К черту любовь!

      Погода не жаловала теплом, поэтому я надела теплые джинсы, полуботинки и дутую куртку. В таком виде я была похожа на подростка. Мои светлые волосы выбивались из-под шапки, и выглядела я мило. Это и было нужно. Не сексуально, а мило. Потому что мне придется просить Волжак не убивать меня своим равнодушием, а выслушать. А для этого я должна быть паинькой. И милашкой.       Я приехала на пять минут позже назначенного времени, чтобы Волжак меня не заметила. Так как знала: она не опоздает. Ее собранность никогда не позволяла ей задерживаться. Только если не какой-то форс-мажор. Но в этот раз все было в порядке — синяя «Инфинити» уже стояла на парковке. Я собралась с духом и вышла из машины. До места идти пару минут, и эти минуты мне покажутся вечностью — как перед вынесением приговора.       Я уже видела парапет и одинокую фигуру в черном строгом, почти мужском, пальто. С серым красивым шарфом. Вдохнув и выдохнув, я направилась к ней.       Она услышала шаги и обернулась. Даже в скудном свете фонарей я заметила, как изменилось ее лицо при виде меня. Она тут же стала строже и суровее.       — Что ты здесь делаешь? — не слишком дружелюбно спросила она, когда я подошла ближе.       — Мне нужно с тобой поговорить, — решительно произнесла я, молясь, чтобы моя решимость не покинула меня в самый нужный момент.       — Не о чем, — довольно грубо ответила Волжак, поджав губы.       Может, мне показалось, но… Было ощущение, что она рассматривает меня. Причем делает это жадно, как путник, нашедший колодец с пресной водой посреди пустыни. Ее глаза сканировали мое лицо, в то время как сама я занималась тем же — я жутко по ней соскучилась. И больше всего на свете я хотела просто ощутить ее сильные крепкие объятия. Никто и никогда не обнимал меня так, как она. Это было всегда как-то особенно.       — Пожалуйста, — проговорила я и посмотрела на нее умоляюще.       Ну же, детка, просто дай мне шанс.       Волжак смотрела на меня еще с минуту, после чего вздохнула и словно обреченно ответила:       — Хорошо. Говори. Я тебя слушаю.       — Может, пройдемся? — слегка улыбнулась я, радуясь своей маленькой, но победе.       Волжак молча отошла от парапета и направилась по дорожке вдоль реки. Я следом.       Мы шли медленно, не торопясь. Наконец, она не выдержала:       — Ирина Николаевна, вы о чем-то хотели поговорить. Это случится сегодня?       Вот она, опять эти стальные деловые нотки. А я уже размечталась, что больше никогда не услышу их в свой адрес.       — Да, я… — Я вздохнула. Вся моя решительность испарилась. — Как… Как дела?       Дура! Что ты несешь?!       — Все прекрасно.       Лаконично и безэмоционально. Ладно, заслужила.       — Я слышала, ты взяла отпуск?       — Зачем ты спрашиваешь, если и так знаешь ответ? — хмыкнула Волжак. — Черт, она ни на грамм не потеплела. На что я надеялась? — Ты хотела поговорить о моем отпуске?       — Нет, — покачала головой я.       — Тогда что? — Она наступала. Она приняла мое появление за объявление войны, а не примирение. И не собиралась проигрывать. Но ее агрессия словно загоняла меня в угол. — Что? — повторила она, остановившись и глядя мне в глаза.       — Я… — Соберись! — Я… Мне сложно, — выдавила я.       — Сложно? — Волжак подняла бровь. — В чем сложность?       — Ты накидываешься на меня, а я просто хотела поговорить, — наконец смогла я связать слова в предложение.       — Я накидываюсь? — повторила за мной Волжак, понизив голос до опасной тональности. — Это Я накидываюсь? Разве это я наговорила тебе все те слова? Разве это я сказала, что в наших отношениях нет смысла? Разве я…       — Перестань, — шепотом перебила я ее, закрыв глаза.       За все время, что мы не общались, я ни разу не плакала. Но, кажется, именно сейчас слезы готовы были вот-вот прорваться. Я не могла слушать ее обвинения. Хотя и знала, что она права.       — Что перестать? Не ты ли сама этого хотела? — прошипела Волжак. — Ты же сама к этому подвела.       