой ухватила носок сапога, и сильно, словно молотком, ударила по язычку каблуком. Мимо. Во второй раз Рогозина угодила себе по пальцам и с приглушенным криком бросила обувь и пояс. Потом она намотала ремень на пальцы, чтобы защитить их, и попробовала снова. Металлический звук свидетельствовал о том, что она попала в нужное место. Полковник ударила каблуком еще раз. Глухой звук — мимо. Новая попытка. Дзинь — попала. И еще раз. И еще. После нескольких успешных ударов Галина потрогала язычок. Он был теплый. Хорошо. Ей было известно: чем теплее металл, тем он податливее. Должно получиться. Она обулась и сложила матрас пополам, придвинув его к стене. Держа ремень с расплющенным язычком — импровизированную отвертку, она осторожно, чтобы не потерять равновесие, забралась на матрас. Подняла руки, просунула их между прутьев решетки, нащупала шуруп. К ее облегчению, язычок просто идеально вошел в резьбу шурупа. Крепко сжимая пряжку в руке, она начала поворачивать ее.***
Восьмой шуруп выскользнул из пальцев. Галина дотянулась обеими руками до края решетки, подсунула импровизированную отвертку под металлическую кромку и начала приподнимать ее. Решетка оказалась гораздо тяжелее, чем думала полковник, ее с трудом удалось сдвинуть в сторону. Она скатала матрас в рулон, выдернула ремень из брюк, стянула получившийся валик чтоб он не распадался и поставила вертикально. Держась руками за кромку лаза забралась на него, и осторожно распрямилась. Голова у нее оказалась снаружи и Галина с удовольствием вдохнула во всю глубину своих легких колючий морозный воздух. В верхней комнате было темно, только луна лежала косыми полосами на грязном щелястом полу. Лунный свет доставал до противоположной стены, на которой висели какие-то цветные бумажки, похожие на фотографии из журналов. Никого не было. Полковник вытащила локти и уперлась ими в пол с двух сторон от лаза. Она подпрыгнула, стараясь повиснуть на руках, подтянулась и оказалась наверху. Рогозина мысленно обрадовалась тому что регулярно занималась спортом и подтягиваться прекрасно умела. Галина встала на ноги и чуть не споткнулась о лестницу, которая лежала около лаза. Она осторожно обошла комнату и огляделась. Комната казалась капищем безумца. Луна освещала мутно-белым светом комнату. Всю ее обстановку составлял стол напоминавший огромный жертвенник — вся его поверхность и стена над ним была испещренной фотографиями, записками и вырезками, распечатками и какими-то мелкими предметами. Скотч, булавки, лейкопластырь — полковник могла поклясться, что видела даже гвоздь. Увидела — и сейчас же его потеряла его в мнимом хаосе. Какая-то маленькая картинка свалилась со стола. Галина нагнулась и подняла бумажный квадратик, с трудом присмотрелась, и… Это была ее собственная фотография. Она закрыла глаза, постояла и снова открыла. Постепенно глаза привыкли к лунному свету, и Рогозина разглядела этот большой многоуровневый алтарь с газетными вырезками о ФЭС, ее собственными фотографиями, отца, дальних родственников, коллег, просто знакомых и сослуживцев… Ее фотографий было больше всего и с разных ракурсов. «Меня похитили какие-то ненормальные, с извращенным сознанием…» подумала она. Скудное освещение не позволяло изучить алтарь внимательнее. Неизвестно зачем Галина сунула зажатую в руке свою фотографию в карман джинсов. «В дверь нельзя — подумала полковник — вдруг за ней кто-то есть». Окно! Она сможет вылезти тихо и незаметно. Она сумеет… Рогозина беззвучно прикрыла крышку люка и подошла к окну. Она открыла хлипкий шпингалет и распахнула створки. Стараясь не шуметь, она проворно вылезла в окно, повернулась и тихо притворила створки. Вокруг не было ни души. Ни проблеска света, ни звука, ничего. Впереди росли кусты, а за ними обветшалый штакетник, и Галина, перебирая руками и прислушиваясь, нашла дырку, раздвинула гнилые штакетины и пролезла. В тянущемся за забором снежном покрове четко отпечатались шины, самого автомобиля не было…