История Беллы

Конец весны 1950 года             Дождь и ветер поздней ночью вытанцовывали. Он — ветер, вальсируя, швырял усталые ветви деревьев из стороны в сторону. Подвывал, будто осчастливленный той мыслью, что они мучаются. Ведь стоит ему лишь чуть-чуть усилить свои порывы, так тут же ветки сломаются, их последний слабый треск никто не услышит.       Он — холодный дождь скорбел по сломанным ветвям, бурно обрушиваясь на них влажными каплями слез.       Ветер, дыша, затихал лишь на мгновение, мчался через густые, поверженные им же заросли. В счастливом полете демона он иступлено рвался вперед до тех пор, пока вместе с дождем он не наткнулся на препятствие — человеческое жилье. И, наконец, врезавшись в него, он резко бросился в эксцентричном порыве в противоположную сторону.       Хотя «жильем» этот каменный особняк было бы назвать оскорблением. Викторианское, трехэтажное здание даже в темноте было великолепно. Пусть ветер и загасил все фонари в саду, тяжеловесные очертания серой кирпичной кладки было невозможно не разглядеть. По фасаду вверх, украшая, вилась темная, чешуйчатая, многоглавая змея, сверкавшая во вспышках грозы своими глазками-бусинками. У нее было много очей, и каждое наблюдало внимательнее судьбы за любым шорохом, движением всех, кто находился поблизости.       Массивный замок на двери тихонько посвистывал, когда через него проникал ветер. Лестница, усыпанная трещинами на старом камне, промокла под дождем. Все окна в доме заперли ставнями. Свет растворился под тяжестью ночной мглы.       Только одно мансардное оконце, почти под самой крышей освещалось тусклым светом, прикрытым чьей-то невысокой тенью. Тенью женщины. Женщина держала пальцы над свечой, и наклонив голову смотрела в сторону. Через мгновение она одернула руку и присела на кровати. Часы на тумбочке тихо тикали, подпевая дождю и постепенно утихавшему ветру. Вдруг тот постучал в окно. Женщина судорожно вздрогнула. Лицо ее было унылым, как серые тучи. Ничего, кроме какой-то траурной скорби не выражали синие глаза. На впалых молодых щеках не появлялись приветливые ямочки.       Шла минута, другая, третья. Часы пробили о начале нового дня. Темная фигура, сидевшая замерев, взмахнула палочкой. Свеча погасла. В то же мгновение женщина нырнула под одеяло с головой.       А дождь, наконец, перестал капать с небес. Небо очистилось от туч. Луна осветила фигуру спящей женщины. Скорее всего ей было не больше двадцати. Кожу еще не прорезали морщины, а волосы — серебряная седина старости.       За это время она уже успела уснуть, мирно лежала в кровати, не шевелилась и тихо вздыхала. Прозрачные занавески пропускали лунный свет, такой нежный, что и мрак этого дома отступал в темные углы, туда, где ничто не настигнет его.       Все дышало необыкновенной и странной безмятежностью. Даже часы на подставке сообщали время настолько тихо, что заставляли позабыть о себе.       Только картина, которая висела в тени кроватного балдахина беспокойно шуршала. Казалось бы, изображение в возбуждении было готово выскочить из рамы наружу. Нарисованная на ней фигура колдуна в темной до пят мантии с серебряными звездами двигалась как тень, расхаживая по картине туда-сюда, от одного края рамы до другого. Подол его мантии, развеваясь, спешил за ним. Волшебник то исчезал, то появлялся в картине, смотря на безмятежно спавшую женщину с нескрываемым беспокойством. Он махал палочкой, стучал по крышке своего нарисованного стола и с дрожью протирал промокший лоб, на который ниспадал пушок его редких, белых волос.       -Проснись! — прошипел он почти вслух. — Проснись, тебе говорят!       Женщина не пошевелилась все, продолжая так же безмятежно спать. Колдун на картине ругнулся полушепотом и оглянулся, пройдя через раму. Появившись на изображении вновь, он прокричал:       -Срочно просыпайся, иначе тебе же будет хуже!       Спавшая женщина тяжело задышала, прежде чем открыть глаза и вскочить на постели.       -Что произошло, Арчибальд? — с ужасом спросила она у колдуна на картине, нервно качая головой.       -Он пришел только что. Матильда из гостиной передала мне это через другие картины. — Прошептал он. — Спрячься, он сегодня явно злее, чем обычно!       