Я молча смотрела на нее, не в силах вымолвить ни слова. Точнее… слова крутились в моей голове, но не выходили наружу, так как я понимала, что они не прорвутся сквозь ее броню и толщу презрения. Но попытаться, наверное, стоило, поэтому я тихо сказала:       — Прости меня.       Волжак сжала челюсть, после чего покачала головой и ответила:       — Не нужно.       С этими словами она развернулась и направилась в обратную сторону.       Что? Неужели это все? Все так и закончится? Черт, я же люблю ее! Я очень ее люблю! Я не хочу ее терять. Я не могу ее потерять.       Я почувствовала, как по моей щеке скатилась слеза. Я вытерла ее перчаткой и закусила губу. Черт, черт, черт! Глупая, наивная дура! Ты столько ей наговорила, послала к черту все ее шаги к тебе, а теперь ты жалеешь себя, конечно!       Стало так обидно и горько, что хотелось просто лечь на землю и замерзнуть. Не чувствовать ничего. Ни этого ветра, ни холода. Ни этой боли.       Бежать за ней? Бессмысленно. Это же Волжак. Пошлет. Извиняться до потери сознания? Она не тот человек, который имеет безграничное терпение. Она принципиальная. А я слишком сильно ее обидела.       Мне не хотелось никуда ехать. Хотелось остаться здесь, в месте, где теплые воспоминания живы. Где я могу хотя бы помнить. Я не придумала ничего лучше, как сесть и перекинуть ноги за парапет. Я молча сидела и смотрела на темную воду. Слезы продолжали бежать по моим щекам, но я их уже даже не вытирала. Просто смотрела вниз, расставив руки по бокам, будто готовясь к прыжку.       Через пару секунд я почувствовала резкий рывок назад и ничего не успела понять, как уже стояла на тротуаре, прижатая поясницей к бетону.       — Ты что, с ума сошла?! — Волжак смотрела на меня как на чокнутую. А я тонула в ее глазах. Господи, если она уйдет от меня, как я выживу? — Ты что задумала? Совсем спятила?!       Она трясла меня за плечи, заглядывая прямо в глаза, в попытке прочитать на моем лице хоть какие-то ответы. Вероятно, она подумала, что я собираюсь… спрыгнуть? Глупости. Никогда не имела склонностей к суициду. Но она… Эта темная страница была в ее жизни.       — Ты меня слышишь?! Что с тобой?! — Волжак не унималась, пытаясь достучаться до меня.       Но я продолжала смотреть на нее мокрыми от слез глазами, а после просто произнесла:       — Я люблю тебя.       Волжак, как по команде, перестала пытаться вытряхнуть из меня душу и замерла, словно не веря ушам. Потом коротко выдохнула и, закрыв глаза, притянула к себе.       Я вцепилась в нее, как в спасательный круг посреди океана. Крепко, сильно. Меня била крупная дрожь. То ли от избытка чувств, то ли от холода. Но она была рядом. Она обнимала меня. Молча, не произнося ни слова, но обнимала. И этого мне было достаточно.       Через несколько минут она отстранилась, а я не знала, каким богам молиться, чтобы она не ушла, не оставила меня снова.       Но Волжак сняла с себя шарф, обмотала им мою шею и тихо сказала:       — Пойдем со мной.

***

      Мы оставили мою машину на парковке и поехали на ее. Я, конечно же, сразу узнала ее дом. И мне стало неуютно: неужели я своим поведением вынудила ее привезти меня к себе?       Поэтому, когда она припарковалась, я, слегка замявшись, все же произнесла:       — Слушай, ты не обязана…       — Просто пойдем со мной, — прервала она меня.       Я молча кивнула.       Мы поднялись на лифте и оказались перед дверью. Впервые я тут по приглашению. Или по вынужденному наставлению? Я надеялась на первое.       Когда я зашла внутрь, то сначала решила, что мы ошиблись дверью. Но поняла, что это абсурдно, так как я прекрасно помнила, где живет моя бывшая начальница. Просто тут все было… по-другому.       В доме будто появилась… душа. В прошлый раз, когда я здесь была, атмосфера была совершенно иной. Это просто была бетонная клетка. Но сейчас… Тут было уютно.       Волжак взяла меня за руку и повела вглубь квартиры. Боже… Серьезно, я готова была сдохнуть от переполняющих меня эмоций.       Мы прошли в гостиную. От той гостиной, которую я знала, — не осталось и следа. Только ковер и шкаф были мне уже знакомы. Тут был диван приятного светлого оттенка, мягкое кресло со стоящим рядом торшером и высоким небольшим столиком, на котором лежала книга с закладкой. Напротив дивана — длинная низкая тумба с телевизором. На стенах висели черно-белые фотографии городских пейзажей, как картины. Кажется, я их уже где-то видела. Точно! Это были Машины работы.       