***
Да, я снова работала у нее. Или, вернее сказать, на нее? Где-то через полгода после той ночи откровений, когда я призналась ей в чувствах и мы многое обсудили, я уволилась из «Канта». Точнее, Градовский делал все, чтобы я ушла сама. Заваливал меня работой настолько, что Волжак реально психовала, потому что не виделись по несколько дней. И мне чуть не силой приходилось ее удерживать, чтобы она не набила Градовскому морду. Думаю, он просто хотел на мое место более… податливую. Но когда чаша терпения Волжак переполнилась, она заявила — либо я увольняюсь к чертовой матери, либо она едет к самому Семенову в Москву, и непонятно, что будет потом. Пришлось согласиться с первым вариантом. Хотя я не особо была расстроена. И, конечно же, Волжак предложила мне мое прежнее место. Я не знаю, как она столько продержалась на временных ассистентах, — говорит, что знала, что рано или поздно я вернусь. Может, правда знала. Тем не менее, проблем с устройством не было. Михаил Андреевич даже шутил, что скоро начнет меня переманивать к себе. Волжак при этих словах заметно напрягалась, но держала себя в руках. И вот, уже больше года я снова ее личный ассистент. И я безумно счастлива, что наши отношения нисколько не мешают работе. Скорее, наоборот. Правда, Волжак постоянно гоняет меня на курсы повышения квалификаций, чтобы я могла расти. Хотя и отпускать с должности своего ассистента не хочет. Но и меня пока все устраивает. Захочу уйти — знаю, она меня поддержит. Что изменилось с того периода? Почти ничего. На первый взгляд. Если смотреть глубже — изменилось все. Она изменилась. Стала другой. Стала добрее, проще, стала более открытой. Когда мы собираемся с девчонками, Маша постоянно говорит мне, что я спасла ее. Конечно, так, чтобы сама Волжак этого не слышала. Кстати, Маша не переехала к нам. Она перевезла к себе Оксанку. Собственно, у них все хорошо, и они недавно оформили ипотеку. С чем мы их и собираемся ехать поздравлять. За все это время было много разного. Были взлеты и падения, ссоры и примирения, притирки. Я мирилась с ее привычками, она — с моими. Я терплю раковину, забрызганную пастой, она — мои толчки ногами во сне. И многое другое. Но… Я счастлива. Когда почти через год наших отношений Волжак приперлась ко мне домой с какой-то прямоугольной штукой, завернутой в подарочную бумагу, и постоянно краснела и бледнела, я не знала, что думать. А когда я развернула подарок, то ахнула. На меня смотрела… я. Мой портрет. Тот самый, где я шикарна, как бедра Моники Беллуччи. Волжак тогда рассказала, что все три портрета на самом деле купил какой-то анонимный коллекционер, но ей удалось найти его и выкупить эту работу. Она сказала, что насочиняла ему невероятно занимательную историю, чтобы он согласился продать этот портрет. Что-то про прабабушку и последнее желание — я не рискнула вдаваться в подробности. И, протягивая мне этот подарок, она заявила, что хочет лично и вживую видеть этот мой взгляд каждый божий день. Я сначала не поняла, что она имеет в виду, а когда она протянула мне следом связку ключей, то чуть не упала прямо с портретом. Так мы начали жить вместе. И, к счастью, мы научились выходить из кризисов и проблем таким образом, что с каждым днем мне кажется, что я люблю ее все больше, хотя также каждый день кажется, что больше — просто уже невозможно.***
— Платье было не задрано! — возмутилась я. — Ну конечно! Она даже видела, какого цвета на тебе были стринги! — засмеялась она, а я просто стояла и смотрела. Господи, как же я люблю эту женщину. Ее голос, ее смех, ее улыбку. Все ее. Всю ее. Волжак перестала смеяться, но на лице все еще играла улыбка. — Почему ты так странно смотришь на меня? — Она наклонила голову. — Просто удивляюсь, как сильно тебя люблю, — честно сказала я. Волжак перестала улыбаться. Встала с кресла и подошла ко мне. Обняв мое лицо руками, она прошептала прямо в губы: — Поверь мне. Я люблю тебя ничуть не меньше.