Резко откинув одеяло от себя, она коснулась носочками пола, намереваясь покинуть свое ложе. По ее напуганному лицу даже в темноте можно было понять — она осознавала, кто пришел и что означает его еще более сильный гнев. Дрожащими руками она сложила одеяло и коснулась пятками холодного паркета.       Как только она захотела тихонько слезть с кровати, так тут же заскрипела входная дверь. Лицо женщины машинально сморщилось, сжались ее тонкие плечи.       Краем глаза она смогла заметить, что колдун на картине растворился, словно стертый невидимой рукой художника. Это произошло за мгновение до того, как дверь распахнулась.       Теперь в комнате осталось две тени — тень напуганной до смерти женщины и еще чья-то — не менее темная, но более грозная.       -Добрый вечер, дорогая. — Холодно проговорил вошедший, обращаясь к напуганной женщине.       -Добрый…. — Слабо прошептала в ответ она, тихонько двигая ногу, пытаясь незаметно изобразить, что она долго спала, и буквально только что пробудилась от глубокого сна. Вошедший в комнату мужчина прошел дальше в комнату, оглядывая все кругом.       -Ты что не спала? — полюбопытствовал он, косо смотря на женщину.       -Спала. — Машинально проговорила она и тут же пожалела об этом.       -Тогда зачем ты ноги свесила?       Она попятилась, и начала нести то, что в голову придет:       -А… я просто… ну….       -Можешь не пытаться врать. — Отрезал мужчина. — Я ведь и так знаю, что ты не спала.       Резким движением он распахнул шкаф, повесив туда свою рабочую мантию и рубашку. Женщина, сидевшая на кровати, не смела пошевелиться. Пока мужчина ходил по комнате, раскладывая свои вещи по местам, она молчала, не отрывая от него испуганного взгляда.       Несколько раз, пройдясь по комнате, мужчина ушел, захлопнув дверь ванной комнаты.       Женщина сидела все так же неподвижно в молчании еще несколько минут. Звук захлопывавшейся двери застрял в ее подсознании. А когда он пропал и она, наконец, услышала тишину, руки и тело ее расслабились. Она упала на свою маленькую подушку, опять замерев. Ее неподвижность длилась, кажется, целую вечность, пока вдруг она внезапно не зашевелилась и не раскрыла широко глаза. Резким движением она зарылась лицом в подушку и заплакала, глухо всхлипывая. За окном вновь застучал дождь, как затерявшийся странник, просивший ночлега. Мир, кажется, не собирался покоиться во сне.       Женщина перестала всхлипывать и закрыла глаза, тихо вздыхая. Кажется, ей стало легче, ее глаза не озирали комнату со страхом. Она была спокойна и душой и телом до тех пор, пока мужчина не вернулся в комнату и не распластался в кровати рядом с ней. Этот жест заставил ее душу беспокойно трепетать.       Инстинктивно она начала отодвигаться подальше от этого человека, мучительно желая чего угодно, чего угодно, лишь бы не находиться рядом с ним. Как только она сдвинулась на миллиметр в сторону, ее руку настигла грубая ладонь. -Тебе не кажется, что ты не исполняешь своих супружеских обязанностей? –с уничижительной лаской прошептал он на ухо колдунье.       Эта нежность была настолько угрожающей, что женщина боялась, чтобы та продолжала теплиться в нем.       -Я знаю… — расторопно бормотала она. — я твоя жена, … поэтому… я-я…       Она совершенно не знала, что ответить, не понимала, как защитить себя в первую очередь от собственного страха. Ее пустой лепет казался ей еще более пустым, с каждым произносимым ею звуком. Тень человека прятала ее тело под собой.       -Великолепно. — Промурлыкал мужчина, ударив женщину по лицу.       Женщина вскрикнула и попыталась отвернуться, но мужчина спешно сжал ее лицо, гладкой, пахнущей мылом ладонью и поднес к глазам.       -Не изображай непонимание, женщина. — Прорычал он, ногтями впиваясь в ее побледневшие щеки. — Ты прекрасно знаешь, что мне нужно.       Она яростно затрясла головой, и за попытку вырваться получила еще один удар.       -Ты должна останешься до конца своих дней, как бы ты не старалась. –Без криков сказал он, хватая свою жену за волосы. — А твой долг начался со времен нашей блаженной свадьбы. Которая произошла отнюдь не из-за моего милосердия к обедневшим чистокровным колдуньям.       