Только я собралась приглядеться к ним поближе, как Волжак уволокла меня в другую комнату. Ту, которая раньше была вообще пустой. Теперь это был полноценный кабинет. Черно-белый красивый рабочий стол, массивный и явно удобный стул, стальной ноутбук на столе, какие-то штуки под документы и прочая офисная ерунда. Также тут стоял высокий шкаф в тон столу, заполненный какими-то документами и папками. Черт, если Волжак продумывала дизайн сама, то со вкусом у нее определенно полный порядок.       Следующей была кухня. Там я вовсе открыла рот и не могла его закрыть до момента, как мы оказались у двери спальни.       Волжак остановилась, и я почувствовала, что она волнуется. Я сжала ее руку в знак поддержки. Она подняла голову и, глядя в дверь спальни, произнесла:       — Я не хотела, чтобы ты приходила сюда, когда тут было… не так. Я не считала эту квартиру домом, поэтому не видела смысла что-то тут делать. Это просто было место, где я спала. Но… В общем, это и было сюрпризом, который я хотела тебе… показать. Ну, тогда, — смутилась Волжак, а я покраснела.       Вот же я дура. Она хотела в тот раз пригласить меня к себе! Она тут все переделала и хотела поделиться этим, но я… Тупая дура!       Мне стало так неприятно и обидно, что я такая идиотка, что на глазах снова навернулись слезы. Я готова была врезать сама себе. Волжак, вероятно, услышала мой жалкий всхлип, потому что резко повернулась и подняла мое лицо за подбородок.       — Почему ты плачешь? — нахмурилась она.       — Потому что… — Я начала снова всхлипывать, но постаралась взять себя в руки. — Потому что я дура, а ты… — Снова всхлип. — Ты… Я люблю тебя, — на выдохе бросила я и прижалась к ней, утыкаясь лицом в шею.       Я просто стояла и плакала в Волжак, обещая себе больше никогда на нее не давить и ничего не требовать. Потому что, видит Бог, эта женщина невероятна.       Когда кофта Екатерины Александровны была уже практически насквозь мокрая, она чуть отстранилась и взяла мое лицо в ладони. Вытерла уже утихающие слезы большими пальцами и, медленно наклонившись, поцеловала меня.       Это был самый сладкий, самый чувственный и самый долгожданный поцелуй, который уже через несколько секунд стал набирать обороты, становясь страстным и жадным.       Волжак не глядя толкнула дверь в спальню. Мне было некогда рассматривать обстановку, да и свет мы не включали. Просто завалились на кровать, снимая друг с друга одежду. Когда нам обеим ничего не мешало, я, наконец, почувствовала всей своей кожей ее тепло. Волжак легла сверху, заставив меня широко раздвинуть ноги. Она терлась своей промежностью о мою, и, не буду врать, я готова была скоро кончить. Но моя бывшая начальница не собиралась так скоро заканчивать наше безумие.       Она целовала, кусала и облизывала меня везде, постепенно спускаясь вниз. И когда я почувствовала, как ее губы приближаются к моему сосредоточению всего, я уже не могла сдерживать стон. А когда почувствовала ее язык внутри, то мое сознание и вовсе отключилось.       Интересно, я когда-нибудь привыкну к таким бурным оргазмам?       После моего сокрушительного окончания мы поменялись местами — теперь я была сверху и целовала ее губы, на которых все еще был мой вкус. И это настолько вскружило мне голову, что живот снова скрутило в желании. Но у меня было еще одно. Которое тлело во мне месяцы напролет. И я хотела рискнуть.       Я осторожно опустилась губами на ее шею, потом к ключице. Господи, какая у нее нежная и мягкая кожа! А запах… Только от одного запаха можно сойти с ума.       После того как верхняя часть была «обработана», я решила попробовать ступить на еще особо неизведанную территорию. Поэтому так же осторожно, по сантиметру, я начала опускаться к груди. Когда ее сосок оказался у меня во рту, я думала, что мир рухнет. Просто рухнет, потому что ощущения, что наполняли меня в тот момент, были сродни невозможному.       Проведя языком вокруг одного соска, я чуть втянула его в рот, буквально растекаясь от удовольствия. Не знаю, как Волжак, но мне было безумно хорошо. Я лишь надеялась, что ей тоже.       Перейдя ко второму и уделив внимание ему, я вернулась к ее губам, чтобы немного успокоить. Я чувствовала, как она напряжена. Чувствовала, как напряжено ее тело, как она борется с собой, раздумывая, подпустить ли меня ближе.       Но я с таким чувством поцеловала ее, что даже если у нее и оставались сомнения, то они должны были уйти.       Я открыла глаза и посмотрела на Волжак.       — Я люблю тебя, — тихо, но уверенно произнесла я. — И я хочу, чтобы ты это почувствовала. Если ты позволишь.       Столько страха в глазах человека я не видела ни разу. Я почти уверена, направь Волжак в лицо дуло пистолета — и то она выглядела бы более невозмутимой. Но в тот момент… Я поняла, что пустить меня в свой дом, что-то рассказать или чем-то поделиться — это такая мелочь, по сравнению с тем, чтобы подпустить меня так.       Но я была готова к отказу. Даже если она отстранится, я твердо решила, что это не повлияет на наши отношения. Я не стану на нее давить или обижаться. Просто подожду.       Но Волжак как-то нервно выдохнула, глядя мне в глаза, после чего облизнула свои сексуальные до невозможности губы и… кивнула. Медленно, осторожно, еле заметно, но кивнула. Я ее поняла. Поэтому медленно, с наслаждением поцеловала ее, пытаясь хоть как-то успокоить. Только когда ее дыхание стало стабильным, а не прерывалось от страха, лишь тогда я рискнула спуститься ниже.       Я целовала каждый дюйм ее тела, проходилась языком по всем ямочкам, впадинкам, родинкам. Поцеловала каждый ее шрам, потому что даже они — часть ее, а я люблю ее всю. Целовала ее живот, напрягающиеся мышцы пресса, впадинки у бедер, постоянно повторяя, что люблю ее. И когда я оказалась уже между ее ног, поняла, что она на грани того, чтобы остановить меня. Потому что ее рука схватила мою в нерешительном жесте. Я решила действовать. Резко поднявшись вверх, я впилась губами в ее губы, переплетя ее пальцы со своими. Она снова немного расслабилась, и тогда второй рукой я стала опускаться ниже. Сначала плечо, затем грудь, ребра, живот, и только потом я положила ладонь между ее ног, не переставая целовать.       Я знала, что так ей спокойнее. Она чувствует меня всем телом и может контролировать. Именно это ее успокаивало. Поняв, что сопротивления нет, я опустила руку ниже.       Там было так влажно, что я, не контролируя себя, застонала ей в рот. Как же я ее хотела! Как же мне хотелось доставить ей удовольствие, которое она постоянно доставляла мне. Волжак была не просто прекрасной любовницей — она была чувствующей. Она всегда словно знала, чего мне хочется. Когда я хочу ласки и нежности, а когда хочу подчиниться. Она чувствовала это, и именно поэтому каждый раз с ней был каким-то фейерверком. И мне хотелось хоть на толику совершить с ней нечто подобное.       Я провела пальцами вверх и вниз, словно распределяя смазку. Я чувствовала ее жар ладонью. И как бы я не хотела не торопиться, я просто не смогла. Мои пальцы скользнули внутрь нее, а Волжак в этот момент с силой прикусила мою губу. Внутри было очень влажно и очень горячо. Она сжала пальцами мою руку, которую все еще держала, и шумно выдохнула через ноздри, зажмуриваясь.       Я начала двигаться. Медленно, размеренно, постепенно наращивая темп. Бедра Волжак двигались навстречу моей руке, и я перенимала ее ритм. Ее дыхание становилось все тяжелее и глубже, тело все больше напрягалось. И когда я вошла в нее максимально глубоко, до основания пальцев, ее бедра приподнялись, а сама она будто натянулась, как струна. Я была удивлена, но… кончила за ней следом. Без какого-либо «механического» воздействия. Еще один сюрприз от моего тела.       Я лежала, не вынимая из нее пальцев. Я не знала, что будет дальше. Просто хотела продлить это ощущение. Через какое-то время Волжак убрала мою руку и сдвинула ноги. Я лежала рядом, глядя на ее лицо. Когда она открыла глаза, я заметила, что они блестят. Интересно, когда женщина плачет после секса — это хорошо или плохо?       