Колдун, не щадя, сжимал бледное лицо женщины. Ее глаза были готовы выскочить из орбит. Она понимала что, наконец, попалась. Действительно. Она спаслась лишь от бедности, но не от жестокости. Ее муж был прав. И она ненавидела его за эту правду.       Почувствовав, как ее лицо опустили, она упала на кровать и расплакалась, уже не боясь ничего, всхлипывая и подвывая с той силой, которую она ощущала в своей душе. Она слышала, как ее муж скидывает с кровати одеяла, подушки, закрывает постель балдахином и сдергивает с себя нижнее белье. Ее постель стала похожа на боксерский ринг, где уже заранее был известен победитель. Колдунья лежала пластом, неподвижно, дыша, будто перед смертью, словно поверженная еще до начавшегося боя. И боялась открыть глаза.       -Можешь выпить это. Для храбрости. — от его голоса она вынуждена была распахнуть веки.       Ее супруг присел рядом с ней, держа в руке бокал с чем-то кисло и очень пронзительно пахнущим. В его глазах играли злобные огоньки, на губах змеилась улыбка.       Послушно протянув трясшиеся руки к бокалу, она залпом осушила его до дна. Резко, как будто в ее тело вколотили гвоздь она ощутила, что ее страх после виски взрос еще больше. Но было уже поздно. Он опять ударил ее по лицу и тут же сжал ее губы в зверином поцелуе. Его язык шевелился в ее рту с небрежностью зубной щетки. Она не шевелилась и лишь покорно расстегнула пуговицы своей ночной рубашки. Перевернув на живот ее неподвижное тело, мужчина придавил ей руки и навалился сверху.       Ей было больно, липко, холодно и страшно. И она почему-то знала — если бы она могла бы попросить у него нежности она бы точно забыла бы о неудобствах. Он бы убил ее в своей страстной ярости. Его движения были машинальны, а она точно также покорно не сопротивлялась.       Отточенный до автоматизма мучительный акт длился недолго, но ей казалось иначе. Сжимая челюсти, женщина старалась не кричать, не плакать от боли, но скулеж раздавался сквозь сжатый рот. Тень, нависавшая над ней, не желала отступать, насильно отбирая то, что она давно задолжала.       Как только первые лучи осветили комнату, мужчина выпустил свою жену из оков своих объятий, разморено развалившись на постели. Женщина сжалась в самом углу, у края, стыдливо пряча наготу, которую еще сильнее обнажал бесстыжий, хоть и слабый солнечный свет.       -Я тебя ненавижу… — прошептала она, едва слышно. — Мерлин как я тебя ненавижу…. Ненавижу.       -В нашем браке ненависть - это бессмертная любовь. — Хмыкнул муж, вставая с кровати.       Женщина завесила лицо волосами, стараясь не издавать ни звука. Слушала, как мужчина распахивает ящики, вынимая из них нужную ему вещь, снова захлопывает, уходит в ванную и возвращается в комнату вновь. Она слышала, как он одевался, застегивал пуговицы своей мантии, искал нужный ему одеколон в хрустальной колбе. Слышала, как он открыл дверь, но не перешагнул порог, сделав несколько шагов в сторону. Вдыхала тяжелый запах пота. Мучимая крупной дрожью она знала — этот позор ей не смыть даже под струями самой чистой воды. Стыдясь, она не могла отвести взгляда от кровавых пятен на постельном белье, насильно притягивавших ее взгляд магнитом.       -Думаю, наши дальнейшие отношения будут гораздо приятнее, — Сказал муж, обращаясь к своей жене.       Он поднял волшебством оделяла с пола и, накрыв ими женщину, ушел. Тихо закрыл дверь, мастерски не ступая на самые скрипящие дощечки паркета. Она даже не сразу поняла, что он покинул спальню.       Колдунья слушала шаги вниз по лестнице, шуршание мантии колдуна с портрета. Не шевелясь в куче одеял, задыхаясь от духоты, она потеряла над собой контроль. Глубокая зима 1951 года       Девять тяжких месяцев женщина пережила с той поры. И сейчас она мучительно думала — «Уж лучше бы мне умереть. Умереть сейчас. Это будет заслуженно за все это…».       Она тяжело вздохнула и еще раз протяжно и хрипло закричала, чувствуя, как сил у нее становится все меньше и меньше. Она бодрила себя мыслями о миге наслаждения — когда у нее окончательно иссякнут силы. И голова рухнет на подушку в бессилии, и она отключится, задыхаясь в мерзком запахе собственных пота и крови.       С каким разочарованием колдунья понимала, что силы не кончаются! Она больше не могла чувствовать этого разочарования!       -Хозяйка! Еще чуть-чуть! Совсем немного постарайтесь! — пропищал голос. Она послушно напряглась и завопила, внизу живота вновь заныло от страшной боли. Из ее рта уже издавался даже не крик, а писк, похожий на крысиную возню. Сколько времени она уже тут мучается в агониях?       -Воды! Дайте мне воды! — не своим голосом пропищала она.       Эльф-домовик подошел к ней, помогая глотать живительную влагу, насильно вливая в нее жизнь. Вся в поту, она была вынуждена вновь тужиться и орать, надрывая глотку. Это было и вправду похоже на смерть. И на те муки, из-за которых происходит эта смерть. Ее бросало то в жар, то в холод.       Несколько часов она ревела зверем от боли, дергалась как бешеная. Но это уже была не жалость к себе. Ненависть.       И когда это, наконец, закончилось, она обмерла на кровати и закрыла глаза, глотая улетучившийся из душного помещения воздух.       -Открой окно! — приказала колдунья домовику хрипло. — Открой окно, я больше не могу!       -У вас дочь, мадам.       Услышав эти слова, колдунья почувствовала как тот воздух, который она с таким трудом глотнула, покидает ее легкие. И слабый писк, который она услышала через секунду, заставил ее задыхаться от бессилия.       -Ненавижу. — Произнесла она, одними лишь губами, обращаясь к тому, что начинало орать еще громче и всхлипывать.       К ней поднесли то, что она породила. Ребенка. Новорожденная девочка разрывала глотку в криках. Ее красное лицо, сжатое от криков, закрытые, маленькие глаза… Все это внушало колдунье еще больше, что то чувство, которое вонзилось в ее сердце как ядовитая стрела, имеет право на существование.       -Открой мне окно, наконец! — рявкнула свой приказ колдунья державшему в руках ребенка домовику.       Эльф послушался, бросившись к зашторенным ставням, положив ребенка, не перестававшего кричать, на колени к матери.       В комнату прошел статного вида мужчина. Увидев свою новорожденную дочь он проговорил совсем мрачно.       -Наконец-то.       Он прошел в комнату и сел в кресло напротив кровати жены, откинул голову назад.       Женщина переводила взгляд с него на кричащего ребенка - и обратно, испепеляя обоих с одинаковой враждебной яростью.       -Как вы назовете вашу дочь, Хозяйка? — спросил домовик, подходя к кровати женщины.       Маленькая девочка, лежавшая среди беспорядочно раскиданных по кровати одеял, пищала все тише и тише. Она дрожала от холода, из открытой форточки в комнату проникал сквозняк. Казалось, вот-вот еще пару минут, и ребенок умрет от холода. Но никому не было до этого дела. Никто не смотрел друг-другу в глаза. А плач все утихал и утихал, крик умирал в устах маленькой девочки вместе с жизнью.       Настало время соблюсти формальность и она это знала.       -Беллатриса. — прохрипела колдунья после продолжительной паузы, вдыхая в легкие как можно больше воздуха. — Беллатриса Друэлла Блэк.       Она ни секунды не думала над вопросом, выбрав первое попавшееся имя для этого существа… и в тот же миг она почему-то ощутила, что никакими другими звуками она не сможет выразить все чувства к этому новорожденному человеку.       Она едва различила, что ее муж кивнул в знак согласия и посмотрел на домовика, указывая тому на дверь. Никто даже не заметил, что новорожденная Беллатриса уже перестала рыдать.       -Постой. — Сказала колдунья, окликая домовика, когда слуга почти перешагнул за порог. — Забери ее с собой. — она ткнула пальцем в младенца. — Сделай с ней все что надо, накорми, одень и… выполняй! Убери ее отсюда! Вон!       Последние слова резко сорвались на крик. Эльф проковылял к кровати и закутал ей ребенка первой попавшейся под руку тонкой пеленкой. Взяв сверток, который тут же начал тихо и беспомощно пищать и причмокивать, домовик прижал его к своей груди и последовал в другую комнату.       Колдунья слышала, как вопли новорожденной возобновились с новой силой. Это уже были не те крики, которые издала Беллатриса в самые первые секунды своей жизни. Плача девочка будто обращалась к своей матери, не желавшей ее видеть.       -Жива, значит? — беззвучно, со звериной ненавистью, проговорила колдунья, отвечая на вопли дочери, которые стали ей особенно невыносимы. — Живи дальше…       Сон закрыл ей глаза вместе с разочарованием в жизни.