Почему-то я почувствовала себя виноватой.       — Прости, — прошептала я, чувствуя себя каким-то ничтожеством. Только не могла понять почему.       Волжак грустно усмехнулась и, не поворачивая головы, ответила:       — Тебе не за что извиняться.       Я не знала, что сказать на это. Поэтому предпочла промолчать.       Через несколько минут Волжак снова подала голос:       — Ко мне очень давно никто не прикасался… так. Это… Я просто…       — Я понимаю, — прервала я ее, целуя в висок. — Прости. Просто я хотела, чтобы ты… Чтобы ты… Прости.       Не нужно было склонять ее к этому. Мы только помирились, может, она из-за этого и решила пойти дальше?       — Ты ни в чем не виновата. — Она посмотрела на меня. — Мне было хорошо.       — Правда? — с сомнением спросила я.       — Да. Просто… мне сложно. Но я ни о чем не жалею.       — Я люблю тебя. — Я поцеловала ее губы, прижавшись. — Я очень сильно тебя люблю. И я обещаю, что не буду на тебя никогда давить. Я обещаю. Пусть все идет так, как идет. Просто… просто не отворачивайся от меня и… не уходи. Прошу тебя.       Я сама не поняла, как по моим щекам снова потекли слезы. Сегодня что, какой-то особенный день, что все плачут?       Она просто прижала меня к себе, накидывая сверху одеяло.       — Все будет хорошо, — тихо сказала она в темноту ночи.       — Я… — Я хотела сказать ей эти слова очень давно. Но, кажется, только сейчас пришло для них время. — Я не знаю наверняка, что ты испытала в своей жизни. И если ты решишь это похоронить в себе и ничего не рассказывать — я пойму. Просто знай, что я сделаю все, что от меня зависит, чтобы избавить тебя от любой боли. Я… Я готова разделить ее с тобой. Просто знай это.       — Хорошо, — ответила Волжак, придвигая меня ближе к себе.       Я лежала в ее объятиях и понимала, что счастлива. А еще — что мне очень страшно. Страшно, что это может закончиться. Сегодня был определенно какой-то особенный день, потому что я уже непонятно в который раз начала плакать. Безмолвно, бесшумно, без всхлипов, но слезы текли из глаз сами по себе.       — Почему ты плачешь? — Волжак чуть отодвинулась и приподнялась на локтях.       — Я не плачу, — пробормотала я, пряча лицо в подушку.       — Мне придется сушить наволочку, — саркастично заметила Волжак. — Так почему?       Я вздохнула.       — Потому что… — Что мне ей сказать? Правду? Она посчитает меня идиоткой. — Потому что… мне страшно.       — Тебе страшно? — Даже если Волжак и попыталась скрыть удивление, у нее это не получилось. — Ты боишься… меня?       — Не тебя, — хныкнула я. — А того, что ты со мной делаешь. Я… Я просто не знаю, что буду делать, если ты… уйдешь.       Ну вот. Показала себя истеричкой, слабой и тряпкой. Молодец, Никоненко, так держать!       — О-у, — протянула Волжак, а потом улыбнулась.       — Рада, что тебя это веселит, — пробурчала я, вытирая щеки.       — Нет, — покачала она головой. — Меня это не веселит. Просто… Это так похоже на то, что чувствую я.       Я вытаращилась на нее так, словно она только что сказала, что в ее кабинете сидит Джонни Депп в костюме шмеля на голое тело.       — Ты… — Я не верила ушам. — Ты чувствуешь… то же самое?       — Да, — просто кивнула она.       — И… тебе тоже страшно?       — Страшно, — согласилась Волжак. — И непривычно. И иногда я не знаю, что с этим делать, но… Наверное, оно того стоит. Ты первый человек, которого я подпустила настолько близко.       — Я тебя вынудила, — хихикнула я.       — Это, конечно, тоже, — усмехнулась Волжак. — Но… Все началось гораздо раньше. Я ни с кем не… спала так долго, как с тобой. Я имею в виду, с одним человеком. Постоянство в сексе сродни отношениям. А я избегала их, как могла. Но… Потом появилась ты, и что-то пошло не так, — улыбнулась она, словно что-то вспоминая. — С того момента, как ты назвала меня «обезьяной ушастой».       — О боже! — Я покраснела.       — Да, в тот момент я именно это и подумала. О боже, — засмеялась Волжак.       — Я готова искупить свою вину за эти грязные слова, — улыбнулась я, целуя ее в изгиб челюсти.       — О, ты искупишь, — усмехнулась Волжак, сбрасывая одеяло и наваливаясь сверху.